Состояние дамб — дело второе, главная проблема — неразумная застройка: эксперт о масштабных паводках в России
Все больше российских регионов охватывают наводнения. Наиболее критическая ситуация в последние недели сложилась в Оренбургской области. На днях повысились уровни воды в Томи и Оби в Томской области и в Тоболе Курганской области. В Тюменской области объявили срочную эвакуацию Ишима. От паводков страдают также территории Казахстана, где тоже идет массовая эвакуация. Почему паводки в этом году оказались такими масштабными? Насколько здесь играют роль глобальные изменения климата, вызванные деятельностью человека? Обсуждаем с экологом, докторантом в университете Нового Южного Уэльса (Сидней) Евгением Симоновым.
Опубликовано:
Слушать - 13:17
Эколог Евгений Симонов о масштабных паводках в России и Казахстане
RFI: Почему паводки в России и Казахстане, в частности на реке Урал, в этом году оказались такими масштабными?
Евгений Симонов: Если говорить сухим метеорологическим языком, то случилось несколько вещей. Во-первых, в кои-то веки зимой было много снега. Во-вторых, во многих регионах, в частности в бассейне реки Урал, земля сильно промерзла. А до того, как она сильно промерзла, она сильно напиталась водой. Началась резкая оттепель. А у нас в последние годы в связи с изменениями климата более резко проявляются разные климатические аномалии. Так вот, когда началась, условно говоря, «дружная весна», а она была очень «дружная» — со скачком градусов в десять — то вся вода устремилась в реки, потому что снег стал быстро таять, а в почву он впитаться не мог — там лед. Это — основной, так сказать, сюжет для всего этого региона.
Климатические изменения, вызванные деятельностью человека, насколько они сыграли роль в нынешней природной катастрофе?
Это очень сложно утверждать наверняка. Но авторитетные органы считают, что играют. В частности, два года назад Росгидромет опубликовал третий оценочный доклад про изменения климата. Там он четко указывал на рост риска наводнений в связи с увеличением осадков в Оренбургской области и других регионах юга Поволжского федерального округа, например. То есть прямо указывал на изменения климата в этом конкретном регионе и на усиление наводнений как следствие этого.
Дамбы, которые сейчас есть в России — дамбы советской постройки или введенные в эксплуатацию уже при Путине, — в каком они состоянии? Мы видели то, что произошло в Орске, где дамбу просто размыло. А в других местах? Насколько российские города защищены от таких паводков?
На каждую дамбу найдется паводок, который через нее перельется, как мы видели это в Орске. Любая такая инфраструктура рассчитана на какую-то конечную величину подъема воды и мощности потока.
Большая часть этих дамб защищает достаточно неразумно спланированные поселения, которые вылезли на пойму, где должна время от времени течь вода. С моей точки зрения, в каком состоянии дамбы — дело сильно второе. Первое дело — это где они и что они защищают. Есть ли политика, способная долговременно снизить риски? Например, за счет переселения на более высокие и удобные места. У нас такая политика находится в зачаточном состоянии. Поэтому на всех дамб не настроишь.
За годы после перестройки садовые товарищества, созданные когда-то на неудобьях и в поймах, превратились в коттеджные поселки и новые микрорайоны. Потом их, естественно, заливает, потому что они были построены в тех местах, которые классически естественным образом заливаются часто. Вспомните, например, Большой Уссурийский остров в 2013 году рядом с Хабаровском.
Но у нас это стандартная ползучая градостроительная эволюция. Людям когда-то дали землю там, где ее давать было категорически нельзя, исходя из каких-то социальных соображений. Они потом что-то там понастроили, создали ценное имущество, потом кто-нибудь это обнес дамбой. И так нарастает ком проблем, пока не приходит крупное наводнение и все это не накрывается медным тазом.
Тут вопрос шире — о градостроительной политике. Где мы эти города развиваем, учитывая, что в России есть выбор, где строиться (она не сильно кучно заселена)? И каким образом мы адаптируем их к усиливающимся по мере изменений климата паводкам? Для реки нужно место, чтобы течь. Если там построили дома, то она рано или поздно их затопит. Конечно, можно адаптировать к тому, что их затопит, но это дорого.
При этом мы видим, что в последние годы в России стали более масштабными и лесные пожары. То есть сначала все затапливает, а потом все сгорает? И все это будет только ухудшаться в будущем?
В обозримом будущем, видимо, да, потому что увеличиваются эти экстремумы, то есть одно крайнее состояние легко переходит в другое крайнее состояние. Увеличивается как количество засух, так и сила наводнений и их частота. Просто это распределяется по сезонам и регионам. Где-то больше одного, где-то — другого. В Оренбурге сначала было десять с чем-то лет сплошной засухи — так, что они водохранилище заполнить не могли, а потом грянуло вот это — сильнейшее за 50 или 60 лет наводнение.
Какие регионы России наиболее страдают от климатических изменений? Где наибольшие риски?
Это достаточно сложно сравнивать, потому что риски крайне разнообразны. Если говорить вдолгую, то одна из наихудших ситуаций именно на севере — глобально. Там происходит не просто учащение отдельных экстремальных явлений, а огромная системная подвижка. Потому что по мере того, как все больше тает лед и отепляется Арктика, все больше тает и мерзлота, а это означает, что выделяется все больше метана, который добавляет парниковых газов, из-за которых все больше тает мерзлота и так далее.
То есть там очень много взаимоусиливающих процессов, которые, по всей видимости, будут необратимо менять ситуацию на огромной территории. А это — почти неизбежная кардинальная смена ситуации, ландшафтов, экосистемных процессов. Это очень опасно.
Говоря о человеческой деятельности, все, что там раньше построено, перекашивает просто потому, что оно построено в расчете на то, что оно впаяно в вечную мерзлоту, а она уже не вечная.
Могут ли регионы адаптироваться к таким изменениям? Что для этого можно сделать, в частности на Крайнем Севере? Возможно ли это?
Адаптироваться человек, конечно, может почти ко всему. Вопрос в том, хватит ли ему на это ресурсов и стоит ли игра свеч. В каких-то случаях возникают ситуации, когда легче мигрировать, чем адаптироваться. Мне сложно говорить про Крайний Север со знанием дела, все-таки для этого нужен очень ответственный анализ.
Но беспокойство вызывает судьба коренных народов, которых у нас на севере довольно много. Все остальные там пришлые, по большому счету, их там не было еще 150 лет назад. А коренные народы там живут тысячи лет. Соответственно весь их жизненный уклад и культура привязаны к определенным природным циклам Крайнего Севера. Если эти циклы резко и серьезно меняются, то, конечно же, для этих общин это — наибольшая проблема. Им адаптироваться гораздо сложнее, чем остальным.
Какую климатическую политику ведет сейчас российский режим? Какая у него доктрина и декларируемые цели? Кстати, Россия — участница Парижского соглашения по климату. Выполняет ли она условия этого соглашения? И еще — на каком месте в мире Россия по выбросам парниковых газов?
Честно скажу, в последний год я в эти данные (о рейтинге стран по выбросам парниковых газов — прим. RFI) не заглядывал. Но главное — они будут очень ненадежными, потому что значительная часть российской статистики в последние два года сильно закрыта. В принципе, по-моему, Россия замыкает первую пятерку — во всяком случае так было лет пять назад.
При этом Россия себя ведет как «ни рыба ни мясо». С одной стороны, никакой дееспособной стратегии борьбы с изменениями климата у нее, безусловно, нет. Усилия ее во многом до войны определялись желанием продавать что-то на климатически чувствительные рынки, а теперь это желание естественным образом увяло.
С другой стороны, если говорить о том, что изменилось за последние годы, я с удивлением выяснил, что Россия стоит на третьем месте в мировом рейтинге стран, свернувших угольную генерацию. Чего не ожидал — того не ожидал. Хотя это вполне закономерно, потому что на внутреннем рынке становится все больше газа, который нельзя продать за рубеж, и все больше давление перевести теплоэлектростанции на газ, который гораздо эффективнее и для людей удобнее. Поэтому можно было бы не удивляться.
С одной стороны, в связи с тем, что страна просто держится на углеводородах, и это — ее главный актив, по большому счету, она ответственна за огромную долю выбросов, проистекающих из того, что добыто на ее территории. Но, с другой стороны, по официальным рейтингам, она не на таком плохом счету, как можно было бы ожидать. А причины для данного индикатора, я объяснил — это вовсе не климатические причины, а просто газ некуда девать.
Как раз хотела спросить, как на эту климатическую политику повлияло российское полномасштабное вторжение в Украину, которое длится уже третий год?
Стимулы для России полноценно участвовать в мировой климатической дискуссии сильно уменьшились. У этого есть прежде всего рыночные причины, потому что ранее климатическая повестка предполагала формирование больших рынков, чувствительных к показателям выбросов на единицу продукции. Соответственно нужно было создавать экспортные потоки, который были бы с хорошими характеристиками с точки зрения их углеродного следа.
Теперь, так как экспорт переориентируется на менее климатически чувствительные рынки, такой стимул у российской промышленности значительно меньше. Соответственно значительно меньше и политический стимул этим заниматься. Поэтому значительная часть программ стагнирует, свертывается или откладывается. Хотя в какой степени — тоже довольно сложно судить из-за закрытости значительной части статистики.
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться