«Второй Чернобыль» в Сибири и радиоактивный могильник в Москве

На этой неделе глава Росприроднадзора Светлана Радионова сделала заявление о том, что на территории России может произойти экологическая катастрофа, которую она назвала «вторым Чернобылем».

Могильник радиоактивных отходов неподалеку от железнодорожной платформы Москворечье YouTube/Радио Свобода

11:15

«Второй Чернобыль» в Сибири и радиоактивный могильник в Москве

Александр Валиев

Город Усолье-Сибирское в Иркутской области в советское время был известен своим химическим заводом. Однако вот уже несколько лет, как предприятие остановлено, а токсичные отходы многолетнего производства, не утилизированные должным образом, по сути, представляют собой бомбу замедленного действия. Некоторые подробности ситуации RFI рассказал местный житель юрист Владимир Етоев.

Владимир Етоев: В начале 30-х годов здесь был построен первый химзавод № 97 по производству этиловой жидкости. Эта жидкость нужна была для плохого бензина, чтобы улучшить его качество. А в 1941 году здесь появился эвакуированный из Крыма хлорный завод. В 1945–49 годах здесь появился Ангарский химический комбинат, по репарациям сюда прибыл завод по производству жидкого топлива из угля. Но потом появился нефтепровод и стали делать традиционным способом из нефти бензин. Ну, а химия развивалась, и где-то к 91-му году у нас появилось производственное объединение Усольский химпром. И здесь производилось почти 200 различных химических соединений. Это было практически самое большое за Уралом в СССР химическое производство. Оно пришло в упадок в связи с гайдаровскими, чубайсовскими реформами. Наивысшее количество людей работало — 12 тысяч. К 2012 году осталось 1300. То есть постепенно завод угасал, и возникла ситуация, когда на территории завода осталось огромное количество химических соединений. В основном это ртуть.

У нас было производство ртутного электролиза, оно выпускало каустическую соду. В 1999 году это производство было закрыто и должно было быть нейтрализовано, демонтировано. К сожалению, этого не было сделано — не доходили руки у собственников. К тому времени Усольский химпром был акционирован, попал в руки частников. В 2012 году уже окончательно Усольский химпром был полностью обанкрочен, и сейчас его пытаются распродавать. Он попал в такой законодательный вакуум, когда частники-собственники разбежались, остался антикризисный управляющий, который управляет этой территорией из Подмосковья. Государство также особых юридических прав не имеет. А правительство Иркутской области топчется на месте и никаких мер не принимает.

RFI: Как эти отходы сейчас влияют на экологию города?

Вы знаете, при положительной температуре ртуть имеет свойство испаряться. Она попадает в воздух, и сейчас иркутские ученые приезжают сюда и иногда спорят, в 100 или 1000 раз превышена ПДК на территории Химпрома. У меня есть подозрение, что достаточно высокая концентрация ртути у нас в городе. Потому что по разным причинам и собственники, и власти уходят от того, чтобы смонтировать какую-либо лабораторию — автоматическую, выделить все-таки деньги на зарплату штатным работникам и делать хотя бы еженедельные, я уж не говорю про ежедневные анализы воздуха. У нас до сегодняшнего дня это не делается. Не делается для того, наверное, чтобы не видеть эти страшные цифры, которые могут возникнуть. Сейчас Радионова, руководитель Росприроднадзора, она приезжала месяц-полтора назад, была просто в ужасе. И как довольно высокий специалист она сразу же дала четкие определения о том, что у нас экологическая катастрофа. В принципе, с юридической точки зрения, есть определенная классификация и так далее. Но нам этой классификации не дают. В принципе, этим должно заниматься государство, как обладающее наиболее большими ресурсами, ведь даже правительство Иркутской области, я уж не говорю об администрации города, с такими вещами просто не справится — нет таких ресурсов, надо потратить достаточно большие деньги. Но дело срочное.

Кроме того, на территории Химпрома, судя по всему, захоронены, наверное, тысячи тонн остатков эпихлоргидрина — это также взрывоопасное, высокотоксичное вещество с производства эпоксидной смолы. Достаточно много еще химических продуктов. У нас тут для добычи соли закачивали сотни, а может, тысячи тонн нефтепродуктов, мазута, и он сейчас просачивается в Ангару. У нас есть уже на дне Ангары месторождение ртути, вплоть до Братска.

Региональные, федеральные власти в курсе ситуации?

Были соответствующие обращения к президенту страны. Администрация города, дума города пыталась достучаться. Вот на последней («Прямой линии») Путин отвечал на вопросы. По-моему, около 50 человек обратились туда с этим вопросом по поводу экологии в городе Усолье-Сибирском. К сожалению, ответа не было. Лично я отправлял письмо президенту электронным способом в этом году и в прошлом году. Ни ответа, ни привета.

Жители Царицыно и Москворечье-Сабурово за экологию

Москвичи против строительства многополосной магистрали «Юго-Восточная Хорда» pic.twitter.com/EgdsG1jeZK

— Денис Стяжкин (@styazshkin) 18 juin 2019

На этой неделе «Гринпис» опубликовал обращение к мэру Москвы с требованием начать решение проблемы, связанной с захоронением на территории Москвы радиоактивных отходов. У Московского завода полиметаллов, входящего в Росатом, близ железнодорожной платформы Москворечье, существует могильник радиоактивных отходов. По мнению активистов «Гринписа», оттуда при строительстве Юго-Восточной хорды в окружающую среду могут попасть радиоактивные вещества.

Константин Фомин, пресс-секретарь «Гринпис России»: Изначально эта территория еще не относилась к Москве. Тогда, во-первых, гораздо меньше знали о радиоактивности как таковой на научном уровне, во-вторых, они все-таки догадались построить этот завод за городом. Тогда еще, в 30-х — 50-х годах, он располагался за чертой города, но так как Москва разрослась, она как бы поглотила эту территорию, и оказалось, что это загрязнение в черте города. Так как тогда еще не очень хорошо разбирались, что можно делать, а что нельзя, радиоактивные отходы они складывали не самым безопасным образом, и в итоге они оказались все захоронены в земле, и там долгое время лежали. Там точно нет никакого специального бетонированного хранилища.

Мы брали пробы и относили их на кафедру радиохимии химфака МГУ. По результатам этих проб известно, что там лежат изотопы урана, тория и радия. Те пробы, которые мы там брали, показали, что в 12 раз превышен тот уровень излучения, которого достаточно, чтобы тот грунт признать радиоактивными отходами. Я подчеркну: не в 12 раз выше нормы, а в 12 раз выше того, чтобы это можно было признать радиоактивными отходами! То есть, по сравнению с нормой, там, конечно, в десятки-сотни раз больше. Мы про эту тему уже писали в 2011 году, и тогда «Гринпис» тоже обращался к мэрии Москвы и к Росатому, чтобы они решили эту проблему, но тогда никакой реакции не произошло.

Какую конкретно опасность для людей представляет этот могильник?

В принципе, можно сказать, что для людей, которые там живут, прямо сейчас непосредственной опасности этот могильник не представляет, если не поставить там палатку и не начать жить в этом лесочке. Гамма-излучение, которое, в основном, все бытовыми дозиметрами измеряют, в десятки раз там повышено по сравнению с естественным фоном, но оно все равно сравнительно небольшое. Это можно сравнивать с рентгеном, который люди проходят при входе в аэропорт. Если просто там прогуляться пять минут, от этого ничего страшного со здоровьем не будет. Гораздо страшнее другое. Сейчас пошли разговоры о строительстве хорды в непосредственной близости от этого радиоактивного могильника — он может быть потревожен, там оползневый склон, и если там случится оползание грунта, то грунт, которым там все засыпано, будет нарушен.

Очень часто говорят, что от альфа-частиц можно защититься листом бумаги. Это верно, но опасность альфа-частиц в том, что они с пылью могут попасть внутрь организма при дыхании или с пищей, и тогда они становятся намного опаснее. То есть это намного повышает шанс, что у человека разовьется рак. А шанс, что это распространится по достаточно большой территории, достаточно велик — во всяком случае, его стоит брать в расчет. Эти частицы могут попасть в реку, они могут просто разлететься по воздуху из этого растревоженного могильника. Там будут большие земляные работы, значит, пыль там будет стоять столбом, после этого рабочие на колесах техники, на своих ботинках могут разнести это не только в близлежащие районы Москвы, но и в удаленные районы. Но, конечно, для людей, которые в непосредственной близости живут, опасность больше, потому что до них просто ветром может донести.

Чего вы требуете от московских властей?

Мы не требуем ничего невообразимого. Мы требуем сейчас, в первую очередь, огородить эту территорию, чтобы туда не было свободного доступа людей. Во-вторых, провести официальную государственную проверку в присутствии общественности, всерьез проанализировать, что именно там лежит, какие там отходы и сколько их, потому что сейчас этого толком никто не знает. И после этого уже соответствующие компетентные государственные органы должны принять решение, что с этим сделать. И, конечно, вопрос о дальнейшем строительстве хорды, возможности этого строительства следует поднимать только после того, как это серьезное государственное исследование будет произведено.

Я не хотел бы, чтобы дошло до такой ситуации, чтобы люди выходили и пытались остановить технику своими телами. Я в понедельник был на митинге, люди были настроены достаточно решительно, им там жить, и они, конечно, за свою жизнь переживают. Я видел людей, которые реально всерьез переживают.

То есть местные жители в курсе?

Я так понимаю, что очень многие об этом не знали. Конечно, большим толчком для того, чтобы это как-то разнеслось, стал фильм, который в YouTube выложило МБХ-медиа. После этого многие другие СМИ тоже подхватили эту тему, направили свои запросы в соответствующие органы, очень многие узнали из СМИ. У «Гринписа» всегда есть такая стратегия: мы сначала пытаемся обращаться ко всяким ведомствам по-человечески, официальными путями. Если нас не слышат, и если это действительно важный вопрос, вопрос жизни и смерти, то нужно заставить их обратить внимание. Я думаю, что мы в любом случае этого так не оставим.