«Балет тоже разбежался»: творческая интеллигенция — о жизни в «ДНР»
Корреспондент RFI Анна Строганова еще в ноябре встретилась с Донецке с учительницей, музыкантом и медиком, а в Киеве с уехавшим туда луганским журналистом — и записала их рассказы о новой жизни в условиях войны и общего недоверия. Мы решили опубликовать их истории, которые, вероятно, останутся актуальными еще долго.
Опубликовано:
Наталья, учительница биологии, Донецк
Сама я — вдова. У меня двадцать лет назад умер муж, и мы вдвоем с дочкой живем. Так получилось, что в школе я вообще никогда не планировала работать. Я работала в НИИ вместе с мужем. Потом дочь была в первом классе, когда умер муж, мне некуда было ее деть. Я сама — биохимик по образованию, в свое время у меня была преддипломная и дипломная практика в Институте молекулярной биологии и генетики в Киеве. Там тоже друзья. Поэтому сейчас очень сложно. Я могу в принципе общаться с людьми с разными взглядами, потому что, кроме политических взглядов, есть еще общечеловеческие ценности. Поэтому в школе с детьми — никаких разговоров, у нас хватает проблем и так.
Наши школы сейчас переходят на русский язык, но мы провели общешкольное родительское собрание и решили оставить преподавание на украинском языке. Наша школа изначально была украинской — с момента образования. Дети приезжали дети из разных районов города, из Макеевки близлежащей. Представьте: мои дети девять лет учились, еще с детского сада, на украинском языке. Я уже двадцать лет преподаю на украинской мове, хотя думаю я по-русски, ругаюсь я по-русски (смеется).
Мы решали на общем собрании. Сначала педколлектив обсудил, взрослые дети — я с ними разговаривала, все равно же — экзамены. В коллективе решили — украинский язык. Ну, добавили мы еще два часа русского языка. Сказали, что в свете последних событий будем плавно адаптировать детей. У нас сейчас появились дети из других русскоязычных школ. Например, говорит, «я не понимаю», я тут же перевожу. Не принципиально. Ну, регион правда русскоязычный, но у нас никогда не было проблем. Я считаю, что наш край интернациональный, здесь настолько много всего переплетено, людей ценят по их профессиональным качествам, человеческим, а не смотрят — черный ты, белый, желтый или красный.
Где-то процентов 40 учеников уехало. Одни в Мариуполе сидят, другие в Сумах, еще одни под Одессой. Три человека должны вернуться. Два человека уехали в Россию.
Тот круг общения, который у меня, наверное, мы очень сильно любим свой город, какие-то моменты есть, которые связывают нас больше, чем политика. Не настолько у меня свободного времени много, но люди, с кем я общаюсь – кто-то уехал. Кто-то уехал в Киев, кто-то уехал в Казань, кто-то уехал в Москву. Но все очень скучают по городу. Мы общаемся. Может быть, моя профессия наложила какой-то отпечаток миротворца. С другой стороны, мне кажется, уже столько жертв с обеих сторон, как это можно забыть? Не могу представить. Любую мать взять здесь или там… Очень сложно. Мы всегда были разными, но мне кажется, при умном руководстве эта разность наоборот могла бы дополнять друг друга.
Я молю бога о выдержке, о терпении. Мне кажется, что эта ирреальность происходящего должна закончиться. Я не понимаю власть, которая в Киеве. Я не понимаю.
Нам зарплату заплатили — «ДНР» — как материальную помощь в День учителя. Всем без разницы — у кого какая категория – всем одинаково. А Украина — нет. Поэтому мы ничего уже и не ждем.
Не скажу, что меня подкупили этими тремя тысячами, но у нас собрали списки людей, которые вышли на работу. Ситуация очень странная — мы не писали никакого заявления, что будем работать под «ДНР» или еще что-то. Такого не было. Говорят, «вас переоформили». Никто нас не переоформлял. Школа так и называется, количество часов то же. Единственное, у нас сейчас — история Украины не читается. Сказали, будет после Нового года по другому учебнику. Хочу сказать, что я историй Украины на своем веку много перевидала: у нас как переход власти, новая история Украины.
На выборах я не голосовала. Нас не было в городе. Я правду вам хочу сказать — я не за «ДНР». Но это мой город, это мой дом, здесь похоронены мои близкие, здесь живут все мои родные, друзья. Я отсюда не уеду. Я пережила в своей жизни много разных режимов: я родилась при Советском Союзе, была пионеркой, комсомолкой. Я вообще этническая русская, работаю в украинской школе, я здесь родилась. Муж у меня был на половину русский, на половину азербайджанец. А работаю в украинской школе. Ученики у меня тоже очень разные: кто-то за ДНР, кто-то – украинец.
Вообще, не было ни одной семьи, где бы ни было катастрофы. Материальной, психологической. У меня племянник – студент мединститута, факультет фармакологии. Здесь ему очень нравилось учиться. Второй курс закончил, уже 15 сентября его перевели в Запорожье. Все равно все надеются на то, что как-то все у нас будет хорошо. Потому что идет раскол. У меня мама всю жизнь проработала учителем, она давно на пенсии, она — заслуженный учитель Украины и она уже сколько месяцев не получает пенсию. Выехать она сама не может.
Вообще, представить себе, что мы можем в наше время различать, что стреляет: миномет или гаубица, или еще что-то более тяжелое, или, например, происходит авиаудар. Политика двойных стандартов со всех сторон… Я всем желаю терпения — сцепить зубы и ждать, что разум возобладает. Человек привыкает ко всему. Я вообще, не особо требовательный человек, для меня, может быть, материальное не так важно, но какой-то необходимый минимум, в принципе, достаточен. Хочется просто, чтобы мама моя подольше пожила, чтобы дети нормально школу закончили.
Я еще очень трепетно отношусь к теме войны. У меня погиб один дедушка, второй воевал, потом умер. Я не могу понять, почему «колорады», почему «укроп». Я не могу этого понять. Почему Вторая мировая, а не Великая отечественная? Почему, когда гибли все одинаково, тогда никто не спрашивал, украинец ты, азербайджанец, русский. 20 с лишним миллионов погибло. Может быть, это мое «пионерское» воспитание… Мой муж, царствие ему небесное, все время говорил: «Цыпа, когда ты выйдешь из пионерского возраста?». Я, наверное, такой и осталась.
Я вспоминаю Евро-2012, как это было здорово, сколько людей у нас было, сколько было радости. Мы все жители нашего региона оказались на краю. Последними. Если нас здесь не будет, я думаю, всем будет только легче. Если открыто говорят журналисты – это я не по телевизору смотрела, на моей страничке какие хотите группы, и новостей и т. д. — на Громадском нашем телевидении сидит умник и говорит «полтора миллиона — лишние люди». Мне очень обидно, когда начинают нас здесь оскорблять. В каждой нации есть свои достойные и недостойные. Человек, который хочет найти плохое, всегда найдет. Если ты сам не думаешь плохо, ты и плохого не видишь. Я очень люблю свой город, я считаю, что никакие мы не бандиты. Я смотрела события с Майдана. Радикализма во мне нет, но просто лица, которые пришли к власти – ничего не поменялось. Мне кажется, даже стало еще хуже.
Поживем — увидим. Время все должно рассудить. Почему так все произошло? В этом не я виновата, не люди, которые живут во Львове виноваты. Я не могу все равно понять, как можно было отдать приказ стрелять в своих людей. Я всегда говорю детям «нам дан язык, чтобы мы могли договариваться». Драться — это самое последнее.
Людмила, работник одного из донецких травмпунктов
24 августа, на день независимости Конституции, наша власть выпустила по нашему поселку кассетные бомбы. Здесь была женщина, мать троих детей. Чисто случайно она приехала в этот день проведать свой дом, потому что, так как нас часто бомбили, она не могла здесь находится, она была у родителей. И надо ж было так случиться, что именно в этот день она попала под эту кассетную бомбу. Ребенок остался жив, а ее убило.
Люди услышали крик. Выскочили. Тут же подъехала машина. Я выбежала в чем была. Погрузили. Доставили в больницу буквально за три минуты. Она прожила в больнице, наверно, полтора часа. Я даже рассказывать не буду, какое это было страшное зрелище: ногу у нее вывернуло, мозги чуть не капали.
Мы три месяца прожили в подвале. Все эти три месяца молились. У нас в подвале везде иконы стоят, и молитвы написаны. Молитвы читали хором. Мы сделали все, чтобы можно было там, так сказать, находиться: у нас там и матрасы, и подушки и одежда. В среднем нас там от 13 до 15 человек жило, соседи и родственники.
Когда не было света и воды, мы готовили кушать здесь, во дворе. Муж сымпровизировал мангал, здесь и чай грели.
Мы не бросали работу, не уезжали никуда. Мы так в Донецке и прожили все эти дни. Знаете, где родился, там и пригодился.
Мы готовы подождать, но только чтобы у нас все было хорошо. Мы готовы пережить эти события, эту войну. Назад мы не возвратимся. Нам нужно идти вперед, правильно? Лучше мы потерпим, лучше мы в подвале посидим, да. Но мы придем и мы знаем, что мы с этой власти можем спросить. Эта власть будет отвечать за то, что мы сидели в подвале.
Иван*, музыкант оркестра Донецкого национального академического театра оперы и балета
Самое главное — даже не то, что нет зарплаты, а то, что нет ни одного дирижера. Все разбежались. Я считаю, что главнокомандующий, капитан должен уходить последним. Он еще нас поставил репетировать во время бомбежек и сам быстренько сбежал. По всей Украине ездит и хает наш оркестр. Ну, ладно. Бог ему судья.
Сейчас и балет тоже разбежался. Из оркестра уехало человек 30, вернее, все ждут, человек 30 нет. У нас 80 человек штат, из которого сейчас — 50 человек. И везде так — процентов 30-40. Особенно балет. Молодые, талантливые, у нас отличный балет. У нас есть Писарев, который руководил балетной труппой, худрук театра, знаменитая личность. Он первый сбежал. Чем выше руководство, тем быстрее оно дистанцировалось от нас, чтоб, наверное, не замазаться, что ли. Единственный, кто остался, наш директор Василий Иванович Рябенький. Но, к сожалению, в октябре он умер. Наверно, сердце не выдержало.
С августа никто не получает зарплаты. Но люди ходят — альтруизм проявляют или любовь, от безысходности, чтобы отвлечься от дурных мыслей, не сойти с ума от этих бомбежек. Нас еще пытаются переписать — кто ходит, кто не ходит, «построить» — мол, надо ходить обязательно. А какое «обязательно ходить», если несколько месяцев зарплаты на платят?
Я недавно с женщиной познакомился. Она — из Карабаха. Она замечательную вещь сказала: «У нас мужчины воюют только с мужчинами. У вас — не мужчины, они воюют с детьми и женщинами».
Я не доверяю СМИ. Они и тут однобоко освещают, а в Украине просто лгут безбожно. Я был в Киеве, то, что они передают, логике не поддается. Когда они рассказывают, что террористы бомбят по городам. Не знаю, вот я — террорист, меня так обзывали в поезде. Дурацкая история. После того, как я сказал, что я из Донецка, мне сразу сказали:«Все, ты террорист, враг, мы милицию вызываем». Такая ненависть у людей на самом банальном бытовом уровне. Вот, я — террорист, я занимаю город, где живут мои со-ополчане. Что, я буду бомбить этот же город, который меня кормит, дает кров? Логики нет.
Как мне многие музыканты говорят: «Скажи, правда ваши бомбят город?». Я говорю: «Подумай». Я знаю, что половина — железно — местных. Я очень много знаю людей, которые пошли воевать. Дом разбомбили, он своей жене говорит: — Сделай мне ужин. — Она говорит: — Можешь на ужин не приезжать. — Он говорит: — А что это я не приеду? — А дома нет. Вместо дома даже стен не осталось.
Половина, их тех, кто воюет, — наемники, не наемники, но люди не донецкие. И сербы воюют, и русские добровольцы. Я считаю, что это добровольцы. Может, кто-то и деньги получает, не знаю. Не буду говорить то, что я не видел.
Допустим, я — донецкий. И у нас — «Град». И вы подходите и говорите: «Давай, бомбанем по Донецку». Ну, я же не разрешу. У меня дети, родители, знакомые.
Люди логику не включают, они привыкли нашим СМИ доверять. Но СМИ сейчас доверять нельзя. Надо брать оттуда и оттуда, из интернета и включать логику. Я не выискиваю, я совершенно аполитичный.
Мне, конечно стыдно, я за время своей жизни — мне 50 лет — ни разу ни за кого не голосовал. Я знаю, кто приходит к власти, и не хочу за них голосовать. Я не верю. Я верю себе, я верю жене, верю родителям, которых, правда, уже нет. Все. А политика — дело грязное и мутное. Может быть, мы привыкли, что нас обманывают, потому что приходят с благими намерениями, а получается, как всегда.
Будущего ДНР пока, честно, не вижу. Самое простое — взять власть. А дальше? Самое страшное то, что полстраны ненавидит эту часть. Я к другу заезжал, он собирается разводиться с женой, которая не приемлет ДНР. Самые страшные вещи — ненависть и неприятие. Дай бог, чтобы Россия помогла.
Об отъезде я думаю, но, честно говоря, нигде нас не ждут, тем более пятидесятилетних. В 30 лет я бы уже сорвался давно. Но тяжело мне, уже тяжелая попа становится — подорваться. И семья у меня, и у жены родители, мама здесь, поэтому очень сложно все это. Тем более, мне никто не подарил квартиру, я, что мог, все заработал сам, своим здоровьем. Бросить все, понимая, что там тоже особо радужных перспектив… жить там можно, но пока я жду, чем все это кончится. Ничего не делаю – может быть, я неправ, не грешу, что я последняя инстанция и во всем прав. Я бы очень хотел в своих оценках перспектив ошибаться. Как будет – посмотрим. А с театром… если дирижеров профессиональных хотя бы один или два не прийдет, и не начнется субсидирование, ну, кончится театр.
Вот мне говорят: ты за кого? Я не за кого. Только убивать детей и бомбить людей запрещенными кассетными и фосфорными бомбами — нельзя. Все остальное, я понимаю, люди сейчас дербанят, делят — Ренат с Коломойским и остальными — делят Украину. Вот самый главный позыв, все остальное вторично. И мы вторичны, Донецк вторичен.
Я считаю, что думать, что за всем этим стоит Россия — глупость. Я разговаривал с россиянином — он бывший военный. Он рассказывает: «Если бы Кантемировская дивизия с танками пошла через границу, они выключили бы танки в Крыму – заглушили моторы». Если Россия начала бы войну, Украина должна была бы объявить ей войну. Правильно? И НАТО объявило бы войну, потому что сейчас пятикопеечную монету можно увидеть через спутник. Если не объявляется война, то что? Может быть, все-таки нет этого вторжения российского? Слишком много Россия, лет двадцать, начиная с пьяницы-Ельцина, отступала и шла на разоружение, и все привыкли, наверное, так. А сейчас Россия поступает так, как должна: она — великая держава с сумасшедшими нефтяными ресурсами. Путин же не пьяница, поэтому сейчас он собирает и Китай, и Индию, и Бразилию — новая конфигурация — БРИКС. Не зря же он все это до кучи собирает и пытается вывести доллар из резервной валюты, обойти его. У Америки свои интересы, у России — свои. А мы получились — по серединке между ними, и на нас все это сказалось. Это не просто так на ровном месте.
*Имя изменено
Андрей Дихтяренко, журналист, главный редактор луганской «Реальной газеты», был вынужден переехать в Киев
То, что происходит сейчас на востоке Украины, не нравится никому из тех, кто здесь живет. Вне зависимости от их взглядов. За последний год наша страна пережила несколько сложных трансформаций. Все понимают, что что-то идет не так. Многие не хотят признаться в собственных ошибках. Это касается как людей на востоке страны, которые поддержали «ЛНР» и «ДНР», точно так же, как и остальных жителей Украины. Все винят друг друга. Те, кто остались там винят в своих бедах Украину. Те, кто уехали сюда или уже жил здесь, винят во всем жителей востока. Очень характерно это проявилось в вопросе: кто же бомбил города? На самом деле, бомбили и те и другие.
Люди сейчас коммуницируют друг с другом через потоки ненависти в социальных сетях. Люди путают, во многом отождествляют тех, которые взяли в руки оружие, тех, которые за ними стоят, и простых обывателей, которые вынуждены сосуществовать с той или иной формой институций. Что на востоке, что в «ЛНР» и «ДНР», что здесь в Украине.
Мне кажется, что, во многом, большая проблема нашего будущего — общее ли оно будет или нет — именно в том, что люди обобщают. «Если человек с востока, значит, он — сепаратист». Я с этим постоянно сталкиваюсь: «А, ну понятно, то есть, вы убежали оттуда, закрутили эту всю ситуацию, а теперь убежали сюда. Чего ж вы сюда убежали?!». То же самое на востоке Украины.
Я не знаю, как этого можно было бы избежать. Наверное, события, которые произошли, оказались слишком травматичными для нашего общества.
Украинцы всегда гордились тем, что государства нет, государство никакое, оно полностью коррумпировано, разложено, нет никаких нормальных демократических институтов, но вот гражданское общество выросло. Это действительно так. Люди самоорганизовались, появились волонтеры. По сути наша армия и Нацгвардия полностью одеваются, обуваются и вооружаются за счет простых людей. Есть ростки нового гражданского самосознания. Но когда эти ростки пробиваются сквозь почву этой ненависти, они заражаются и становятся ядовитыми.
Я был в Славянске, много катался по блокпостам [украинской армии] и видел это ощущение единения. Однако украинское гражданское общество еще не научилось существовать в мирных целях и в мирном русле. Так, чтобы не нужно было никого бросать в мусорные баки.
Сейчас объединяющими и мобилизирующими на какие-то свершения общество мотивами являются, как правило, мотивы агрессивные и преодолевающие, но не направленные на созидание. Это наша общая проблема. Я не знаю, как из этого выйти.
Я — человек абсолютно проукраинский, собираюсь строить эту страну, ее будущее связываю со своим и ни в коем случае не собираюсь от нее отказываться. Но мне кажется, одним из основных залогов успешности этого развития — строить мирные гражданские институты, которые бы не были направлены на конфронтацию, на конфликт с кем-то, но помогли бы нам создать нормальную жизнь в будущем. Жизнь без войны. Жизнь без постоянного ощущения того, что сейчас придется куда-то убегать. Сейчас пока на это никто не работает.
На бытовом уровне, в начале, когда мы бежали оттуда, была настоящая поддержка населения [в Киеве]. Люди действительно помогали. Помогали устроиться детям в детский сад, в школу и т.д. В принципе, и сейчас в быту нет ненависти. Она есть только у людей малокультурных. Хамство в очередях. То есть, тоже связано с какими-то неудобствами. Люди начинают чувствовать неудобство, люди понимают, что ты им как-то мешаешь, тогда они тебе вспоминают то, что ты с востока.
Нынешняя верхушка «ЛНР» и «ДНР» и стоящие за ними русские политтехнологи делают все, чтобы перекрыть эти каналы. Это касается СМИ (украинские журналисты не могут работать на этих территориях). Сами люди не могут сформулировать отличную точку зрения, потому что могут попасть «на подвал», как это сейчас называется.
Большая часть населения голосовала на выборах 2 ноября не потому, что они хотели проявить какие-то свои гражданские чувства, а потому что их гнали голод и страх. Люди думают только о том, как выжить, как согреться, как накормить себя и свою семью, где достать деньги. Такое ощущение, что именно удержанием людей на нижних этажах пирамиды Маслоу и заняты те, кто стоят за всей этой структурой.
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться