Алексей Малашенко: «Не Кавказ заразил Россию, а заразились все вместе»

Межэтнические отношения в России в последнее время заметно обострились. Все чаще происходят ксенофобские выступления, участились случаи агрессии по отношению к лицам «неславянской» внешности. Во многом это, конечно, объясняется терактами, устроенными в России и, в частности, в Москве, выходцами с Северного Кавказа. Все чаще раздаются призывы к отделению Северного Кавказа от России. О том, какое влияние оказывает Северный Кавказ на остальную Россию, мы побеседовали с профессором Алексеем Малашенко, директором программы «Религия, общество и безопасность» Московского центра Карнеги.

Директор программы «Религия, общество и безопасность» Московского центра Карнеги Алексей Малашенко http://www.novayagazeta.ru/data/2010/141/09.html

RFI: Как вы считаете, подавляющим большинством населения России Северный Кавказ воспринимается как часть страны, в которой это большинство живет, или как нечто, если и не отделившееся, то, во всяком случае, отдельное?

Алексей Малашенко: Я бы сказал, что, наверное, 60%, может быть, даже больше выступают за отделение Кавказа. Причем, если раньше задавался вопрос: «отделять - не отделять?», то сейчас, когда я где-то выступаю, мне задают вопрос: «как отделять?».

То есть, внутренне многие люди этот вопрос для себя решили, что Кавказ – это какая-то опухоль России. И, к сожалению, это распространяется. Но моя позиция такова, что Кавказ неотделим. Это при всех отличиях, при всей специфике кавказской, при всем полутрадиционном обществе, которое там имеет место быть. Кавказ – это часть России со всеми ее проблемами.

И отделение… я не верю, что оно начнется, но если оно начнется, будет, попросту говоря, кровавым. Поэтому ситуация очень двусмысленная. На Кавказе, действительно, происходят процессы в области сознания, культуры, идентичности, которые не вписываются в российскую систему ценностей, но, тем не менее, вот такой парадокс.

Да, Кавказ все чаще называют «ближним зарубежьем», но путей выхода и возможностей выхода Кавказа из состава России я просто-напросто не вижу, тем более что сами кавказцы, при всей исламизированности, при всей этнической специфике, при всей неприязни к федеральному центру, хотят быть в России.

RFI: Чем вы объясните всплеск антикавказских настроений в России? Или это не всплеск?

Алексей Малашенко: Это не всплеск. Это растущая тенденция. Ну, сами посудите: когда была чеченская война, и первая, и вторая, когда все эти жестокости транслировались (ведь в России же обвиняли не «Красную армию», а чеченцев, сепаратизм и т.д.), когда были теракты, кого обвиняли?

В сознании людей терроризм, который, по сути, везде – в Америке, в Европе - у нас в России он связывается с Кавказом. И, в конце концов, Шамиль Басаев, с точки зрения общественного восприятия, это брат того же Бен Ладена. Не будем забывать, какими жестокими были теракты и в Беслане, и в больнице еще в 90-е годы, и про самолеты, и метро. Естественно, что это делали кавказцы.

RFI: Как вы думаете, эта растущая тенденция, эта растущая «русская идея» может выкристаллизоваться в настоящую оппозицию или так и останется маргинальным движением?

Алексей Малашенко: Все зависит от социально-экономического положения. Если кризис опять придет, и если власть сумеет реформировать экономику страны и реформироваться сама, то есть, создать более гибкую политическую систему, в которой можно бы было выражать реальный протест в этой системе, то национализм, конечно, останется, но он будет маргинален, он будет достаточно вял и т.д.

Если этого не произойдет, и если единственной формой выражения реального протеста останется национализм, то, во всяком случае, я думаю, что не сразу, но в российской провинции эти люди, эти пока что небольшие организации будут консолидироваться. И волна национализма, причем, организованного, этнического русского национализма будет расти.

Еще такая деталь, которая сейчас выглядит, наверное, немножко смешной, но я думаю, что это очень важно. Ведь русские националисты ассоциируют себя с европейцами и, прежде всего, называют немцев и французов: «мы – как французы, мы – как немцы, мы – такие же европейцы, у нас – те же самые проблемы, и мы будем бороться до конца».

Среди националистов есть идиоты, как всегда, как везде, но есть люди достаточно грамотные, способные на хорошем уровне артикулировать все эти идеи, есть хорошие ораторы, есть хорошие организаторы. Если все будет, как сейчас, то русская этно-националистическая оппозиция, в конечном счете, сорганизуется. Не сразу, но сорганизуется.

RFI: Вы сказали, что некоторыми Северный Кавказ рассматривается как опухоль на теле России. А вы сами с таким определением согласны?

Алексей Малашенко: Знаете, я не согласен с постановкой вопроса, потому что заболела Россия вся, все ее части: Дальний Восток, Калининград и многое другое. Поэтому я бы сказал, что болеет вся Россия, а Кавказ, наверное, болеет несколько по-особенному. А главная болезнь – это отсутствие реформ, это коррупция, это не годящаяся, несовременная политическая система. Все это имеет место везде, но на Кавказе принимает свои особенности. Поэтому, не Кавказ заразил Россию, а заразились как-то все вместе.

RFI: Кризис на Северном Кавказе, который длится уже несколько лет. Как вы считаете, власти не могут с этим кризисом покончить или, может быть, особо и не хотят? В некоторых обстоятельствах он может быть удобным?

Алексей Малашенко: Я думаю, что хотели бы или, как минимум, хотели бы держать этот кризис под контролем. Но не получается. Не получается, поэтому власть избрала, по-моему, самый простой путь: проплачивать Северный Кавказ. То есть, фактически, и Дагестан, и Ингушетия, Чечня – по разным данным, от 90 до 100% - финансируются из федерального бюджета.

В то же время, там никаких серьезных реформ не происходит. Идет тотальная социально-экономическая стагнация, с безработицей проблемы не решаются, гигантский разрыв между местными правящими элитами и остальным населением – все это, где-то больше, а где-то меньше, мы наблюдаем в западной части Северного Кавказа.

На сегодняшний день крайне неприятная обстановка сложилась в Кабардино-Балкарии, где как никогда, как нигде, выросло количество терактов, где, фактически, есть все признаки гражданской войны. И вообще, если кризис на Северном Кавказе начинался только с востока – Чечня, Дагестан, Ингушетия – то он постепенно перемещается и охватывает остальные регионы, остальные части.

RFI: А как может проявиться эта скрытая гражданская война при подготовке или проведении сочинской Олимпиады?

Алексей Малашенко: Про сочинскую Олимпиаду говорить очень непросто. Во-первых, когда было принято решение добиться, чтобы Олимпиада происходила в Сочи, это был заведомый риск. Но тут речь идет об отмывании денег, об огромном количестве финансовых вложений, на этом там очень многие заработали.

Ну, представьте себе, на чисто домохозяечном уровне, когда через два месяца будут Олимпийские Игры, а где-нибудь в Сочи взрывают пару автобусов. Но ведь такое возможно? У нас совсем недавно то метро в Москве взорвали, то взорвали канатную дорогу в Кабардино-Балкарии, то просто остановили машину и расстреляли там людей. Это такой «кавказский быт».

Так вот, представьте себе, что взрываются два автобуса. И все. И кто туда после этого поедет? Я уж не говорю о вероятности терактов во время самой Олимпиады. То есть, если ничего не произойдет, то, конечно, Россия завоюет очки. А если произойдет, то и власть российская, в первую очередь, и сама страна будут дискредитированы со страшной силой.

Как себя вести? Вы сами понимаете, что остановить терроризм сейчас невозможно, полностью от него избавиться. Это феномен, это сложный феномен, со своими традициями, со своими политическими, религиозными, культурными и прочими корнями.

Поэтому нужно будет каким-то образом все это «смикшировать». Тут, естественно, что бросается в глаза первым? Во-первых – усилить карательную составляющую, а во-вторых – договариваться с потенциальными террористами. А то и попросту платить им за то, чтобы они не взрывали. Я думаю, что в этом отношении такой опыт есть не только в России.

RFI: Достаточно ли терроризм однороден? Есть ли у него какая-то штаб-квартира, известно ли, кому нужно платить? А то одним можно заплатить, а другой человек придет и автобус взорвет.

Алексей Малашенко: Вот это – самое трудное. Понимаете, терроризм, который у нас на Кавказе, да и по всему миру – это не пирамида, это не организация. Это, скорее, кипящий бульон с клецками. До конца иметь гарантию, что этого не будет – невозможно.

Но свести к минимуму эти возможности, я думаю, что, в общем-то, мы в состоянии. Подчеркиваю, полностью избежать, я не представляю – как. Но минимизировать – это очень кропотливая, очень тяжелая работа, прежде всего, агентурная. Опять же – проплачивать. Но риск будет всегда.