Мажоры уже не те. Евгений Марчелли представил в Театре им. Моссовета «Жестокие игры»

Театр имени Моссовета представил в субботу, 30 октября, премьеру спектакля «Жестокие игры» по пьесе Алексея Арбузова. В конце 70-х эта пьеса была «программной» в Ленкоме под руководством Марка Захарова, в новой постановке действие переносится в наше время. На премьере побывала культурный обозреватель RFI Екатерина Барабаш.

Сцена из спектакля «Жестокие игры». Фото предоставлено пресс-службой театра им. Моссовета © Фото: Елена Лапина

«Жестокие игры» Алексея Арбузова стали первой постановкой назначенного год назад худруком Театре им. Моссовета Евгения Марчелли на основной сцене. Правда, это не первая его постановка арбузовской пьесы — он уже ставил ее в Ярославле, — но сейчас не стал переносить на другую сцену предыдущий спектакль, создал совершенно новую постановку.

В конце 70-х в Москве прогремела постановка «Жестоких игр» Марком Захаровым в Ленкоме с Татьяной Догилевой и Александром Абдуловым, став своего рода манифестом молодого поколения времен застоя. История девушки из Рыбинска Нели, приехавшей поступать в медицинский, провалившейся на экзаменах и подружившейся с компанией молодых центровых ребят, была преисполнена экзистенциальной тоски и ощущения душевного тупика. 1978 год, когда была написана пьеса, было временем самого махрового застоя, временем осознания невозможности перемен и общественной летаргии. Молодежь, родившаяся в оттепель, но не помнившая ее в силу возраста, выросла уже в застой и ничего другого не видела. Словом, жизнь как жизнь. Но даже те, кто не задумывался о глобальных проблемах страны, подсознательно чувствовали неправильность, неестественность советского образа жизни, построенного на лжи и тоталитаризме. Арбузов вывел на сцену своих героев именно в этот кульминационный момент неосознанной растерянности, когда до перемен было еще далеко, но смутное недовольство уже начало бередить юные души.

В спектакле Марчелли Кай (Митя Федоров) — типичный мажор с родителями-дипломатами в Исландии, от безделья пробующий свои силы в совриске, понимая его довольно примитивно — как бесцельный боди-арт или выплескивание кислотных тонов краски на белую стену. Роскошная квартира его родителей показана весьма условно — огромная кровать, белая стена, на которую Кай то и дело выливает краску, и столик с бутылкой алкоголя. Терентий (Иван Расторгуев) — простоватый парень с пивным животиком, увлекшийся художественной самодеятельностью, потому что там его не перебивают. Красавчик Никита (Нил Кропалов) — озабочен только своей красотой, успехами в институте и спортивными достижениями. Свалившаяся Каю на голову и оставшаяся у него жить Неля (Екатерина Девкина), провинциалка с сомнительными представлениями о приличиях и моральной чистоте, становится лакмусовой бумажкой, проявившей инфантилизм и тотальное равнодушие ребят.

Спектакль «Жестокие игры». Фото предоставлено пресс-службой театра им. Моссовета © Фото: Елена Лапина

Спектакль оформлен с той степенью условности, которая позволяет режиссеру как угодно переносить временнЫе рамки, «играть» с эпохами (художник Анастасия Бугаева). Кроме не ассоциирующейся ни с каким временем квартиры Кая, на сцене появится таежное жилье каевского кузена Миши (Антон Аносов) где-то в Сибири, куда явится за Мишей в поисках любви Неля, — стол-стул-кровать из некрашеного дерева да спиленная ель чуть в стороне. Эта аскетичная условность громко намекает на вечную актуальность темы и не исчезающую ни при каком режиме остроту проблемы — инфантилизм без берегов, легко превращающийся в тяжелое орудие, которым можно не только ранить, но и убить.

Марчелли безжалостен к своим героям — он не обнаруживает ни особой симпатии, ни сочувствия к ним. Три мажора, три веселых друга — не более того. Да что там — не веселых даже, а вечно чем-то недовольных, в чем-то разочарованных, кого-то обвиняющих в своих неурядицах. В основном, как водится, — родителей. Кай ненавидит отчима — просто так, видимо, из ревности. Терентий обижен на отца, слесаря-пропойцу (Александр Бобровский/Виталий Кищенко), который является в квартиру Кая в поисках сына с раздражающей сына регулярностью. У Никиты вроде дома все хорошо, но не хватает теплоты. Неля вообще сбежала от своих — «они мне все перечеркнули». В какой-то момент замечаешь: ребята почти не улыбаются и никогда не смеются. Просто Чайльд Гарольды какие-то. Они все делают со звериной серьезностью и страдают от первой до последней секунды спектакля. Иногда мрачный дух разбавляет собою Терентий, который то пускается в отчаянный танец, срывая овации зрителей, то, нарядившись в дурацкий парик, на грани эмоционального срыва читает лермонтовского «Демона». Остальные меньше всего похожи на юных сорванцов, какими их представляли в старых постановках, в том числе и в ленкомовской.

Когда на сцену выходит несколько десятков артистов в дождевиках и бахилах, чтобы хором спеть тик-ток-хит Love Tonight, режиссерский замысел выскакивает за рамки исследования молодежной среды — ему нужны обобщения глобального масштаба. Хотя что касается обобщений и вечной актуальности проблем, поднятых Арбузовым в конце 70-х прошлого века, — то диссонанс между современной реальностью и реалиями, обозначенными в пьесе, очевиден. За сорок с лишним лет, что прошли с момента написания пьесы, молодые радикально изменили свои отношения с мирозданием, и пытаться наблюдать их с помощью старых приборов и старых инструментов довольно наивно. Сегодня Чайльд Гарольды, обиженные на родителей, — редкость. Инфантилов достаточно во все времена, но они уже, в отличие от арбузовских времен, не составляют основу целой прослойки. Рефлексии перестали быть главным занятием золотой молодежи, да и золотая молодежь существенно изменилась — это уже не мажоры-бездельники, изнывающие от ощущения бессмысленности существования и недолюбленности. Нынче это скорее — топ-менеджеры с высоченными окладами, ворохом ценных бумаг и недвижимостью за рубежом (возможны варианты).

Пьеса Арбузова была накрепко привязана к своему времени, и, похоже, Евгений Марчелли не до конца это учел. И все же спектакль получился молодым, резким, моментами очень эмоционально привлекательным — например, маленькая сцена-бенефис, в которой Лариса Кузнецова играет мать Нели, или трепетная сцена встречи Кая с ненавистным отчимом (Александр Яцко), в которой Кай превращается в маленького обиженного ребенка, старающегося не плакать перед взрослыми. А кто умеет не плакать, когда ему плохо, — тот почти взрослы. Значит, и у героев «Жестоких игр» совсем не все потеряно.