Многонародные самозванцы и их язык

Профессор Гасан Гусейнов разбирает старо-новые словечки, гальванизированные в Кунсткамере в Петербурге. Почему путинский режим так торопится дать новое обоснование войны в Украине с помощью странных слов «многонародие» и «многонародная Россия»? Откуда эта новая проговорка? В какую эпоху она ведет? История политического языка столетней давности оказывается ключом к оправданию новейшей военной авантюры.

Музей антропологии и этнографии им. Петра I (Кунсткамера) © фото: commons.wikimedia

Политические наблюдатели вот уже третий десяток лет следят за речью хозяев Российской Федерации, а время от времени обнаруживают, что вот снова взялись российские власти непосредственно за тот язык, на котором все эти годы пекут свои законы и приказы. Вот и сейчас, в декабре 2022 года, уже почти год сжигая и бомбя Украину, путинские люди никак не могут найти в русском политическом языке надежное и однозначное обоснование необходимости этой войны.

Сначала никто не мог выговорить «денацификация» и «демилитаризация». А ведь как-то надо объяснять народу-языкотворцу свои пожелания. А и даже произнести эти слова не могут с первого раза вернейшие из верных.

Найден вроде бы безупречный повод: соседний народ оказался во власти наркоманов. Потому и сопротивляется так ловко.

Стреляешь ракетами, вводишь танки. Твои приказы ясны и жестоки, твои подчиненные пытают, режут, грабят, жгут. Но это не помогает. А вот соседям, нацистам и наркоманам, начинают помогать. Вся Европа. Северная Америка и Австралия.

Ты должен быстро найти новое объяснение — и для провалов первых месяцев войны, и для внушения подданным необходимости продолжения этой бойни.

Мы воюем не за денацификацию и демилитаризацию Украины. Мы воюем не с горсткой наркоманов и нацистов, захвативших власть в Украине. А мы воюем теперь со всем миром, а особенно — с англосаксами проклятыми, которые злонамеренно втянули нас в войну, по сути — заставили нас вторгнуться на свою же — по сути! — территорию.

А вторглись мы туда, чтобы захватить покорную часть местного населения, а земли его южные теплые забрать себе. Потому что они первые начали.

Тут-то и выясняется, что под эти новые свежие идеи не подвезли идеологические обоснования. Нет новых слов. А нужен надежный новый идеологический словарь. И вот он найден в Ленинграде. В Санкт-Петербурге, в городе на Неве.

Как морковку в голову снеговику, этот новый словарик вонзили в пустые снежные головы ленинградского губернатора и главы «Газпрома». Пройдет неделя-другая, и эти слова придется выучить если не всем пропагандистам новорусского мира, то историкам последних лет Российской империи. Удивительно, что гальванизированный эпитет «многонародный» до сих пор не вошел еще в большой политический дискурс, нарратив и лексикон текущей путинской вертикали.

Сегодня мы в петровской Кунсткамере открываем новую постоянную действующую экспозицию „Имперский зал: Многонародная Россия“. Это очень символично. Потому что сегодня — 2 ноября 2022 года — ровно 301 год со дня провозглашения России империей. Имперская идея Петра — это идея единения народов России. Это идея достижения великих целей существования нашей страны. Это сильная, это единая, это современная Россия.

Вся жизнь Петра, вся его деятельность, все его подвиги, поступки, были посвящены только этой идее — создать из России мощную непоколебимую империю. И он достиг этой цели при своей жизни, выиграв Северную войну, обеспечив выход к морю России, одержав самую славную российскую военную победу в XVIII веке — победу в Полтавской битве. Империя — это армия, это флот, это промышленность, это наука. Наука — это, конечно же, Кунсткамера. И Кунсткамера — это часть имперской идеи Петра как единой многонародной России, 

— сказал Алексей Миллер.

От главы «Газпрома» не отстает и ленинградский губернатор:

Пётр Первый был собирателем земель, собирателем народов. Провозгласив страну империей, он говорил, что в ней могут все жить спокойно. Многонародие, многонациональность, многоконфессиональность — это наша национальная идея. Новая экспозиция — свидетельство того, что Россия сохранила культуру многих народов, их язык, их обычаи, 

— сказал Александр Беглов.

Но словарь-то этот мудрено-архаичный не с Невы же, в самом деле, надуло: «многонародие», «многонародный». Где и когда люди в этой стране читали такое? Супостатский ворд словечки эти подчеркивает красной чертой, еще не выучил, стало быть. Откуда же мы их помним. А вот откуда.

Несчастный Григорий Адольфович Ландау напечатал в ноябре 1924 года в «Вестнике главного правления общества Галлиполийцев» заметку «Дѣло Петра» (11.1924). И были там такие слова:

Многіе сейчасъ въ дѣлѣ Петра видятъ послѣднюю причину великой смуты, ― въ произведенномъ имъ переломѣ исконной культуры, въ отказѣ отъ вѣковой самобытной замкнутости, въ сквознякѣ, получившемся благодаря окну въ Европѣ, въ заимствованіяхъ и уподобленіяхъ, въ томъ, что сосредоточенная народно-культурная эссенція царской Москвы разсыроплена въ многонародной, многоплеменной, многовѣрной, многоземельной петербургской Имперіи.

И если можно готовить себя и другихъ къ будущему, то ― продумывая своеобразіе имперской страны, многонародной, многовѣрной, многоземельной, многобытовой — великодержавной и великодушной.

Но не могли же, в самом деле, нынешние деятели вникнуть в этот спор русских эмигрантов первой волны с философией русского самодержавия, только-только рухнувшего?

Видно, в страшной спешке готовится новое идеологическое обоснование путинского похода по «петровским местам». И Григорий Ландау спорил не с историческим Петром, а с политическим мыслителем Петром Бернгардовичем Струве. По Струве, «географически расширяя свое национальное ядро, русское государство превратилось в государство, которое, будучи многонародным, в то же время обладает национальным единством. Могут быть многонародные государства, лишенные национального ядра, их скрепляющего».

Струве называет такие многонародные государства, как Швейцария, Австро- Венгерская или Османская империи лишенными такого «национального ядра», как в России. Только «наличность национального ядра в многонародном целом обуславливает одну характерную для подлинных Империй черту: их способность и волю к расширению. Многонародные государства, лишенные национального ядра, не могут и не хотят расширяться».

Кто решился на гальванизацию последних телодвижений Российской империи перед Первой мировой войной и гибелью империи, мы, возможно, никогда не узнаем. Словечко «многонародный» выдает поспешность текущих российских властей, которым надо было подверстать под новую мировую войну готовое обоснование, и вот они напали на золотую жилу. В 1914 году Струве опубликовал в «Русской мысли» памфлет «Великая Россия и святая Русь», в котором благословлял последнюю империю на мировую войну именно аргументом «многонародности, но цельности»:

Великая Россия есть факт, но не только факт. Это идея и идеал, нечто не только осуществившееся, но и осуществляющееся.

Война 1914 г. призвана довести до конца внешнее расширение Российской Империи, осуществив ее имперские задачи и ее славянское призвание.

Прежде всего, Россия должна воссоединить и объединить с Империей все части русского народа. Отсюда вытекает историческая неизбежность присоединения к Империи русской Галичины. Такое присоединение необходимо — как это, к сожалению, с полной ясностью обнаружилось именно в связи с этой войной — и для внутреннего оздоровления России, ибо австрийское бытие малорусского племени породило и питало у нас уродливый так называемый „украинский“ вопрос. Во-вторых, Россия призвана в том или другом объеме возродить Польшу, как единый национальный организм. Задача эта теперь ясна одинаково и для русского правительства и для русского общества. Психологически она вошла в русское сознание как великая национальная задача России именно в 1914 г. Наконец, Россия должна подчинить своему „контролю“, или иначе влиянию и власти проливы, т.-е. выход из Черного моря в Средиземное. Это для самой России — экономическая и политическая необходимость, но в то же время это — необходимость и для всех народов Ближнего Востока, ибо присутствие России на проливах есть единственное, необходимое и достаточное, обеспечение мирного сожительства христианских народов Ближнего Востока.

После завершения роли прямой освободительницы христианских народов от турецкого ига, Россия теперь призвана осуществлять миссию — могущественного умиротворителя и третейского судьи между христианскими народами, наследниками османского государства.

Обладание проливами необходимо России для нее самой, но оно же необходимо ей и для ее миротворческой и объединяющей роли на Ближнем Востоке. „Весь этот век — пророчески указывал Достоевский в 1877 г., — может быть, придется России бороться с ограниченностью и упорством славян, с их дурными привычками, с их несомненной и близкой изменой славянству… После разрешения славянского вопроса России очевидно предстоит окончательное разрешение восточного вопроса. Россия, владея Константинополем, будет стоять именно как бы на страже свободы всех славян и всех восточных народностей, не различая их с славянами. Мусульманское владение было во все эти столетия для всех этих народностей не единительной, но подавляющей силой и они при нем шевельнуться не смели, т.-е. вовсе не жили как люди. С уничтожением же мусульманского владычества может наступить в этих народностях, выпрыгнувших вдруг из гнета на свободу, страшный хаос. Так что не только правильная федерация между ними, но даже просто согласие — есть без сомнения лишь мечта будущего. А пока новой единительной для них силой и будет Россия, именно тем отчасти, что твердо станет в Константинополе. Она спасет их друг от друга и именно будет стоять на страже их свободы. Она будет стоять на страже всего Востока и грядущего порядка его“…

Цитатой из Достоевского 1877 года Струве пытается в 1914 году придать задачам последнего русского царя ореол значительности. Он еще не догадывается, что всего через четыре года после этого бравурной увертюры не будет больше ни империи, ни славянского единства, ни «контроля» над проливами. Сто с небольшим лет спустя группа политических авантюристов решила, что остальная Европа, изнеженная миром, проспит новый прекрасный план «многонародности».

Правда, сегодня этот план — только кунсткамерное чучело птицы, оглашавшей своим клекотом покои Зимнего дворца. Что неудобосказуемое слово «многонародный», украденное из чужих политических могил, и совсем нелепое «многонародие» повторяют друг за другом новые «благородия» — губернатор Беглов и газоаппаратчик Миллер, — придает новому витку путинского наступления на Украину еще более карикатурные, но и более страшные черты.