Труп Лесина вместо ребра Николая Угодника

Бывают странные сближения, писал как раз по этому самому поводу Александр Сергеевич Пушкин. Желающий взять пример с солнца русской поэзии много лет спустя задумается над совпадением трех событий, пришедшихся на последние дни июля 2017 года.

Клио. Мозаика из Палаццо Массимо в Риме. 2-й век н.э фото автора

В эти дни из Ленинграда-Петербурга улетело, наконец, к себе на родину в Бари ребро Николая Угодника, выломанное некоторое время назад из скелета предполагаемого святого, мирно почивавшего в Италии. Затем ребро поместили в раку и отправили в столицы Российской Федерации – Москву и Петербург – для укрепления сими мощами и без того, впрочем, могучей духовной силы верующих православных. Говорят, очередь из молящихся расколошматила свежеуложенную градоначальником плитку. То ли плитка слабая, то ли в толпу верующих затесались некие граждане с копытами вместо легких духовных стоп.

Однако, не успело святое ребро улететь к себе в Италию, как из-за океана, из Вашингтона в Москву прилетела весть о другом покойнике – некоем господине по имени Михаил Лесин, известном в недалеком прошлом медиа-менеджере, который в ноябре 2015 года в расцвете лет был найден мертвым в столице США. Как только теперь сообщили американские следователи, господин Лесин умер не своей смертью, а в результате жесточайшего избиения. К тому же случилось это накануне допроса, во время которого этот медиа-менеджер должен был, говорят, давать показания об устройстве российского англоязычного пропагандистского телеканала «Раша Тудей».

Но было и третье событие, странным образом сближающее два первых. К счастью для всех участников, оно запомнилось только бранью одного чудака, которого не пустили в воздушное пространство Румынии как лицо, которому запрещен въезд на территорию Евросоюза. Несмотря на природное простодушие, упомянутый господин Рогозин, министр чего-то военно-промышленного и грозный имперец, совершенно верно оценил результаты своего перелета по маршруту Москва-Кишинев на обычном гражданском авиалайнере российской авиакомпании S7. Затесавшись среди пассажиров, этот господин сумел проверить, что международная кооперация в авиасообщении работает хорошо: авиакомпании исправно сообщают государствам-партнерам все сведения о пассажирах на борту, а соответствующие службы в странах, чье воздушное пространство открыто для полетов, автоматически выявляют тех, для кого сами они в силу того или иного решения, это пространство в данный момент закрыли.

Конечно, господину Рогозину неприятно, что ему пришлось стать виновником колоссальной нервотрепки для нескольких десятков других пассажиров, которым пришлось вместо Кишинева лететь в Минск, потеряв целый день из-за какого-то идиота.

Это слово – «неприятно» – здесь вообще ключевое.

Если вы верите в загробную жизнь, то понимаете, как должно быть неприятно скелету, особенно святого человека, у которого выламывают ребро, чтобы какая-нибудь богомолка в далекой северной стране молилась над ним о миновании, к примеру, триппера у непомерно блудливого муженька. Да-да, и читать об этом неприятно. Но я ж и говорю, что ключевое слово тут – неприятно.

А что, Михаилу Лесину, верному слуге царю, отцу медийных оловянноглазых солдатиков, приятно было, когда предполагаемые засланцы этого самого царя ломали ему в Вашингтоне ребра бейсбольными битами? Предположительно, конечно, ломали. Может, вовсе и не они ломали. Может, это просто так принято у них в Америце, чтобы наших российских медиа-менеджеров встречали бейсбольными битами. Но оловянноглазые медийные солдатики как-то так сразу распространили на нашей стороне океана именно эту версию. И сразу вспомнили почему-то про Бориса Березовского, некогда тоже вернейшего слуги царя, оступившегося в дальнейшем в лондонской ванне. Неприятно все это.

Что же нам хочет рассказать ироничная муза истории, эта наша Клио, заставив бедного чудака Рогозина летать между Москвой, Кишиневом и Минском, когда с Запада на Восток неслась неприятная весть о Лесине, а с Востока на Запад – неприятная рака с ребром Николая Угодника?

Я думаю, вот что хочет нам рассказать Муза истории.

Она хочет нам напомнить те недавние времена, когда, на закате советской власти, с чекистами стали происходить удивительные превращения. Мое поколение их еще застало. Это было время распространения в позднем СССР всяких суеверий. Через Среднюю Азию проникал в столицы так называемый Восточный Календарь, мало-помалу Дед Мороз и Снегурочка уступали в позднем совке то Красному Дракону, то Синей Лошади, то Розовой Свинье, то Радужной Змее, то Зеленому Петуху, которые со всей невинностью, но и со всего маху вторглись в календарь советского человека эпохи афганской войны. Одновременно с этим происходило и так называемое воцерковление советской интеллигенции и всяких сопутствующих им органов. Это сейчас молодым людям может казаться, что все всегда были тут православными христианами. Нет, истинная вера прилетела в поздний совок не в порядке покаяния и просветления, а в букете суеверного ужаса перед неприятной неизбежностью. Понять, как эта неизбежность повернется, люди не могли, но обезопаситься как-то хотелось. Советский человек ведь ничего так не боится, как риска. Стабильность не выдумка Брежнева или Путина – это базовый страх новизны, которая может оказаться такой неприятной.

Отвратительный липкий страх, что все успеют чего-то там ухватить, а я – нет. Так что лучше уж буду заодно со всеми. Наедине со всеми. А самые большие умники – чекисты, воры в законе и прочие интеллигенты – оказались в этом суеверном походе за самой надежной, пуленепробиваемой защитой – в первых рядах.

Сейчас на эскалаторах и в вагонах московского метро, недаром прозванном в народе Аидополитеном, все меньше играющих в судоку и все больше читающих молитвенники. Женщины – не стесняясь, мужчины пока что робеют, часто обертывают это свое чтение в обложку – кто с попугайчиком, кто с танком Т-34 на ней.

Сейчас весь пассажиропоток с трепетом и суеверным ужасом следит за кувырканьями в воздухе бейсбольных бит, переломанных ребер и чудаков на букву «м» по обе стороны Атлантики, которые пишут стихи в твиттере и грозят своим врагам всяческими карами.

Там, за океаном, твиттующего поэта как-нибудь переизберут.

А что делать российским пассажирам, попавшим на один борт с воинственным придурком?

Бывают странные сближения, написал Александр Сергеевич Пушкин. В дни декабрьского мятежа 1825 года он дважды пытался выехать из деревни в Петербург, но суеверия всякий раз останавливали поэта. Один раз дорогу перебежал заяц, другой раз навстречу попался монах.

Казалось бы, перекрестись, а? И езжай себе на Сенатскую площадь, поэт и дворянин. Но нет, другую судьбу выбрал и А.С. Пушкин, и весь его истребленный ныне класс.

Сейчас, когда маршрутка или электричка проезжает мимо церкви, обязательно находится пассажир, и не один, осеняющий себя крестным знамением. В коридорах университетов появились места для намаза. Дело это теперь безопасное, не то что в 1970-е: тогда за публичную демонстрацию набожности можно было неприятности нажить.

А пришли неприятности совсем с другой стороны.