Любовь Виноградова: «Случай Косенко – это очень тревожный сигнал»

10 октября член Совета по по правам человека при президенте РФ Сергей Пашин назвал приговор фигуранту «Болотного дела» Михаилу Косенко юридическим нонсенсом. За два дня до этого Замосковорецкий суд Москвы признал Косенко виновным по делу о массовых беспорядках в Москве 6 мая 2012 года и постановил отправить его в психиатрический стационар. Комментарий исполнительного директора Независимой Психиатрической Ассоциации России и члена Правления Российского исследовательского центра по правам человека Любови Виноградовой.

Михаил Косенко в зале суда Andrei Stenin/DR

Как вы оцениваете решение суда в отношении Михаила Косенко?

Мы оцениваем и решение суда и заключение и заключение комиссии судебно-психиатрических экспертов, которое легло в основу этого решения, как совершенно возмутительные. Как несоответствующие реальному положению вещей и грубо нарушающие права Михаила Косенко. Комиссия рекомендовала признать его невменяемым, что суд собственно и сделал. Мы, как специалисты, изучавшие это заключение, считаем его необоснованным.

Во-первых, у Косенко нет психических расстройств, которые бы лишали его способности осознавать фактический характер своих действий и руководить ими. Во-вторых, он, безусловно – что самое важное – не нуждается в принудительном лечении. Он законопослушен. Длительное время он наблюдался в своем психоневрологическом диспансере, добровольно и аккуратно ходил туда, принимал назначенную ему терапию. Рекомендация поместить Косенко в психиатрический стационар грубо нарушает его права. Человека, который не отказывается от лечения, помещать в стационар совершенно не нужно. Это дезадаптирует его и принесет вред его здоровью, потому что он привык жить в домашних условиях. Вырвать его из этой среды и поместить в ситуацию.

Мы знаем, какая ситуация в той больнице, куда он попадет. Это 5-я больница в Чеховском районе Московской области. Там очень плохие условия. Это огромные палаты, где люди все время на виду, где кровати стоят друг рядом с другом, люди не имеют порой даже своих тумбочек для хранения личных вещей.

Что конкретно означает принудительное лечение в современной российской психиатрии? Можно ли говорить о каких-либо сроках этого лечения?

Некоторые нам говорят, что эксперты хотели вывести его из-под уголовного наказания, потому что то, что ему назначено принудительное лечение – это значит, что из-под уголовной ответственности он выведен. Это не называется приговором. Ему не назначено наказание. Ему наказание заменено на принудительные меры медицинского характера, на лечение. Но, к сожалению, люди, которые попадают в такую ситуацию, часто бывают очень огорчены, потому что принудительное лечение не имеет срока. Если человек получает приговор и отправляется отбывать его в места лишения свободы, то он точно знает, сколько времени он будет там находиться. Более того, он может выйти по УДО. Если человеку назначается принудительно лечение, то это может быть и короткий срок, а может быть и очень длительный.

В России на сегодняшний день существует несколько видов принудительного лечения. То, что назначили Косенко - стационар общего типа – это не самый тяжелый вид. У нас есть специализированные стационары с интенсивным наблюдением, и это, действительно, совсем тяжелый и строгий режим. Тем не менее, в случае Косенко – это, все равно, стационар. Это закрытое учреждение, где он будет находиться столько, сколько, с одной стороны, посчитают нужным врачи, а, с другой стороны, суд. Каждые полгода его будем осматривать комиссия врачей, которая будет решать, нуждается ли он и дальше в продолжении лечения или нет.

Почему мы еще так возмущены? Потому что Косенко тогда уж, если говорить о желании освободить его от уголовного наказания, ему могли бы рекомендовать амбулаторное лечение, которое у нас тоже есть как форма принудительного лечения. Это значит, что человек живет дома и регулярно ходит в свой психоневрологический диспансер по месту жительства. Если он вдруг отказывается от этого, диспансер может обратиться в суд, и тогда ему назначают стационарное лечение.

Можно ли, по-вашему, говорить сегодня о карательной психиатрии как о тревожном тренде? К случаю Косенко приковано внимание общественности, это «болотное дело». Есть ли другие подобные случаи или пока это остается исключением?

Безусловно, мы не можем говорить о системе карательной психиатрии. Это не носит массовый характер, но это очень тревожный сигнал, в том смысле, что это, действительно, громкое дело. Оно у всех на виду. И случай Косенко всем демонстрирует, что можно делать. На мой взгляд, это элемент запугивания правозащитного движения.