Чрево Парижа (2): проклятие Бальтара
В 1969 году французской столице пришлось потуже затянуть пояс: ее Чрево, ее толстый живот, всемирно известный рынок, переезжал в небольшой город Ранжис. Все, что со средних веков кормило Париж, наполняло его криками и шумом, грязью и весельем, формировало его архитектурный облик и повседневную жизнь, покидало пределы столицы. Главный вопрос, который стоял перед французским правительством и отцами города, — что делать с опустевшими павильонами, построенными для рынка архитектором Бальтаром.
Опубликовано:
Слушать - 11:16
Чрево Парижа (2): проклятие Бальтара
Страница с подкастом этого выпуска передачи для экспорта RSS и скачивания находится здесь.
Проект Бальтара предусматривал строительство двенадцати павильонов, сгруппированных в две группы по шесть и разделенных центральной улицей, которая выходила прямо к фасаду церкви Сент-Юсташ: десять прямоугольных павильонов и два полукруглых. Эти полукруглые павильоны были построены только в 1936 году, хотя и носили порядковые номера 1 и 2. В подвале павильона номер 6 находилась электростанция. Был предусмотрен и крытый тоннель для поездов, который должен был связать рынок с Восточным вокзалом, но его так никогда и не построили.
«И дьяволы ушли, Бог знает в ад какой…», — эту строку Бернара Димея (Bernard Dimey) трудно перевести, не утратив смысла. Дьяволами в Чреве Парижа называли тележки для перевозки продуктов. Монмартрский бард, автор слов к песням Ива Монтана, Жюльетт Греко, Сержа Реджиани и Шарля Азнавура написал в память об исчезающем рынке песню. «Сюда я не вернусь», — пел он. Как, собственно, и все мы тоже. Тележки, мясники, силачи, торговки супом и цветами ушли в прошлое…
Французское правительство приняло решение о переносе оптового рынка Парижа на рубеже 60-х, хотя и выразило сожаление, что приговаривает к уничтожению «самый красивый рынок мира». Невозможно было справляться с транспортными пробками, крысами и мусором. Город приготовился расстаться со своим рынком. Журнал Paris Match в 1967 году выпустил номер, почти полностью посвященный сюжету «Париж через 20 лет», и небоскребы там были предусмотрены не только в квартале Дефанс. Тогда же было решено, что Чрево Парижа будет отныне находиться в пригороде, небольшом городке Ранжис.
Официальный декрет о переносе рынка был принят, но худеть c большой скоростью «парижское брюхо» стало лишь после избрания Жоржа Помпиду. У президента Помпиду были «наполеоновские» планы в области градостроения — например, скоростные магистрали должны были пересечь весь город. Можно считать, что городу повезло — из всех проектов в жизнь воплотился только похожий на корабль Центр Помпиду.
Если зайти в церковь св. Евстахия (Сент-Юсташ), то в одной из боковых капелл можно увидеть работу английского скульптора Раймонда Мейсона «Отбытие (départ) фруктов и овощей из центра Парижа». Мейсон жил в Париже и был современником событий. Вокзальное слово départ в названии вполне к месту. Перевести его можно и как изгнание…
«Честно говоря, центральный парижский рынок — это был последний раз, когда природа входила в город. Теперь это утерянный рай. (…) Минута молчания. Средневековый человек покидает город», — так писал сам Мейсон о своей работе.
Рынка больше нет, но его след остался в литературе, живописи и фотографии. Фотолетопись Чрева Парижа обширна: от Эжена Атже до Брассая, Анри Картье-Брессона, Дэвида Сеймура. Робер Дуано снимал рынок в течение тридцати лет, запечатлел он и его снос (две последние фотографии — «Последняя ночь рынка» и «Снос павильона Бальтар»). На недавнюю выставку Дуано в парижской мэрии люди в очереди стояли часами, их привела сюда не только любовь к фотографии, но и ностальгия, воспоминания о рынке до сих пор стучат в сердце любого истинного парижанина.
В 1969 году овощи и фрукты отбыли, а павильоны Бальтара остались (двум последним к тому времени едва исполнилось пятьдесят лет). В них начали собираться интеллектуалы, актеры, художники, музыканты. В одном из павильонов был показан спектакль итальянского режиссера Луки Ронкони «Неистовый Ролланд» по поэме Ариосто, оказавший огромное влияние на все последующие развитие мирового театра. Актеры играли на деревянных помостах, свободно двигавшихся по всему пространству среди зрителей, а те, в свою очередь, также могли перемещаться по всему павильону.
Другие павильоны собирали молодых бунтарей самого разного склада — после событий 68 года их в Париже было немало, да и сами события еще были свежи в памяти. Президент Помпиду испугался (уж слишком близко располагалось это сборище к Елисейскому дворцу), и чиновники быстро доказали, что павильоны архитектурной ценности не представляют. Один из очевидцев — архитектор Жан Нувель — описывал, как ломали рынок: «К четырем углам павильона привязывали тросы, и бульдозеры тянули в разные стороны, пока структура не рушилась. В результате центр Парижа лишился уникального сооружения, которое могло бы стать „культурным центром“ столицы, пригодным для мероприятий любого рода».
Справедливости ради следует сказать, что правительство, не пожелавшее оставить павильоны в центре Парижа, все-таки попыталось сохранить их. Во все города Франции были разосланы письма с предложением за государственный счет перенести павильон в тот или иной город, разобрав его и смонтировав на новом месте. Единственным городом, который принял предложение, стал городок Ножан-сюр-Марн.
Металлическая структура еще одного павильона стоит теперь в парке японского города Иокагава. В 1976 г. ножанский павильон был перевезен на новое место, смонтирован на новом фундаменте и снабжен галереей (для устойчивости). Многофункциональный зал можно превратить во что угодно — от театральной сцены до бассейна. А идти к нему нужно по засаженному деревьями двору, воссоздающему «сквер старого Парижа», с тумбой для афиш, почтовым ящиком и другими предметами XIX века. Город Ножан, войдя во вкус, приобрел и спас еще одну редкость — киноорган «Кристи» из знаменитого кинотеатра Gaumont-Palace на Монмартре — и поставил его в бальтаровский павильон.
А в образовавшейся после разрушения павильонов «дыре» режиссер Марко Феррери снял фильм «Не трогай белую женщину!» с Катрин Денев и Марчелло Мастроянни, навечно запечатлев развалины парижского рынка.
Насчет дальнейших событий существует легенда: якобы холодной январской ночью 1974 года группа студентов парижской Академии художеств спустилась в «дыру Лез Алль», разожгла костер, использовав огромный деревянный столб разрушенного рынка, и вызвала дух Бальтара. Возможно, они перед этим сильно подкрепились вином — потому, видимо, и рассказывали, что дух Бальтара действительно явился им и поведал, что больше ни один архитектор, который дорожит своим именем, ничего не сможет построить на этом месте. И, судя по последующим событиям, «проклятие Бальтара» стало действовать.
4 марта 1974 года умер Жорж Помпиду, и практически первое, что сделал его преемник Валери Жискар д’Эстен, — запретил задуманное Помпиду строительство Мирового торгового центра на месте рынка. Жискар д’Эстен решил, что на этом месте будет сад. «Карт бланш» получил молодой каталонец Рикардо Бофиль, которого Жискар д’Эстен считал величайшим архитектором мира. Проект тоже был задуман с размахом — ни больше ни меньше, чем «Версаль для масс». Могли ли об этом мечтать обитатели рыночных улиц, в свое время отправляясь в Версаль требовать хлеба? Но и из народного Версаля тоже ничего не вышло.
В 1977 году пост парижского мэра занял Жак Ширак, и ему тоже захотелось парижской градостроительной славы. Он обвинил Бовиля в мегаломании и объявил новый конкурс. Жюри получило более 700 проектов. К. Васкони и А. Пенкреак спроектировали подземный центр, а для наружного пространства Ширак выбрал проект Жана Виллерваля, который в народе немедленно прозвали «зонтиками Ширака». Сразу же после торжественного открытия в 1983 году оказалось, что все это — настоящий кошмар. В тесных подземных переходах лучше всего ориентировались продавцы наркотиков, а садик снаружи оказался любимым прибежищем клошаров и наркоманов, стекающихся сюда изо всех бетонных гетто пригородного Парижа — благо скоростное метро, вокзал которого находился здесь же, привозил их за считанные минуты. Полиция была не в силах навести порядок, а силачей Чрева Парижа тут больше не было.
Вскоре стало очевидно, что снова придется ломать и строить. Новый мэр Парижа Бертран Деланоэ заявил: «Мы хотим создать такое, что не нужно будет сносить через 25 лет». Левый мэр и правый президент провели новый конкурс. Общее руководство было поручено архитектору Давиду Манжану, а главный объект- прозрачную громадную крышу — спроектировал швейцарский архитектор Патрик Берже. Ее назвали «Ля Канопэ» (La Сanopée, в переводе — навес или даже верхний этаж тропического леса). Звучит романтически, но парижане тут же прозвали недостроенную крышу волдырем, медузой и даже поганкой. Их недоверие только возросло после того, как проект был торжественно открыт 5 апреля 2016. Весна в Парижа выдалась дождливая, и «тропический навес» стал немедленно протекать, как будто над столицей проходят тропические ливни. Сооружение, в частности, подверглось критике самой старой ассоциации защиты парижских памятников, SOS Paris. Возможно, проклятие Бальтара снова дает о себе знать.
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться