«Театральное дело» против театрального дела

Трехлетнее издевательство над здравым смыслом, которое вошло в историю как «театральное дело», завершилось, как большинство российских судебных процессов, — абсурдно и унизительно. Кирилл Серебренников получил три года условно и штраф 800 тысяч рублей, Юрий Итин —три года условно и штраф 200 тысяч, Алексей Малобродский —два года условно и штраф 200 тысяч. Софья Апфельбаум, обвиненная в халатности, обязана будет выплатить штраф в 200  тысяч рублей.

Люди у Мещанского суда встретили аплодисментами приговор к условным срокам по "театральному делу" AP - Alexander Zemlianichenko

Разумеется, все приговоры будут обжалованы. Но пока все вздохнули с облегчением, радуясь, что невиновных людей хотя бы не засадили в тюрьму. И тут же подавили вздохи, потому что радоваться, что невиновных все-таки признали виновными и поразили в правах, устроив на несколько лет дикий цирк с клоунами, лилипутами, лжесвидетелями, экспертами-доносчиками и пр., — это позор и несправедливость. Хотя все обвиняемые остались на свободе, проблема никуда не делась. История отношений российской культуры и российского государства теперь навсегда разделена на «до театрального дела» и «после театрального дела».

Не считая коротких оттепельных периодов, культура на наших просторах всегда была под прессом. Монархия тратила немалые средства и силы на тотальную цензуру, хотя по сравнению с советской отличалась известным вегетарианством. Потом, после советской власти — короткий период свободы, а когда свобода закончилась, государство по сути объявило культуре войну.

И самое интересное в этом, что войну объявил не кто-то со стороны, не совсем уж посторонние церберы-охранители государственных скреп. Войну объявило и ведет по всем правилам Министерство культуры РФ. И этот факт даже на фоне судебного, процессуального и сущностного абсурда всего «театрального дела» бьет наповал своим цинизмом и неправдоподобностью.

Вспомним, что Минкульт вдруг объявил себя потерпевшим уже после начала процесса, когда неугомонная репрессивная машина крутилась вовсю. С юридической точки зрения, наверное, все было сделано грамотно, а со стороны человеческой, гуманитарной это выглядело как «подтолкни тонущего». Можно подумать, что без претензий Минкульта Серебренникова, Итина и Малобродского было трудно посадить. Был ли это жест Минкульта «позвоночным» и от кого поступил этот условный звонок — вряд ли мы узнаем. Скорее всего, их «попросили». Да и неважно, кто, как и почему попросил. Собственно, мы вообще не знаем — кому конкретно был нужен этот процесс и кто хотел посадить, запугать или уничтожить Серебренникова. Опять же — это не так важно. Но вот есть ведомство, созданное специально для того, чтобы помогать отечественной культуре нормально развиваться, не испытывать финансовых и организационных проблем, давать возможность расцветать всем цветам, продвигать наше искусство за границей, а потом гордиться плодами деяний своих. Вместо всего этого оно выступает киллером своей же «клиентуры». Что в такой ситуации должно было сделать приличное ведомство, ответственное за культуру? Очень просто — рассказать об изначальной порочности Федерального закона 94-фз о госзакупках, когда он применяется к культуре. Объяснить, что всякий, буквально каждый руководитель государственного культурного учреждения вынужден так или иначе обходить этот закон, если хочет создавать качественные произведения, и иначе быть не может. Что каждый из них у государства на крючке, и в любой момент любой может стать нарушителем, преступником, обвиняемым, осужденным. Защищать своих — благое дело.

Но доблестный Минкульт не только не поддержал и даже не промолчал — он присоединился к обвинителям в качестве потерпевшей стороны. Потом сменился министр культуры — на смену повернутого на патриотизме Владимира Мединского пришла Ольга Любимова. У многих почему-то были необъяснимые иллюзии на ее счет, хотя послужной список новоиспеченной чиновницы не давал для них ни малейшего повода. У нее оставался небольшой шанс сохранить лицо — достаточно было отозвать претензии до оглашения приговора. Мало того что Любимова этого не сделала, но во время оглашения приговора она дала небольшое интервью, в котором уверенно подтвердила свою «пострадалость». Лия Ахеджакова сказала по этому поводу: «Это ж министерство культуры травило, преступая через свои же законы, которые они выпускали. Надо расследовать теперь поведение министерства культуры этого». Когда-нибудь, будем надеяться, расследуют, а пока можно лишь поздравить «культурное» ведомство с новой ролью — пострадавшего от культуры.

Конечно, вся эта история — не только про отношения творцов и чиновников. Она — про многое. Про то, как легко расколоть общество. Про то, что двадцать лет глотаем и перевариваем. Про то, что молчаливых — большинство, согласных — меньшинство, а несогласных еле наберется пятачок перед Мещанским судом. Про то, что подличают одни, а стыдно тебе. Про то, что и это проглотим. Про то, наконец, что все живое в нашей стране уничтожается — начиная с московских сквериков кончая свободным искусством, — потому что всякая тоталитарная система не выносит света.

И совершенно прав Андрей Звягинцев, сказавший после оглашения приговора: «Дело не в финансовых претензиях министерства культуры — дело только в уроках несвободы. Власть обществу прямо заявляет в лице своих опричников, что свободы ему не видать как своих ушей. Речь идёт о том, чтобы отказать нам мыслить самих себя, как рождённых для свободы, рождённых для творчества и дерзания, рождённых для будущего. Нам заслоняется перспектива. Страна без перспективы — обречена».

Горькая ирония: Серебренников, учившийся театральному делу, посвятивший театральному делу жизнь, становится фигурантом совсем другого «театрального дела», чуть не стоившего ему и его товарищам свободы, отнявшего у них немалую часть здоровья и ознаменовавшего переломный момент в ходе войны государства против культуры. Пока все-таки в пользу государства.