Дело Серебренникова: слово Путина — еще не указ?

В России продолжают обсуждать задержание руководителя «Гоголь-центра» Кирилла Серебренникова, которого суд в среду отправил под домашний арест до 19 сентября. Известного режиссера обвиняют по части 4 статьи 159 УК РФ — «Мошенничество в особо крупном размере». Его задержали 22 августа в Санкт-Петербурге, где он работал над фильмом о Викторе Цое.

Российский режиссер Кирилл Серебренников в суде, 23 августа 2017. REUTERS/Tatyana Makeyeva

Из Санкт-Петербурга Серебренникова этапировали в Москву, где и состоялся суд по избранию меры пресечения. За режиссера поручились многие известные люди — от Филиппа Киркорова и Андрея Малахова до Натальи Солженицыной. Сестра известного бизнесмена Ирина Прохорова на суде заявила о готовности внести любую сумму в качестве залога, только бы режиссер, у которого незадолго до ареста отобрали загранпаспорт, остался на свободе. Несмотря на это, а также на то, что свою вину Серебренников отрицает, суд отправил его под домашний арест. Следствие инкриминирует ему организацию хищения не менее 68 млн рублей, выделенных в 2011–2014 годах из бюджета компании «Седьмая студия» на реализацию проекта «Платформа». Ранее по этому делу были арестованы бывшие генеральный продюсер «Седьмой студии» Алексей Малобродский, ее главбух Нина Масляева и гендиректор Юрий Итин.

О том, как отреагировал коллектив «Гоголь-центра» на события этой недели, RFI в день суда рассказала актриса театра Юлия Ауг.

Юлия Ауг: Стало известно, что следователь будет просить в качестве меры пресечения домашний арест, еще вчера вечером «Медуза» об этом написала, поэтому СИЗО сегодня не рассматривалось на суде как вариант, а рассматривался домашний арест или же возможность отпустить Кирилла за внесение залога. Суд отказал во внесении залога, оставил меру пресечения домашний арест. Как мы к этому отнеслись? Мы были к этому готовы. Была небольшая надежда, что большое количество поручителей, очень уважаемых людей в России, которые готовы внести сегодня залог, может сыграть какую-то переломную роль в вынесении решения о пресечении. Но этого не произошло. В принципе, мы были готовы.

RFI: В театре понимали, что Кирилла могут задержать?

Юлия Ауг: Нет, никто ничего не ожидал. Более того, эта манера, когда человека забирают ночью и этапируют, притом забирают очень быстро, дав сделать только несколько звонков, на мой взгляд, показательная акция и определенная шоковая терапия. Вообще, на мой взгляд, все, что сейчас происходит, это определенный рубеж. После сегодняшнего и вчерашнего дня мы прежними уже не будем. Ни государство, ни мы.

Отсутствие художественного руководителя как-то повлияет на открытие сезона?

Юлия Ауг: Труппа работает, репетиции идут, сезон начнется, спектакли начнутся. Кирилл создал уникальный механизм, который до 19 октября точно может работать на том заделе, который сделал Кирилл. Никакой паники, продолжается жизнь, продолжается работа. 15 сентября должна состояться премьера спектакля «Маленькие трагедии».

Юлия, не могу не спросить. В коллективе обсуждают, что будет, если…

Юлия Ауг: Могу ответить сразу: не обсуждают. Этот вопрос в принципе не обсуждается. Такого быть не может.

Журналисты возле московского «Гоголь-центра», где 23 мая СК проводил обыск. Vasily MAXIMOV / AFP

Ряд наблюдателей высказывают мнение, что в деле Серебренникова есть отчетливая политическая и идеологическая составляющая. По их мнению, будучи наиболее ярким представителем либерального крыла творческой интеллигенции, он стал жертвой очередного наезда власти на свободомыслие, а его коллеги получили ясный сигнал, направленный на запугивание. С этим не вполне согласна политолог, доцент кафедры государственного управления РАНХиГС Екатерина Шульман.

RFI: Екатерина, когда Серебренникова задержали впервые и привезли на допрос, Владимир Путин в беседе с актером Евгением Мироновым, который пожаловался ему на действия силовиков против Серебренникова, произнес слово «дураки». И все же режиссера арестовали, несмотря на эти слова. Как теперь выглядит в этой ситуации авторитет главы государства, на ваш взгляд?

Екатерина Шульман: Я напомню параллельную историю: в конце 2012 года премьер-министр Медведев, когда он давал большое интервью главам федеральных телеканалов, назвал других следователей, которые приходят ранним утром с обысками, «козлами». Речь шла, я напомню, о следователях, работавших по «болотному делу». Как мы помним, никакого влияния на поведение следственных органов это не оказало. Не стоит преувеличивать степень управляемости силовых акторов. Они действуют в рамках своего целеполагания и своей процедуры. Поэтому легенда о том, что все пытаются улавливать сигналы и в связи с этими сигналами резко меняют свое поведение, не подтверждается реальностью. Кроме того, обе приведенные фразы, конечно, звучат оскорбительно, но при этом носят довольно неопределенный характер. Это все в достаточной степени невнятно. Природа и образ жизни тех, кто ведет такого рода дела, таковы, что они не могут без какого-то очень сильного давления (а не фразы или жеста), выпустить уже практически проглоченный кусок изо рта. Кроме всего прочего, это ослабит их позиции в конкурентной борьбе с другими силовыми акторами — а кто компенсирует им этот убыток? Мы можем рассчитывать не на сигнал сверху, не на доброе слово, сказанное кем бы то ни было, а на постепенное изменение отношения общества к насилию вообще и государственному насилию в частности. Изменение социальных норм, собственно, и влияет на все происходящее. Инструменты публичности работают. Они работают не всегда, но кроме них ничего не работает. Кто там чего случайно сказал — это, судя по всему, и для правоохранительных органов не является особенно значимым, и не оказывает влияния на то, что происходит.

Даже если это сказал Путин?

Екатерина Шульман: По-моему, начиная с 2012 года Контрольно-ревизионное управление президента перестало публиковать цифры выполняемости президентских указов. До этого оно их публиковало, и никогда эта цифра не превышала 75 процентов. Речь идет об указах, не о словах! До 80 процентов не могли довести их исполняемость, потом перестали вообще показывать эти цифры. Потому что, как я подозреваю, тенденция там была не к увеличению, а к снижению.

Как вы думаете, можно ли считать дело Серебренникова предвыборным сигналом какой-то части общества, творческой интеллигенции, например?

Екатерина Шульман: Это очень большая, хотя и совершенно естественная ошибка со стороны общества, и особенно образованного сословия — воспринимать все происходящее как сигнал, направленный лично нам. Насколько я понимаю, достаточно большое количество дел происходит вокруг Министерства культуры, департамента культуры Москвы, в том числе его бывшего руководства, и, видимо, бывшего руководства политического блока администрации президента. Это, в принципе, довольно большие деньги, Министерство культуры распоряжается значительными деньгами. Вокруг них не одно уголовное дело. Я напомню о деле реставраторов, по которому был арестован и до сих пор сидит в СИЗО один из заместителей министра культуры. Соответственно, речь не идет о том, что кому-то вдруг сейчас пришло в голову затерроризировать режиссера Серебренникова. Следственные действия ведутся в течение двух лет, если я правильно понимаю то, что там происходит. Это не похоже ни на предвыборную акцию, ни на акцию, которая направлена лично на Серебренникова.

►► И это будет слопано: писатель и журналист Дмитрий Быков о задержании Кирилла Серебренникова

Российские СМИ активно обсуждают дело Серебренникова вот уже несколько дней. Росбалт, в частности, написал со ссылкой на свои источники в правоохранительных органах, что режиссера задержали, поскольку он пытался «скрыть улики» и «еще в ходе доследственной работы и на начальных этапах расследования через знакомых пытался помешать действиями правоохранительных органов». В этой же публикации говорится, что расчеты с исполнителями, задействованными в проекте «Платформа», как это и принято в творческой среде, производились наличными деньгами. Для этого суммы выводились через фирмы-однодневки — это наиболее простой способ обналичивания средств. Причем исполнители, якобы, получили гораздо меньше, чем следует из документов.

В публикации РБК ряд экспертов, среди которых Авдотья Смирнова, Николай Сванидзе, Павел Лунгин и Алексей Герман, заявили о том, что любой постановочный процесс, в театре или в кино, провоцирует на нарушение закона, ибо тот совершенно не учитывает специфику производства в медиа-сфере. В частности, по мнению Авдотьи Смирновой, «для того чтобы полностью исполнить закон, существует только один способ — ничего не производить, не делать».

В защиту Кирилла Серебренникова активно выступают как коллеги, так и простые зрители. Массовая акция, в частности, прошла под окнами Басманного суда 23 августа, когда избиралась мера пресечения. В тот же день в Ростове-на-Дону состоялись одиночные пикеты в поддержку режиссера.

Ассоциация театральных критиков выпустила заявление, в котором говорится, что «домашний арест Серебренникова лишает его права на профессию и препятствует осуществлению запланированных постановок». «Мы требуем прекращения насилия и произвола в отношении деятелей театра, чья вина не только не доказана, но и толком не сформулирована», — говорится в заявлении, опубликованном на сайте Ассоциации. А Европейская киноакадемия в своем призыве освободить Серебренникова называет его дело «политически мотивированным». Французский театральный режиссер Давид Бобе считает, что необходимо обратиться к главам европейских стран, чтобы Кириллу Серебренникову было предоставлено политическое убежище.

Адвокат Серебренникова Дмитрий Харитонов планирует обжаловать решение о домашнем аресте. Если же это не удастся сделать, судьба проектов, над которыми работал режиссер, окажется под вопросом. Это, в частности, касается и балетного спектакля «Нуреев», премьера которого намечена на май следующего года в Большом театре. Гендиректор Большого Владимир Урин собирается добиваться встречи с Серебренниковым, чтобы обсудить план действий по этой постановке. Для этого ему придется обратиться к следователям, так как обычно режим домашнего ареста предполагает запрет на общение со всеми, кроме членов семьи, адвокатов и правоохранителей.