Космическая пошлость

На днях часть мощей преподобного Серафима Саровского запустят на орбиту. Мощи уже передали представителям Центра подготовки космонавтов, и в октябре Серафим Саровский полетит с членами экипажа пилотируемого корабля на Международную космическую станцию. Проведет он в космосе 155 дней, после чего полетавшие мощи обретут покой в храме Звездного городка.

Международная космическая станция Reuters

Это уже второй святой на орбите. Первый тоже был наш — Сергий Радонежский уже успел облететь Землю. Серафиму Саровскому все равно — он же святой. Нам, землянам, хуже – мы до такой степени опутаны пошлостью, что завидуем мощам, улетевшим с Земли хоть на время.

Казалось бы — что тут плохого? Ну отправили святого полетать, ему ж тоже интересно. РПЦ — она ведь не в безвоздушном пространстве живет, ей без пиара тоже никак. Католики вон тоже не чураются пиар-акций. Например, папа римский Франциск за три года, что является понтификом, много чего придумал такого, за что огреб обвинения в пиаре, — то отдал Harley Davidson в помощь бедным, то омыл ноги заключенной мусульманке, то призвал христиан попросить прощения у геев. «Пиарится папа», — вздыхают в наших конфессиональных кругах.

Выручка от продажи подаренных Папе Римскому мотоциклов была передана благотворительной католической организации Caritas Reuters

Ни вещи, ни поступки не существуют сами по себе — в руках плотника молоток становится чудодейственным инструментом, в руках негодяя может превратиться в орудие убийства. Мощи святого в трепетных руках истинно верующего могут стать поводом к размышлению о добре, вере и боге. Они же, запущенные в космос ради укрепления положительного образа России, — чистейшая пошлость. (Да простит меня Серафим Саровский). Harley Davidson, подаренный олигархом сыночку на 18-летие, чтобы тот сверкал им перед мажорными нимфетками на Рублевке, — пошлость. Harley Davidson, переданный папой римским для нужд бедных, — безусловно, тоже красивый жест, но необходимый как пример милостыни из руки облеченного высшей церковной властью. Я понимаю, если бы наши иерархи совершили бы какой-то публичный акт милосердия, а потом бы сказали: «Мы искренне, а эти — пиарятся». Так они ведь даже пропиариться толком не могут – так, чтобы хоть кому-то от этого польза была, хоть какому-то сирому, убогому, больному. В представлении РПЦ хороший пиар означает на каждом свободном пятачке возводить храмы шаговой доступности. Или награждать высокопоставленных чиновников своими церковными наградами. Или новые боеголовки освящать. Ну или вот, мощи в космос запускать.

В современном мире все — пиар. Часто — пиар неуместный. Как с мощами. Неуместному пиару синоним — пошлость.

В свое время очень хорошо про пошлость сказал Владимир Набоков. «Пошлость — это не только явная, неприкрытая бездарность, но главным образом ложная, поддельная значительность, поддельная красота, поддельный ум, поддельная привлекательность», — писал Набоков в «Лекциях о русской литературе». Но с тех пор прошло почти 80 лет, изменились не только представления о пошлости — изменилась и сама пошлость.

Когда я вижу или слышу выступления камерного оркестра «Виртуозы Москвы» под управлением Владимира Спивакова — ушам приятно, что уж скрывать. «Виртуозы» обычно играют прекрасную мелодичную музыку, под которую хочется приплясывать и притопывать, а потом насвистывать ее по дороге домой. Но все это мило до того момента, пока мне не начинают втолковывать, что Спиваков — большой серьезный музыкант и просветитель. Потому что из года в год, из десятилетия в десятилетие из всей классики выбирать только то, что можно насвистывать, — это имеет такое же отношение к просветительству, что и творчество Аллы Пугачевой. Даже, пожалуй, меньшее. Пугачева работает в рамках своей профессиональной задачи, не ступая на чужую территорию. Попса — это ведь тоже хорошо. В конечном счете и «Битлз» — попса, и Дэвид Боуи — попса, и Андреа Бочелли — попса. Как говорится, в хорошем смысле, потому что довольна занимаемым местом в культурном процессе и не претендует на более высокое.

Пошлость – вообще субстанция трудно объяснимая. Почему, скажем, Бенни Хилл при всем своем остроумии ниже пояса, при том, что бывал невыносимо вульгарен, скабрезен, безвкусен – не пошляк, а Петросян, не позволивший за сто лет на эстраде ни одной казарменной шутки, - бездонный кладезь пошлости? Бенни Хилл был очень разным, многоликим, он не боялся не нравиться, не боялся обижать и даже не боялся быть не смешными (за что, кстати, в какой-то момент его шоу и закрыли, а сам комик вскоре умер от сердечного приступа после тяжелейшей депрессии). Он был свободен в той степени, в какой вообще может быть свободен прайм-таймовый шоумен. Петросян очень хочет нравиться, он вовсю старается стать «своим» для массовой аудитории, при этом пытаясь не просто смешить, но вещать и высмеивать пороки. Стремление казаться значительнее, весомее — основа всякой настоящей пошлости.

Или взять, к примеру, так называемое «благоустройство» Москвы. Почему оно выглядит невероятно пошло? Да потому что тоже пытается прикинуться не тем, что есть на самом деле. В любимой детской книге «В стране невыученных уроков» был кенгуру, который жил на дереве, а приятель главного героя, кот Кузя, презрительно говорил: «Взгромоздилась такая туша на дерево и строит из себя соловья». Так и наша столица. Громадный город-муравейник чисто азиатского типа – вроде Шанхая, Мумбаи или Джакарты, перенаселенный, с тупой транспортной системой, с неразберихой в каждой точке, скверными дорогами и миллионом неучтенных мигрантов самым нелепым образом пытается прикинуться уютным европейским городом. Она обвешалась рюшечками и цветочками по центру, но мумбаистость от этого стала еще выпуклее. И в этом, только в этом вся пошлость затеянной урбанины, а не в самих рюшках как таковых.

Или коттедж с башенками пошл именно своим стремлением быть крутым, как рыцарский замок, он не хочет быть самим собой, он не хочет быть коттеджем, у него комплексы — и он меряется башенками с соседними «рыцарскими замками» в садовых товариществах «Ручеек», «Вишенка» или «Русалочка».

Пошлость стала главной приметой нашего времени. Началось это не в постсоветские времена, а гораздо раньше, после революции, когда у штурвала стали неучи. Этим неучам вменялось в обязанность отделять правильную культуру от неправильной, неправильную выжигать огнем и вырубать мечом, что они охотно делали, исходя из своих представлений об искусстве. Культура, испугавшись, начала рядиться в правильную, подделываясь под нужный монументально-революционный стиль. Этот стиль завладел архитектурой, кинематографом, театром, живописью. Начались подделки в угоду идеологии. Пошлость восторжествовала. А окончательно, как стиль российской жизни, она закрепилась 24 сентября 1999 года, когда тогдашний председатель правительства произнес знаменитое «и в сортире их замочим». Это никому тогда не резануло ухо, проглотили, обрадовались даже — молодец, настоящий мужик.

А ведь это можно считать началом отсчета эпохи «новой пошлости», в которой летают в космос мощи, из шести соток растут башенки, а разница между попсой и просветительством видна все меньше и меньше.