«Другого дома у нас уже нет»: как российские студенты борются за право остаться в Эстонии
Российские студенты в Эстонии одними из первых ощутили на себе санкции после начала полномасштабного вторжения армии Путина в Украину. В начале марта эстонские университеты решили не принимать заявки на следующий учебный год от абитуриентов из России и Беларуси. А в августе правительство отказалось продлевать российским студентам виды на жительство. Эта мера вызвала непонимание не только у самих студентов, но и в целом в эстонском обществе. Петиция с просьбой пересмотреть решение менее чем за сутки собрала необходимое количество подписей для того, чтобы ее рассмотрел парламент. Русская служба RFI поговорила с представительницей инициативной группы российских студентов в Эстонии Алиной Абрамовой о том, почему эти санкции контрпродуктивны не только для студентов из России, но для самой Эстонии.
Опубликовано:
Ведущий вуз Эстонии — Тартуский университет — в начале марта объявил, что не будет в этом учебном году принимать заявки от абитуриентов из России и Беларуси на следующий учебный год. А в начале августа глава МВД Урмас Рейнсалу сообщил, что его ведомство не будет продлевать виды на жительство российским студентам и выпускникам, которые еще не успели поменять свои документы на рабочие. Чуть позже правительство все же разрешило продлить на один год документы российским студентам, которые не успели закончить образование.
По данным на конец 2020 года, в Эстонии училось более пяти тысяч иностранных студентов, среди которых больше всего было граждан Финляндии, а россияне занимали второе место (около 500 человек). В одном только Тартуском университете числится порядка 250 граждан РФ, в основном — это студенты Нарвского колледжа, который является подразделением университета и предлагает образование в том числе и на русском языке. По некоторым данным, более 20% учащихся колледжа — это студенты из России.
О Нарвском колледже
Нарвский колледж Тартуского университета был создан в 1999 году на базе Нарвской высшей школы, в нем пять лекторатов (эстонского языка и литературы, русского языка и литературы, иностранных языков, педагогики и психологии, общественных наук). О специфике Нарвского колледжа рассказывает его студентка Алина Абрамова:
«Ситуация в Нарвском колледже интересна тем, что здесь набирают студентов не только местных, но и также русскоговорящих из бывших советских республик. Возможно, из-за географического положения в колледже уже по состоянию на данный учебный год чуть больше трети студентов — это студенты иностранные и большинство из них — из России. Нарва вообще очень особенный город. Здесь сходится столько дорог. Это граница с Россией, граница Европейского Союза. Люди здесь другие. Здесь в Нарве и город, и весь регион практически полностью русскоязычные и возможностей для практики [эстонского] языка довольно мало. Хотя они есть, но нужно искать.
В Эстонии всегда есть нехватка учителей и молодежных работников, но особенно ярко эта нехватка выражена в Нарве и в этом регионе (уезд Ида-Вирумаа находится на северо-востоке Эстонии, на границе с Россией и является преимущественно русскоязычным. — RFI). Нарвский колледж предлагает особую программу по трем направлениям. Благодаря этой программе университет и колледж, в частности, закрывают нехватку специалистов. Я тоже в числе тех студентов, которые поступили в рамках данной программы. [Этим студентам] предлагают дополнительно к специальности, на которую они поступают, год погружения в эстонский язык и культуру. За год студенты овладевают языком на стабильный уровень В1 и уже выходят на В2. А для многих специальностей мы сдаем уже и на С1. Это высший уровень, который сдается в Эстонии, чтобы вообще иметь право выпуститься по некоторым специальностям.
Я не считаю, что нужно заставлять [говорить по-эстонски], но переход на эстоноязычное образование нужен. В Эстонии один государственный язык, и правильно, что они стремятся перевести все на эстонский. Но это большая проблема, потому что всегда не хватало как учителей эстонского языка как иностранного и как родного, так и в целом учителей-предметников, которые владели бы государственным языком. Возможно, нужно сначала подумать о нехватке учителей, почему вообще эта проблема существует? Надо их найти и внедрить в систему образования и совершить переход более мягко. Это необходимо, и это возможно. Исходя из моего опыта, раз у меня получилось за год [выучить эстонский] и даже не в языковой среде, а только используя его в учебе или во время поездок по стране. Многое зависит от желания».
О решении поехать учиться в Эстонию
«Вообще я из Ижевска, это столица Удмуртии, — рассказывает про себя студентка Алина. — Когда я уехала, мне было 23 года, я только закончила университет. На самом деле, это дело случая и, возможно, стечение обстоятельств. У меня уже были планы переехать из России. Мне очень хотелось попробовать себя в новом месте, где свободнее дышать и где люди разделяют демократические ценности, которые у меня тоже были. Мне никогда не нравилось жить в России, не скажу, что конкретно в Удмуртии, потому что все равно чувствую, что там дом, место, где я выросла, провела свою сознательную жизнь перед отъездом из страны. И все же мне не нравилась политика как общегосударственная, так и конкретно в Удмуртии.
Однажды я сидела в очереди к стоматологу и листала ленту „ВКонтакте“. Мне попалась таргетированная реклама Нарвского колледжа. Образование меня всегда интересовало (я закончила Удмуртский государственный университет по направлению лингвистика, перевод и переводоведение, а потом еще училась на преподавателя иностранных языков и культур), и я решила попробовать. Еще меня заинтересовало, что это Эстония. Эстонский — это один из финно-угорских языков, и удмуртский тоже принадлежит к их числу. Сроки уже поджимали — это была примерно середина мая, а дедлайн для подачи заявок был до конца мая. Но я решила, если поступлю, значит, такая моя судьба, нужно идти. И меня взяли».
Об Удмуртии
«Удмуртский язык я, к сожалению, так хорошо не знаю, как хотелось бы, хотя в детстве я изначально говорила на удмуртском. У меня семья смешанная, — объясняет Алина. — У папы семья — полностью удмурты. А у мамы, наоборот, все русские в семье были. И по этой причине мы тоже пользовались русским в семье. Когда я родилась, у меня родители были очень молодыми, они были сами студентами, и им некогда было мной заниматься. Я жила сначала с бабушкой со стороны мамы в одном селе, и мы говорили на русском. А потом я переехала уже в деревню к родственникам отца, и там мы общались на удмуртском языке. В деревне, откуда отец родом, хоть и было больше удмуртов, но все равно очень часто между собой они переходили на русский.
Как представительница удмуртского народа я все равно не чувствовала, что живу в Удмуртии. В самом процессе идентификации себя как удмуртки был повод для стыда. Из-за работы, из-за учебы люди переезжают в города, а в городах все говорят на русском языке, и люди перестают пользоваться удмуртским, который в основном остается в деревнях. Когда люди приезжают из деревни в город, у них есть в русском языке акцент, по которому становится понятно, что они — из деревни. Из-за деревенского происхождения, из-за родного удмуртского к ним сразу относятся, как к каким-то „недалеким“, „необразованным“, в отличие от „городской интеллигенции“. Их называют „вотяками“. Причем изначально этот термин существовал для обозначения национальности, был нейтральным. Но со временем обычный нормальный термин стал оскорблением, причем довольно жестким.
Понимание жизни внутри Удмуртии всегда сидело у меня внутри. Когда я приезжала обратно в деревню — а у меня родители музыканты, и все вечера там музыка, танцы, это всегда традицией было, — то всегда хотелось говорить на удмуртском. Но, опять же, в деревне никаких перспектив нет, и понимаешь, что, либо ты живешь со своей идентичностью в деревне и работаешь на ферме или в школе, где учеников меньше ста человек, у тебя перспектив особых нет, либо ты живешь в городе и отказываешься от части себя. Но когда я еще жила там, в России, или когда приезжала в гости и мы собирались с родственниками, иногда они все равно переходили на удмуртский. А у меня осталось только пассивное понимание. Поддержать разговор я уже не могу. Но сейчас активно над этим работаю.
На момент моей учебы в школе все местные языки сделали факультативными. Родители думали, что это нам на благо, что так будет меньше нагрузки, поэтому они все отказались [от изучения удмуртского]. В университете курс удмуртского у нас был только в течение одного семестра, но очень базовый — то ли раз в неделю, то ли раз в две недели, то есть очень редко. И мы изучали самые-самые основы, базовые фразы, чтобы как-то ориентироваться. Или нам рассказывали интересные факты о том, как удмуртский, например, влияет на местный русский язык, какие слова заимствуются.
Никаких протестов по поводу отказа от изучения в школах национального языка особо не было. Один из самых громких случаев произошел уже в 2019 году, через месяц после того, как я переехала. Удмуртский общественный деятель, филолог Альберт Разин поджег себя перед зданием правительства в знак протеста против сокращения изучения языка. Это единственный такой громкий случай был. Но и то, громкий только для тех, кто хоть какое-то отношение имеет к языку и культуре, к финно-угорскому миру. Я об этом узнала здесь от одного из своих преподавателей эстонского языка. И было, конечно, ужасно грустно. Еще грустнее было от понимания, что это ничего не поменяет, что на это обратят внимание только ученые, а на уровне республики никаких действий не будет предпринято. Многие вообще о нем не знали, а узнали только в сводке новостей и не восприняли его посыл, думали, что у него что-то не в порядке с головой.
Удмуртский и эстонский языки родственные, но различий очень много, даже тот факт, что удмуртский использует кириллицу, а эстонский — латиницу. Мне была знакома структура грамматики, но слова очень редко попадались похожие, тут мне больше помогло знание финского, он — гораздо ближе к эстонскому. Еще во время учебы в Удмуртском государственном университете я заинтересовалась финским языком, потому что к нам приезжали лекторы [из Финляндии] и рекламировали программу обмена с университетом Хельсинки. Я пошла на дополнительные курсы, потом поехала по обмену в университет Хельсинки учиться. Но в целом, возможно, мне помогла эта любовь, что ли, к финно-угорской культуре. Просто чувствуешь, что это твое, что это что-то особенное, что-то родное. Вот на этом порыве, возможно, я так подхватила и с удовольствием изучала язык».
О 24 февраля
«24 февраля — это особенный день для Эстонии, это День независимости, — вспоминает Алина. — И каждый год в этот день на рассвете поднимается флаг, проводятся церемонии по всей Эстонии и, в частности, в Нарве. За эти три года мне всегда было так лениво в конце февраля зимой по утрам, что я обычно праздновала его днем. Но в этом году я почему-то почувствовала, что нужно сходить. Раннее утро, и мы, студенты, пошли в своих студенческих шапочках. Была прекрасная церемония: танцы, поздравления, такая красота. Сон вообще пропал. А в телефон я не смотрела, потому что зачем — столько всего вокруг происходит прекрасного, наслаждалась моментом.
Я вернулась в общежитие, взяла телефон в руки и увидела сообщение от друга из России. Мы с ним довольно давно не переписывались, и он мне, используя нецензурное слово, пишет, что война началась. Я понимала, что он такой человек, который шутить не будет. Меня начало трясти. Я не могла найти себе место, спустилась вниз в холл, там никого нет, у меня руки трясутся, я просто ревела. Я начинаю писать всем знакомым из Украины, которых я знаю, а потом людям из России. Шок. Даже такие настроения были, что надо самим собирать уже тревожный чемоданчик. Ясно, что если здесь тоже будет, то мы — прямо на границе. Шок потом прошел, но этот огромный булыжник вины навалился и с тех пор так и давит.
Здесь у нас в колледже, по-моему, конфликтов не было. Как-то нам с этим повезло, что у наша группа — очень дружная семья, всегда на одной волне и друг друга поддерживали в любых вопросов. У нас есть студенты из России, есть из Украины. Преподаватели тоже никогда не выражали какие-то негативные чувства к нам, они нас знали. И мы сами выражали открыто то, что мы не поддерживаем войну, которая развязана Россией в Украине. И мы обсуждали, что происходит, и как мы, представители академической среды, сейчас должны себя вести. У нас в то время должна была быть пара эстонского, и у нас в группе трое иностранных студентов, двое — из России и одна — из Грузии. И когда начала говорить одна преподавательница, которая родом из Украины, она сама сквозь слезы, и мы тоже не удержались, обняли друг друга и начали рыдать, как никогда в жизни. И одногруппники нас тоже все обняли. Сейчас вспоминаю и мурашки».
О запрете виз
Решение о запрете на продление студенческих виз стало для Алины и ее товарищей по Нарвскому колледжу настоящим ударом: «Уже в начале марта были заявления, что, мол, мы не будем делить людей по таким стандартным признакам как цвет кожи и паспорт, потому что мы академическая среда. Но спустя некоторое время, буквально несколько дней, Тартуский университет первым заявил о том, что в знак солидарности перестает принимать студентов из России и Беларуси.
Тогда мы начали тоже активно выступать, очень просили Тартуский университет выразить свое мнение по этому поводу, но открытого выражения мнения не было. Мы им писали: директору колледжа, декану, ректору университета и в офис, который занимается иностранными студентами, объясняя свою личную ситуацию. Мы просили: “посоветуйте, пожалуйста, потому что мы же все-таки ваши студенты”. В ответ мы получили, что “это сложная ситуация, мы, конечно, вас поддерживаем, это несправедливо. Но вот так получается, что вы граждане страны, которая развязала войну. Нам очень жаль, но, пожалуйста, воспользуйтесь другими инструментами для того, чтобы остаться в стране. Но, в любом случае, у вас еще есть время решить, что делать”».
В итоге Алина и другие студенты Нарвского колледжа запустили петицию за то, чтобы продлить свои документы. «Мы, учащиеся в Эстонии иностранные студенты из России, призываем пересмотреть введенные ограничения, так как считаем, что данная мера не только не помогает остановить войну в Украине, но и разбивает судьбы множества ни в чем не повинных людей, — говорится в петиции. — На протяжении всех этих лет студенты из России поступали в эстонские вузы, изучали язык, интегрировались в общество, работали, платили налоги и заводили семьи, многие из них планировали остаться в Эстонии навсегда. Постановление правительства Эстонии от 30.07.2022, запрещающее студентам из России получать и продлевать вид на жительство для обучения, перечеркнуло эти планы». Сейчас петиция, которую подписали более двух тысяч человек, находится на рассмотрении парламента.
«У нас есть студенты, которые пошли в конце июня продлевать свои виды на жительство, но получили отказ, — продолжает Алина. — То есть им даже не дали доучиться. Университет ответил, что по окончании вида на жительство есть еще 270 дней для того, чтобы легально оставаться в стране, и можно доучиваться, и работать. Мол, „договаривайтесь с руководителем программы, может, как-то в сокращенные сроки закончите, пораньше защититесь и получите документы. Но мы ничего не можем предложить. Мы же — университет, мы подчиняемся законам государства“.
Нас, конечно же, это возмутило, потому что, во-первых, Тартуский университет — это лучший университет Эстонии. Во-вторых, согласно последней статистике, он вошел в топ-100 университетов мира. То есть это точно не этому университету говорить, что они не имеют права как-то выразить свое мнение. И на этом фоне все слова про то, что „мы — одна семья, друг друга поддерживаем, разделяем одни ценности, мы никого не дискриминируем“, выглядели лицемерно. Но если мы говорим о личных разговорах, то огромное количество работников, преподавателей, на нашей стороне, они поддерживают нас и, конечно, считают это решение несправедливым. Мы можем их понять. Ну что сидеть, обижаться? Давайте лучше мы попробуем воспользоваться демократическими инструментами, которые нам доступны. Давайте попробуем придать гласности нашу ситуацию».
В отличие от руководства Тартуского университета российских студентов поддержал эстонский Союз студенческих представительств. «Мы бы хотели попросить правительство, по возможности, придумать более быстрое и простое решение, как эти студенты могли бы остаться в Эстонии, поскольку ходатайство об убежище очень длительный процесс и требует сбора большого количества документов. Нашей целью должно быть дать возможность остаться в Эстонии тем студентам, которые не поддерживают войну в Украине, учат эстонский язык и хотели бы связать свою жизнь с Эстонией», — заявил глава студенческого союза Маркус Эхасоо.
О встрече с премьером
Интерес СМИ к инициативе российских студентов появился после их встречи с премьер-министром Каей Каллас. «Мы узнали буквально за день, что премьер-министр приезжает с визитом в Нарву и мы решили попробовать задать свой вопрос задать, — рассказывает подробности встречи Алина. — А так, как мы узнали прямо накануне, то не успели зарегистрироваться на встречу. К нам вышел сначала представитель, которому мы передали распечатанный текст нашего обращения на эстонском языке, где мы разделяем демократические ценности и, в первую очередь, мы все выступаем против войны. И все это время мы использовали эстонский, и его это так впечатлило, что мы, студенты из России, выучили эстонский.
В итоге так получилось, что премьер вышла и уже практически села в машину, но он к ней подошел, напомнил о том, что мы тут ее ждем, и она нашла для нас несколько минут и обещала рассмотреть наш случай. Так как там присутствовало много журналистов, они нас заметили и начали у нас брать интервью. Мы создали петицию, и в первый же день к 16 часам мы набрали 1000 подписей — это минимум, который необходимо собрать, чтобы отправить петицию в правительство. И мы посмотрели комментарии [к публикациям СМИ о нас], и оказалось, что эстонское население вообще не знало, что есть такие люди, которые приехали из России, выучили язык до довольно высокого уровня и разделяют местные ценности. И абсолютно все комментарии были в нашу пользу, и у нас появилась надежда, что, возможно, эта петиция что-то изменит».
Помимо премьер-министра со студентами в Нарве встретился и президент Эстонии Алар Карис. «Эти ребята говорили со мной на чистом эстонском языке. С ними решено таким образом, что они все же смогут доучиться», — рассказал об итогах встречи Карис, добавив на уточняющий вопрос журналистов, что дальнейшая судьба российских граждан и студентов в частности зависит от ситуации в Украине.
Нас всех успокоит окончание войны в Украине. Тогда будет новая ситуация. Но, возможно, это займет десятилетия,
— пояснил Алар Карис.
«Уж не знаю, повлияла ли эта ситуация с интервью или со встречей с премьер-министром, или что-то еще, но в итоге, [власти] сказали, что да, на год еще можно продлить [вид на жительство], — говорит Алина. — На данный момент это действительно прогресс, что у нас есть хотя бы возможность получить эстонский диплом. Но мы хотим сейчас донести наш основной посыл, который был изначально в том, что проблема не в этом. Эстонской диплом — это не оберег от репрессий, которые нас ожидают в России. Мы действительно хотим остаться в стране, потому что мы столько сил времени и денег тоже ей посвятили. Мы хотим продолжать здесь жить. И работодатели тоже хотят, чтобы мы здесь оставались и наши друзья, и коллеги. Все в этом заинтересованы. Один из вариантов, который остался, это получение политубежища, но это работает, когда у человека уже имеется уголовное преследование на родине.
Сейчас у меня лично ровно год остался [до истечения вида на жительство]. У нас нет такой ситуации что-либо Эстония, либо Россия. Вряд ли кто-то из нас, по крайней мере, сейчас добровольно поедет в Россию. У нас, и лично у меня, другого дома там уже нет. Суть в том, что мы настолько уже интегрировались, настолько стали активной частью общества местного, что нам хочется здесь остаться. Так как мы владеем эстонским, мы бы смогли хотя бы частично закрыть нехватку этих специалистов. Мы можем, конечно, в другую страну уехать, но, мне кажется, что от этого потеряют все».
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться