Год с Россией — спецрепортаж RFI из Крыма: «Российский триколор и спокойствие в душе»
18 марта исполняется ровно год, как Владимир Путин включил Крым в состав Российской Федерации. Украина и подавляющее большинство государств в мире не признали «переход» Крыма в состав России и считают действия России «аннексией». Специальный корреспондент RFI отправился в Крым, чтобы узнать, как изменился полуостров, и что сами крымчане думают о жизни в составе России.Часть четвертая
Опубликовано: Отредактировано:
Российский триколор и спокойствие в душе
«Сторонников Общей Судьбы на Острове множество во всех слоях населения. Царило радостное возбуждение. Молодежь развешивала по ветвям платанов лозунги типа «Привет, Москва!», «Советский Остров приветствует советский материк!», «Крым + Кремль = Любовь!», — пожалуй, больше всего сходств между аксеновским «Островом Крымом» и сегодняшним Крымом можно найти именно в настроениях сторонников воссоединения с Россией.
Большинство крымчан даже не пытается найти рациональные причины своей радости от воссоединения с Москвой. Однако есть и те, кто извлек вполне конкретную выгоду или ощутил на себе благоприятные изменения после вхождения полуострова в состав России.
Предприниматель Александр Чернов рассказал RFI, что с присоединением полуострова к России бизнес стало вести удобнее, документооборот сократился, а чиновники подобрели. Сам предприниматель так увлекся политикой во время референдума в марте 2014 года, что потом даже вступил в партию «Великое отечество», известную по движению «Антимайдан». Сейчас Александр является председателем регионального отделения.
Александр Чернов: Я являюсь председателем регионального отделения всероссийской политической партии, партии «Великое Отечество». До этого я никогда не занимался никакими ни политическими, ни общественными деяниями. От себя я занимался, будучи предпринимателем, какой-то благотворительностью — фонтаны восстанавливал. В какой-то степени, я понимал, что кто-то должен этим заниматься.
Вы предприниматель в какой области?
У меня есть более 30 видов практического предпринимательства — от сельского хозяйства, IT-индустрии, обучения, платежных терминалов. Сейчас основной вид деятельности у меня — это дизельное топливо и IT-услуги, то есть, продажа интернета, интернет-провайдер. С приходом в Российскую Федерацию, во-первых, облегчился на миллионы процентов — не побоюсь этого слова — документооборот, потому что есть электронные различные системы — gosuslugi.ru — которые позволяют довольно-таки легко получить все виды документов в одно окно в 30-дневный срок максимально. При Украине это затягивалось на годы. Для примера, лицензия на интернет при Украине стоила официально на пять лет — около пяти тысяч долларов, а реально, чтобы ее получить, нужно было 15 [тысяч] потратить. Более того, обязательно надо было в Киеве получать и т. д. Лицензия на wi-fi стоила столько же, хотя во всем мире wi-fi на 2,4 и 5,3 Ггц — бесплатный. В Российской Федерации эти же лицензии, во-первых, вообще обошлись бесплатно, так как у нас был переходный период. Помимо этого — налоги. Если в Украине, будучи предприятием, мы платили 20% налога, помимо всех поборов, то здесь, в России, идет 3% от валового оборота и 6% от чистой прибыли. То есть, налогообложение довольно низкое.
Да, у нас затруднились непосредственно какие-то поставки какого-то оборудования, потому что многое, что мы заказывали на e-bay, эти трудности были всего лишь месяц, сейчас мы все через Краснодар таскаем. С Украиной есть уже свои связи, которые тоже привозят это оборудование. Поэтому как предприниматель я вижу значительное улучшение. Самое главное — впервые я встретился с таким моментом — когда ты приходишь к чиновнику, он уже не в приказном тоне говорит, явиться туда-то, в такой-то кабинет, в такое-то время, а он спрашивает, а могли бы вы явиться? А, может быть, мы к вам придем? То есть, есть уже какое-то уважение со стороны власти к обычным людям.
И когда случились события на Майдане, я очень негативно к этому отнесся, переживал за свою семью, за своих близких. 26-го числа заехал друг, у меня была температура тогда почти под 38, но я понимал, что если сейчас я не выйду возле Верховного совета, то можно собирать вещи с семьей, уезжать из Крыма. Но я был готов умереть. Более того, в той толкучке я лично себя два раза похоронил, настолько была давка, не хватало воздуха. Я думал — вот, так бездарно умер, в смысле — мало себя проявил. Впоследствии участвовал непосредственно в референдуме. Утром я был еще в Симферополе, потом поехал в Ялту по месту прописки. Там тоже достаточно много люди шли — в первый раз я видел людей в таком эйфорическом состоянии, когда они шли и друг другу улыбались.
Как за последний год ваша жизнь изменилась — вас, вашей семьи?
При Украине постоянно в душе было волнение. В школе, когда я учился, потом в университете какая-то искусственная украинизация. В кинотеатрах украинизация. Искусственное подогревание татарского вопроса — крымских татар и русских. Постоянно стравливалось. На телеканалах. В душе постоянно была тревога. После референдума, когда я вижу российский триколор на государственных зданиях, когда висит он у меня дома, такое огромное успокоение в душе. Это, на самом деле, очень дорогого стоит — спокойствие в душе.
Другой житель Симферополя, поддерживающий переход Крыма в состав России, Ростислав, бывший студент Академии МВД в Киеве. Год назад во время Евромайдана, его сокурсники привлекались для поддержания порядка во время массовых акций протеста. После победы Евромайдана он и его сокурсники почувствовали себя преданными военными командирами и государством. Уже после референдума Ростислав решил бросить учебу и вернуться на малую родину.
Ростислав: «Год назад я получал второе высшее образование в Академии МВД в Киеве. В апреле, в связи с политическими и этическими причинами, я его покинул. Почему я покинул? Я как военнослужащий столкнулся с чередой унижений со стороны «прогрессивной» проевропейской молодежи и командования нового, которое после событий в феврале у нас поменялось. Я, будучи младшим сержантом внутренних войск, столкнулся с тем, что меня заставили срезать шевроны внутренних войск. То есть, то, с чем я хотел связать всю свою жизнь, стало вдруг стыдным. Это меня очень угнетало. Плюс — после мартовских событий, «Крымской весны» — бесконечные нападки со стороны проукраинских, в основном, ребят из Западной Украины. Подкалывали меня постоянно — «москаль», «кацап» и т. д. Плюс — сложная экономическая ситуация.
Мне довелось поучаствовать непосредственно в событиях: с 18 или 19 февраля (уже не помню) я заступил на дежурство, и в течение пяти суток нас заблокировали активисты Майдана — нашу академию. В течение пяти суток мы были в блокаде. Мы готовились к обороне, но в итоге новое командование нам дало приказ спрятать все оружие, достать бойки и сжечь. Я полностью разуверился в этом начальстве. Мы — боевое подразделение (у нас пряталось 500 человек — подразделение внутренних войск и ППС, подчеркиваю — не «Беркута», а ППС — патрульно-постовая служба). Эти ребята бежали с Майдана. Представьте загнанную собаку или какое-то животное. Это опущенные люди, с опущенным взглядом, которые хотят единственного — вернуться домой, вернуться к семьям. И это люди — подчеркиваю — без оружия, которым оружия не выдавали, и оружия у них не было. В итоге — у нас еды было всего на три дня, мы были в блокаде пять дней. Худо-бедно мы перебивались. Но, в принципе, если бы дольше — нам просто не хватило бы питания. На протяжении сложных переговоров наше командование договорилось, чтобы нас освободить, но с каким условием? Нас освобождают и выпускают ППС из Харькова и внутренние войска из Луганска с условием, что те сдают свои специальные средства. Понимаете? Как это для военного — сдать свои специальные средства, которые на него записаны? Поступает приказ — сдать. Сдают все специальные средства, они выходят с позором, их снимают на камеры, срывают шевроны, срывают погоны. Они боялись, что по дороге в Харьков они не доедут, что их просто расстреляют. Офицеры, когда нас заблокировали, один был, который, то переодевался в гражданскую форму, то в военную. При этом, у него все время пистолет был, поскольку он дежурный. То есть, он не знал, как ему лучше бежать отсюда — как гражданскому или как военному. Один там напился. В общем, смешно, на самом деле, было смотреть на них. Ночевали мы там в полном боекомплекте, то есть в одежде, противогазы, щиты рядом. В условиях спартанских.
Пока вы были студентом, вас привлекали [к наведению порядка в ходе массовых мероприятий]?
Поскольку я был студентом первого курса, привлекали только старшекурсников. Первый курс не привлекали. Привлекали добровольцев. Два человека, которые один день побывали там — на Грушевского — когда лил гидрант и замерзшие автобусы — помните эти фотографии? Они потом эти два дня проклинали. Они сказали, «мы больше не вернемся сюда никогда». Они не хотели, потому что это было настолько — четыре часа стоишь в цепи, грубо говоря, даже физиологические потребности не можешь справить. Помимо этого, в тебя все время что-то летит. У нас курсант третьего курса горел. Несколько офицеров — поломали им конечности. Я несколько раз возил пищу на Майдан военным. Они стояли тогда в Кабинете министров, в подвале с «Беркутом» вместе отсиживались. Я туда ездил.
И я уволился по собственному желанию из вооруженных сил Украины, из академии. Мне когда сказали «ты будешь в Нацгвардии», я понимал, что не хочу быть в Нацгвардии, само это понятие почему-то отторгалось. Я отказался, уволился и приехал в Крым 6 или 5 апреля. И я вам скажу, что я не жалею, я очень рад. Я вообще являюсь государственником, я поддерживаю сильное государство, государство, которое способно защитить себя и защитить своих граждан. Это присоединение, историческое возвращение к мощному, крупному и сильному государству, которое культурно ближе, чем-то, которое было — для меня, по крайней мере — это стало для всех огромной радостью и счастьем. Хочу сказать, что все те люди, которые работают в охране общественного порядка [в России], имеют права, полномочия, они выполняют свою работу. Я, допустим, будучи сержантом внутренних войск, у меня никаких прав не было. Сейчас знаю, что мои ребята, которые служат в российской армии, очень хорошо получают по сравнению с тем, что было. То есть, они стали чувствовать, что их труд и их ответственность, которую они несут на себе, имеет какую-то отдачу со стороны государства. Они не чувствуют себя покинутыми, как это было раньше».
Преподаватель философии Антон Трофимов раньше учился в Москве, поддерживал оппозицию и хотел работать на независимом СМИ. В Крыму был одним из организаторов «Монстрации». За последний год, по словам Антона, его жизнь в материальном отношении улучшилась, однако в общественно-политических мероприятиях он больше не участвует. Не с кем, и новые власти гражданскую активность не приветствуют.
Антон Трофимов: «Мне 33 года, я родился в Симферополе. Окончил здесь философский факультет и еще окончил аспирантуру, учился в Москве. В четвертом поколении преподаватель: у меня прабабушка, мама, бабушка — все преподаватели, кандидаты наук, кто-то философских, кто-то экономических. Работаю по профессии — преподаю сейчас в гимназии философию, какие-то элементы социологии. Со своими друзьями организовывал профсоюз студенческий, газету и т. д. Сегодня осталась у меня одна акция — «Тотальный диктант», который я второй год буду проводить в Симферополе.
Год назад, когда был референдум в Крыму…
Я вообще никак не участвовал. Я ходил на все эти акции, смотрел, слушал. Я не принял ни одну из сторон, я не хотел попасть в эти жернова, которые сейчас перемалывают людей, судьбы и т. д. — ты за Украину или за Россию? Я не хотел быть в этой парадигме добра и зла, без оценки кто из них добро, кто — зло. Все-таки жизнь у меня одна, и я знал, что Россия победит, она объективно сильнее в этой борьбе. И особых симпатий на стороне Украины у меня тоже не было, потому что не имеет значения, на самом деле, где я живу — на Украине или в России. Я занимаюсь своими делами. Но часть моих друзей активно участвовала, некоторые из них сидят сейчас в «Матросской тишине», некоторые уехали в Киев, некоторые, наоборот, в Крыму и счастливы.
Ты голосовал на референдуме?
Да, я голосовал. Опять-таки, от моего голоса ничего не поменялось бы, поскольку, безусловно, большинство русских голосовало за Россию. Допустим, мой дядя говорит, после рождения моей мамы — это второй праздник в жизни, и главный — референдум, на который он пошел и проголосовал за Россию.
После референдума как-то твоя личная жизнь изменилась за этот год?
Моя личная жизнь изменилась в нескольких направлениях. Во-первых, если брать какой-то простой уровень — это материальный. Я стал больше зарабатывать и стал позволять себе гораздо больше, чем я мог это сделать в Украине. Допустим, я сейчас снимаю квартиру, я езжу на такси, когда нужно, я сейчас голоден — питаюсь в столовой. Могу позволить себе сенсорный телефон. Короче говоря, в плане быта я гораздо лучше, увереннее себя чувствую. В Украине у меня была две тысячи гривен зарплата, и если бы я не жил с родителями (они мне помогали), было бы тяжело.
Если брать культурный или общественный уровень, то, конечно, горизонты поменялись. И те люди, с которыми я дружил, общался — молодежный театр, какие-то музыкальные встречи, политические обсуждения, кинопросмотры — все это свернулось, в данный момент отсутствует. Вакуум образовался. Еще летом я пытался кого-то найти, с кем-то пообщаться, но этих людей очень мало, кто тут остался. Очень сильно этот климат изменился. Что-то хочу делать — да, я делаю какие-то мероприятия, но уже, конечно, не в том объеме. Во-первых, не с кем это делать, во-вторых, зная, как Россия реагирует на все акции социальной активности, совсем не приветствуется, это трактуется как оппозиция, это не трактуется как развитие гражданского общества, а это считается чуть ли не призыв к свержению государственного строя.
Конечно, политические свободы ограничились. Но, опять-таки, свободу не дают, свободу берут. Если нет людей, которым нужна эта свобода, то ее забирают. Если я вижу какую-то проблему, которая есть у общества (не знаю — дороги или что угодно), я сейчас пять раз подумаю, сказать ли о ней. Если я говорю, что у нас, допустим, дороги плохие — а, значит, я за Украину. А так, если брать мою профессию, то мне по-прежнему интересно то, чем я занимаюсь. Я преподаю, и пока меня никто не притесняет. Когда смотр кабинетов у нас был, у меня спросили, почему нет Путина портрета, я промолчал. И не повесил, и никто мне опять-таки не сказал ничего».
Пенсионерка Антонина Ивановна продает газеты и сувенирную продукцию в переходе на проспекте Кирова, в пяти шагах от здания республиканского правительства. Самый ходовой товар за последний год — магнитики с изображением российского президента Путина. «Тут все ему рады», — уверяет женщина.
Антонина Ивановна: «Самый ходовой у нас, пожалуйста, — магнит «Русские своих не бросают» на фоне российского флага. Дальше, еще очень интересный с Хрущевым — «Крым сдал», Путин — «Крым принял». Тоже ходовой магнит. Также вот ходовой магнит с Жириновским, который на украинском поезде посылает всех «Майдан — Магадан, места хватит всем». Пожалуйста, портрет Путина, кружки с Путиным, и выбор очень большой. Самая ходовая кружка — это вот, Путин в пилотке, бренд года.
До этого, год назад, вы какие магнитики продавали?
Только сувениры по Крыму. Мы никогда не продавали магниты, связанные с Украиной. Мы никогда не продавали флаги. У нас бабушки приходят, покупают портрет Путина и говорят «поставим и будем на него чуть ли не молиться, возле иконы поставим, и дай бог ему здоровья, попросим у бога ему здоровья». Знаете, когда говорят, что неправильно присоединили или еще что-то — нет. Почти все люди — патриоты, мы это видим. Все рады. А кто говорит нехорошо — бог ему судья».
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться