«Травиата» и химиотерапия: французский режиссер сняла фильм о женщинах, умирающих на сцене и в жизни
Свой последний перед карантином сезон Парижская опера начала в сентябре 2019 года постановкой «Травиаты». Одновременно режиссер Жюли Делике снимала за кулисами фильм, сценарий которого переплетается с оперой Верди. На сцене Виолетта умирает от туберкулеза, в фильме молодая женщина проходит курс химиотерапии, а премьера фильма «Виолетта» состоялась 27 мая, во время эпидемии коронавируса. О том, что такое болезнь и трагедия, как зависят друг от друга реальность и вымысел, и что ждет французские театры после карантина, автор фильма рассказала русской службе RFI.
Опубликовано:
Слушать - 10:49
Действие фильма «Виолетта» происходит параллельно за кулисами Оперы и в больнице Гюстава Русси под Парижем, это один из крупных французских центров лечения раковых заболеваний. Исполнительница роли Виолетты Александра Куржак готовится выйти на сцену, а в это время медсестра объясняет молодой женщине, пришедшей на первый сеанс химиотерапии (ее роль играет Магали Годнер), предстоящие ей процедуры.
Обе героини примеряют парики и смотрят в зеркало, пытаясь одновременно примерить на себя новый образ — это одна из центральных сцен фильма. Одна должна перевоплотиться на сцене в умирающую героиню, другая впервые осознает, что болезнь скоро изменит ее внешность.С режиссером Жюли Делике мы разговариваем в тяжелое время — и для театров, и для больниц. Театры закрыты, а больницы переполнены, и параллели между судьбами актрис и персонажей звучат особенно сильно. Поэтому разговор с режиссером начался с невероятного совпадения между вымыслом и реальностью.
RFI: Понятно, что когда вы писали сценарий и начинали снимать, вы не предполагали, что картина выйдет во время эпидемии. Но не кажется ли вам, что ваш сюжет зажил собственной жизнью?
Жюли Делике: Я думаю, что в этом особенность фильма. Когда я только начала работать над сценарием, мне пришлось много заниматься моей матерью, она тяжело болела. А за неделю до съемок умер мой отец. И вот теперь фильм вышел во время эпидемии, когда наконец работа врачей, медсестер и медицинского персонала привлекла к себе внимание. Я преклоняюсь перед этими людьми и вообще перед всеми теми, кто работает для общества — в больницах, школах и в секторе культуры. Выход фильма именно в этот момент — совпадение, но такие совпадения происходили во время его создания постоянно. Это позволило нам действовать инстинктивно, инстинкт вел нас за собой.
«Третья сцена», на которой состоялась премьера вашего фильма, — особый сайт Оперы. Здесь публикуют работы режиссеров, которые связаны с оперой или балетом. Почему вы выбрали именно «Травиату»? Или этот выбор продиктовал сам театр?
Авторы «Третьей сцены» обладают полной свободой. Единственное, что от нас просят, — это снять фильм, и чтобы он имел хотя бы отдаленное отношение к опере. Первое, что сделала Парижская опера — предложила посетить оба ее здания. Мы с Эриком Шароном, моим соавтором, посетили и Гарнье, и здание на площади Бастилии, и спросили, какие оперы будут готовить к постановке в это время — мы хотели иметь возможность наблюдать подготовку вживую. Кроме того, мы искали очень известную, узнаваемую оперу. И когда мы прошли по лабиринту коридоров здания на площади Бастилии, я была поражена, насколько это все похоже на больничные коридоры. Незадолго до этого я много времени провела с близкими в больницах, мне хорошо был знаком этот мир, так что связь возникла сама. Потом точно так же возникла параллель между двумя ситуациями, в которых женщины примеряли парики. Потом мы пошли в больницу, которая должна была стать местом для съемок.
Все это было в начале 2019 года — «Травиату» уже готовили к постановке, премьера ожидалась в начале следующего сезона, осенью. В январе Опера предложила мне снять фильм, в феврале — марте мы посетили больницу, и к тому времени уже поняли, что именно «Травиата» будет нашей путеводной нитью. Так что календарь в некотором смысле определил наш выбор.
Почему тогда фильм называется не «Травиата», а «Виолетта»? В нем четыре женщины — две актрисы играют двух героинь. Они находятся в двух разных пространствах, но все делают параллельно — и идут по бесконечным коридорам навстречу своей судьбе. Кто из них Виолетта?
Фильм так называется, потому что все пошло от этой героини и ее болезни. Мы должны были по-своему интерпретировать самый известный образ умирающей от болезни женщины. А может быть, я выбрала в название ее имя, потому что работала в то время над «Фанни и Александром» (спектакль по Ингмару Бергману, который Жюли Делике поставила в «Комедии Франсез»),и косвенным образом на меня повлияла мысль, что имя олицетворяет героя. И еще для меня было важно, что в центре моего рассказа именно женщина, я хотела представить женское начало. Оно остается неуловимым. Мы не понимаем до конца, кто его представляет, кто из них четверых — Виолетта. Эта женственность постоянно переходит от одной героини к другой, и к третьей. Кроме четырех женщин, о которых вы говорите и в образах которых реальность переплетается с вымыслом, есть ведь еще другие женские персонажи. Они возникают по ходу повествования и играют собственные роли. Есть совершенно потрясающий персонаж медсестры, есть сотрудницы оперных мастерских, которые работают над париками, прическами и макияжем. Все эти люди, благодаря которым в театре становится возможен спектакль, а в больницах больные получают медицинскую помощь, — встреча с ними была огромной удачей. Но уверяю вас, если бы на их месте оказался мужчина, я снимала бы мужчину.
Ваш фильм — о болезни и шире — о трагедии, какой бы смысл ни вкладывать в это слово. Вам удалось сформулировать, что это такое, трагедия?
Я не уверена, что могу сформулировать, но я могу над этим работать. Реальность трогает меня не меньше, чем вымысел, и наоборот. Я воспользовалась реальностью — больницей и оперой — чтобы, в конце концов, добраться до Верди и до понимания того, что такое спектакль и насколько он освобождает. Это позволило мне вернуться в больницу, в онкологическое отделение. Это был сильный опыт, очень простой и — светлый. Это была жизнь. Конечно, от реальности нас предохранял вымысел. Ведь моя героиня — актриса. Я знаю, насколько камера в актерской ложе или в нескольких метрах от сцены может мешать, стать посторонним, чужим вмешательством. И получалось, что именно реальность заставляла меня переходить к вымыслу, чтобы не тревожить ни исполнителей оперы, ни медицинский персонал. Мне необходимо опереться на реальность, чтобы затем полностью уйти в вымысел. Но я хочу, чтобы реальность отошла в сторону, стерлась. Иначе рассказ получается слишком личным, автобиографичным, а я рассказываю истории и выдумываю персонажей.
И одновременно фильм — об опере. Мы входим в актерскую ложу, стоим за сценой. Какую роль в фильме играет музыка Верди?
Я очень быстро поняла, что в этом фильме будет мало диалогов и много музыки. Что музыка будет сопровождать переход из одного пространства в другое. Во время работы я много слушала предыдущие постановки. Музыка «Травиаты» очень популярная, очень распространенная, очень узнаваемая. Я не обладаю высокой оперной культурой. Эрик Шарон знает оперу гораздо лучше — это одна из причин того, почему мы сделали фильм в соавторстве. Но я понимала, что мой фильм будет жить в этой музыке. Когда мы писали сценарий, она вела нас за собой.
Вы — не только постановщик и режиссер, но и директор театра. Сейчас ваш театр имени Жерара Филипа в Сен-Дени закрыт так же, как и Парижская опера и все остальные французские и мировые залы. Что ждет, на ваш взгляд, искусство театра, оперы, балета?
Мы продвигаемся маленькими шагами. Сейчас театры и те, кто в них работает, зажаты между желанием заниматься своим делом и страхом. Я позитивный человек и реалист. Мы очень рано поняли, что некоторые постановки обречены. Но сейчас мы работаем над новым сезоном, пытаемся понять, как ввести в театрах барьерные жесты. С одной стороны это радость — ведь мы возвращаемся в театр, а с другой — опасения и ощущение, что мы снова можем в любой момент откатиться назад. Больше всего меня волнует вопрос, как далеко пойдет эта волна. Мы должны планировать спектакли на два года вперед. Если мы откладываем проекты на шесть месяцев, в какой мере это отразится на том, что будет сделано потом? И я уже не говорю о финансовом положении актеров и других сотрудников. Художник всегда находится в нестабильном положении — мы никогда не знаем, будет ли следующий заказ, следующий проект. И это рождает и страх перед будущим, и желание вновь обрести место в обществе и на сцене. Все же, какая странная это эпоха.
Полностью 18-минутный фильм можно увидеть на сайте «Третьей сцены» Парижской оперы
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться