Чрево Парижа (1): новая жизнь, старая история
В Париже после восьми лет строительства, потребовавшего огромных инвестиций, открылся торговый центр Les Halles. Не каждый магазин удостаивается инаугурации в присутствии двух столичных мэров — нынешнего, Анн Идальго, и предыдущего, Бертран Дэланоэ, которого называют «отцом» этого проекта. Но Les Halles — не просто собрание магазинов. Это квартал бывшего столичного рынка, с легкой руки Золя прозванного «Чревом Парижа». Мы начинаем серию материалов, посвященных истории рынка и его сегодняшней жизни.
Опубликовано:
Слушать - 16:26
Чрево Парижа: новая жизнь, старая история
Страница с подкастом этого выпуска передачи для экспорта RSS и скачивания находится здесь.
В 1137 году (то есть ровно на десять лет раньше первого летописного упоминания о Москве) рачительный король Людовик VI Толстый вынес за пределы парижских стен целых два столичных рынка — с острова Сите и с Гревской площади (так называлась нынешняя площадь парижской мэрии Hôtel de Ville) — и отправил их в самое что ни на есть чистое поле (оно и называлось тогда Les Champeaux, Шампо — маленькие поля). Правда, поле это находилось в месте, сегодня расположенном между Гранд Опера и улицей Риволи. Так начало расти Чрево Парижа — наполненный продуктами окрестных деревень столичный живот.
Все последующие короли продолжали заботиться о своем главном рынке, как могли. Улицы Сен-Дени и Сен-Жак-де-Бушри замостили первыми — до этого мостовых в Париже не было. Построили склады, крестьяне кинулись продавать, трактирщики — покупать, и государство тоже не забывало свои интересы: рынок был «королевским», доход в казну шел с каждого прилавка. Франциск I предпринял реконструкцию — что-то разрушил, что-то построил. При нем уже и свободные места на рынке стали продавать с аукциона, столько было желающих. Правда, шансов у «пришлых» было мало: места передавались по наследству, браки тоже заключались между своими. В XVIII веке соседнее кладбище Невинных — там сейчас остался только одноименный фонтан — перенесли в катакомбы, открыли зеленные ряды под красными тентами-зонтиками, построили круглое зернохранилище, оно тоже цело — а места все не хватало, не поместившиеся в рыночные павильоны торговцы устраивались на соседних улицах, предлагая свой товар с телег и ящиков, а то и просто на мостовой.
Как про древнюю церковь говорят «намоленное место», так и в Париже образовались многовековые «обжорные ряды», достойные Гаргантюа. Жители центрального парижского рынка были совершенно особой прослойкой столичного населения, обладали своим жаргоном, законами и привилегиями. Они, как кошка, имели право раз в году посмотреть на короля и королеву — и даже поговорить с ними. И этим правом пользовались, в том числе, рыночные торговки, которых называли Дамами рынка (Les Dames des Halles). Они принадлежали к низшему сословию, но считали себя близкими знакомыми королевской семьи.
До сих пор в первом округе Парижа есть пассаж Венгерской королевы. Назван он в честь несчастной Жюли Бешер (Julie Bécheur), красотки, победительниц конкурса (а конкурсы красоты тоже зародились здесь) на звание «королева рынка» по прозванию «майская роза». Честь побеседовать с Марией-Антуанеттой стоила ей головы. Как-то раз жители рынка направили к королеве делегацию. И королева заметила, что Жюли поразительно похожа на ее мать, Марию-Терезию, королеву Венгерскую. Все просьбы делегации были удовлетворены, а юная Жюли получила приглашение отобедать с королевской четой. Людовик XVI даже обнял ее на прощание. Так за Жюли и закрепилось прозвище «венгерская королева», а за проулком, в котором она жила — название «Пассаж Венгерской королевы». После революции его переименовали в пассаж Равенства, а Жюли объявили монархисткой и казнили. И не только ее, но и владельца пассажа — на всякий случай. Название к пассажу вернулось в 1806 году.
Из мужских фигур на рынке заметнее всего были легендарные парижские силачи в огромных шляпах и жилетах — les Forts des Halles. Они организовали свою корпорацию еще в XIII веке, а к концу XIX столетия она превратилась во влиятельный профсоюз. Силачей называли еще «Les Blouses Bleues» — синеблузники, благодаря синему цвету «буржерона», форменной блузы. «Мы синеблузники, мы профсоюзники…», — написано не про них, но вполне подошло бы. Много веков они были своеобразной полицией парижского рынка — регулировали распределение мест, подъезд транспорта, следили за порядком. Организация была почти армейская, низшие чины (с медной медалью-жетоном) беспрекословно подчинялись высшим (с медалью серебряной). Подручными у них были всякие носильщики, грузчики и разнообразные помощники рангом помельче. Силачи-шефы были аристократией рынка вплоть до его закрытия, а привилегия встречи с королем превратилась в право ежегодно преподносить майские ландыши президенту республики. Майский ландыш и церемония, во время которой его преподносят теперь уже президенту, а не королю, существует и сегодня. Когда рынок перенесли в небольшой город Ранжис, расположенный по дороге к аэродрому Орли, последние «силачи» были зачислены в штат парижской полиции.
Со времен Наполеона I шли споры о переносе парижского рынка на окраину, санитарные условия там были ужасные. Вот как красочно описывает состояние лучшего в мире парижского рынка Гримо-де ла Реньер в главе «Общие соображения о парижских рынках».
Чужестранец, слыхавший о том, что парижане большие гурманы, и что в Париже кормят вкусно и роскошно, прибывает в нашу столицу и, по всей вероятности, рассчитывает обнаружить здесь рынки просторные, чистые, светлые, разумно устроенные, такие, одним словом, какими они должны быть у народа, который превыше всего ставит наслаждения гастрономические.
Убаюканный этими мыслями чужестранец, едва ступив на парижскую землю, спрашивает дорогу на Центральный рынок — главный рынок Парижа, с которого товары поступают на все прочие рынки, представляющие собой, в сущности, не что иное, как его дочерние предприятия; наш чужестранец прибывает на Центральный рынок, который он, впрочем, отыскивает с трудом, потому что подъезды и подходы к нему трудны, узки и грязны, — и обнаруживает, что главный парижский рынок располагается не на просторной площади, но в лабиринте грязных улочек. На месте грезившихся ему павильонов и портиков чужестранец обнаруживает лишь длинные и неровные ряды уродливых красных зонтов, под которыми ютятся торговцы со своим товаром и толпятся покупатели. Стоит пойти дождю, как зонты эти начинают протекать со всех сторон, струи дождя обрушиваются на съестные припасы и мгновенно образуют вокруг каждого места зловонные болота, из которых несколько минут спустя растекаются по всему рынку ручьи, пугающие пешеходов и грозящие затопить самих торговцев.
В этих жалких, неудобных стойлах, которые торговцы вынуждены нанимать за 1 ливр 8 су в неделю, торгуют всем вперемешку: мысом и птицей, свежей и соленой морской рыбой и рыбой пресноводной, травами и фруктами, потрохами и овощами. Апельсины продаются рядом с рыбой, запахи трески долетают до вас одновременно с запахами цедры. (Правда, надобно признать, что за последние два-три года власти попытались внести некоторый порядок в эту сумятицу и отвели каждому виду товара отдельный ряд. Однако лучше от этого не стало, да и не могло стать: слишком мало на рынке места и слишком неудобно он расположен.) Воды на рынке мало, а сточных канав не вовсе, поэтому прямо под ногами у посетителей валяется великое множество животных и растительных отбросов, по которым непрестанно разъезжают экипажи самого разного сорта, от тачек до карет, от повозок до кабриолетов, и все это создает нешуточную угрозу для жизни всякого, кто вознамерился запастись продовольствием. Придя на Центральный рынок за кочаном капусты, вы рискуете лишиться ноги или руки.
Если же все это не отпугнет нашего чужестранца и он все-таки пожелает что-нибудь купить, ему не только заломят цену в полтора, а то и в два раза выше настоящей, но — в том случае, если он попытается торговаться, — еще и осыплют его насмешками и угрозами, так что он унесет с рынка исчерпывающее представление не только о парижской опрятности, но и о парижской учтивости. […]
Полного расцвета рынок достиг при Наполеоне III и его префекте бароне Османе. Средневековый Париж в эту эпоху был перестроен кардинально и, естественно, центральный рынок тоже не избежал «османизации». Будущий архитектор рыночных павильонов Виктор Бальтар был знаком с Османом с детства, оба они были протестантами, оба учились в столичном лицее Генриха IV. Осман выдвинул однокашника на пост директора архитектурных служб Парижа и поручил ему строительство рынка. Павильоны и портики на месте грязного центрального рынка грезились не только Гримо-де ля Реньеру. Построили первый кирпичный павильон — «каменную крепость для овощей» — но так неудачно, что Осман повелел новую постройку снести.
В 1851 году в Лондоне состоялась первая Всемирная выставка, поразившая всех Хрустальным дворцом. Это был крайне необычный и суперсовременный по тем временам проект — вся экспозиция площадью более ста тысяч квадратных метров была перекрыта огромным стеклянным куполом, как гигантская оранжерея. Успех был невероятный. Наполеон III, естественно, не мог уступить проклятым англичанам ни в чем, Франция соперничала с Англией еще со времен Столетней войны — а тут проект нового рынка в самом центре Парижа. «Сделайте им железные зонтики», — потребовал он. Новые павильоны Бальтара и стали такими зонтиками. Легкая ажурная конструкция устанавливалась над сводчатыми погребами (глубиной до 25 метров), которые служили складами для продуктов. Стеклянные стены и фонарь заливали павильон светом. Павильоны простояли до 1960-х годов.
«Переезд века» состоялся между 27 февраля и 3 марта 1969 года. В ночь со 2 на 3 марта около 20 000 человек со всем своим скарбом, оборудованием, пятью тысячами тонн продуктов и огромным количеством букетов погрузились на грузовики и двинулись в сторону Ранжиса. Говорят, что обитатели соседнего Севастопольского бульвара видели, что за грузовиками, как за Гаммельнским крысоловом, по бульвару стройными рядами ушло полчище рыночных крыс.
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться