Юрий Норштейн: «Я завидую тем, кто владеет словом»
Анимационный кинематограф и литература, этой теме был посвящен трехдневный фестиваль, проходивший в марте в парижской видеотеке Forum des images. В программу были включены мультфильмы двух мастеров анимационного кино Кихатиро Кавамото и Юрия Норштейна. В дни работы фестиваля Юрий Норштейн дал интервью RFI, в котором речь шла о работе с литературными источниками, значении музыки в фильме, о политике и искусстве и о надеждах на перемены в России…
Опубликовано: Отредактировано:
Ретроспектива «Норштейн – Кавамото» была посвящена памяти японского метра, скончавшегося в 2010 году. Открывал программу цикл «Зимние дни», большой проект Кавамото по произведениям классика японской поэзии 17 века Басё, в работе над которым принимал участие и Юрий Норштейн. В программе был показан также 30-минутный фрагмент из гоголевской «Шинели», над экранизацией которой Юрий Норштейн работает уже многие годы. И его знаменитые «Ежик в тумане» и «Сказка сказок», которые возглавляют составленный несколько лет назад в Японии список лучших фильмов в истории мультипликационного кино.
Франция, Япония и Россия – эти три страны имеют собственные сильные анимационные традиции; причем в истории французской мультипликации были и знаменитые российские имена. На заре кинематографа здесь работали два великих аниматора – русские эмигранты Владислав Старевич и Александр Алексеев, которых французы чтят как классиков анимационного кино.
Бережно относятся во Франции и к работам Юрия Норштейна: как призналась организатор программы «Кавамото и Норштейн» Изабель Ванини, она давно мечтала пригласить его в Париж. Так получилось, что в мире осталось не так уж и много копий в версии 35мм норштейновского шедевра «Ежик в тумане» (как, впрочем, и других его знаменитых лент), но во Франции эти копии сохранились, что и позволило показать подборку его фильмов в Париже на большом экране. Хотя проблема не только в отсутствии копий: современный российский прокат отбил у зрителя охоту к хорошему кино… Обо всем этом мы говорили в Париже с Юрием Норштейном, который также прокомментировал то, что происходит сейчас в России и рассказал о роли звука в его фильмах. Первый вопрос касался литературных корней в его творчестве. Как работает режиссер с литературным источником при экранизации?
Александр Алексеев, аниматор и художник-график, работал с произведениями Гоголя, Достоевского, Пастернака. Кавамото экранизировал Басё, Юрий Норштейн в последние годы работает с гоголевской «Шинелью». «Слово первично», напоминает он.
Слово, звук, пространство. Интервью с Юрием Норштейном
Юрий Норштейн: Я отвечу вам банально: «Первым было слово», записано у Иоанна Богослова. Я завидую тем, кто владеет словом, кто пишет этими знаками литературные произведения, вообще художественные произведения. В этом смысле кинематограф – не самое высокое искусство, хотя я в нем всю жизнь копаюсь. Но, как мне представляется, если ты не способен формулировать словом образ, то тебе трудно будет его делать в изображении. Но не обязательно формализация должна носить прямолинейный характер и ты должен строго, математически, идеологически разобрать всё. Ровно наоборот. Тот случай, когда для тебя чем больше остается тайн, тем тебе интереснее входить в это пространство.
Вы говорили о роли звука, Александр Сокуров нам в интервью говорил, что «звук – это душа фильма»…
Юрий Норштейн: Он правильно говорил. Это те слои, которые наполняют изображение вторым, третьим, четвертым планом и погружают зрителя туда. Часто кадр может быть статичным и внешне по действию ничего не нести, а звук продолжает, развивает это действие. Как в музыке тишина. После крещендо идет тишина, это тишина, звучащая только для тех, кто только что прослушал это крещендо. Новый человек войдет в зал, в эту паузу – он ничего не услышит.
Что вы думаете о показанной в Париже программе «Кавамото – Норштейн»? Составитель программы призналась, что более десяти лет мечтала привезти вас в Париж. Французы очень вас любят, во Франции жил знаменитый русский аниматор Александр Алексеев…
Юрий Норштейн: Я знаю – я знаю его творчество, это вообще один из великих людей в мультипликации и в изобразительном искусстве, он же сделал такие необыкновенные открытия в графике и то, что он делал в книге это абсолютно невероятно.
...русско-французский аниматор…
Юрий Норштейн: Да, он связал две культуры. На самом деле он русскую культуру вывез сюда, во Францию, а здесь одушевил тем, что он увидел в этом пространстве. Тут произошло такое вот слияние. Я смотрел на этот цикл и с грустью думал, что у нас в России, наверное, никогда не покажут. Вот такая беда. Сегодня настолько опустили зрителя – в самом низменном, жаргонном, воровском, паханском смысле, - и он уже не способен воспринимать все то, что требует от него умственного усилия.
Но сейчас многое в России меняется…
Юрий Норштейн: Не просто меняется, многое уничтожается, многое просто разрушается. Разрушается не просто облик страны или облик города, разрушается пространство внутри человека.
Но люди сейчас вышли на улицу, протестуют, они четко показали, что они со многим не согласны…
Юрий Норштейн: Они не согласны, они могут высказать несогласие, а что они будут думать потом, когда им дадут то важное, о котором они говорят, и вдруг выяснится, что это важное требует от них умственных усилий. И вот тогда надо посмотреть, как будет вести себя человек. Понимаете, чтобы что-то поменялось, надо за это потрудиться как следует. С этим гораздо хуже у нас. Кричать на площадях – кричат. Но на самом деле, жизнь требует каждодневной бытовой работой. С этим сложнее. Потому что, видите ли, только человек, который накопил в себе сочувствие к другому, накопил определенные знания, просвещение, он способен за бытовой работой увидеть нечто большее. Это же относится, кстати говоря, и к работе политика. Но это относится и к жизни и работе любого человека. Пока не подойдут к этому: что жизнь состоит из очень простых вещей. Что все эти стремления обрести богатства, из которых хотят выстроить редут и может быть даже отгородиться от самой смерти, - это все чепуха и дешевка. Вот пока мы не поймем, что жизнь состоит из очень простых вещей, и это не будет исповедоваться в искусстве – а этим насыщена любая религия – вот до тех пор ничего не будет. И мы будем играть в декоративную религию, в декоративное искусство, в декоративных людей и ожидать, когда мы сможем на повороте обогнать своего бывшего вчерашнего друга и не заботясь о нем пойти в перед. Вот такая ситуация.
Но надежда есть – у России, у нас?
Юрий Норштейн: Я не знаю. Надежда должна вырабатываться, это тяжелый труд! Все это требует сверхусилий, как работа в кино, в конце концов. Это должно быть такое же переживание, как мать переживает за своего ребенка. Мы все хотим искать какую-то новую идеологию.. Самое страшное, что может произойти – это выработка новой идеологии, потому что мы гибнем от идеологий. Я никогда не соглашусь, что идея социализма плоха. Только нужно выполнять законы! Но ведь тут следующий вопрос: никакой закон никогда не сможет объять жизнь. Жизнь может объять – и то, каждый раз не полностью – только искусство. Потому эти вопросы, которые вековечны, которые ставит перед собой любой автор любого художественного начинания или напряжения, только эти вопросы способны объять. А мы все время говорим «закон, закон, закон». Мы знаем, чем заканчивается и закон. Суды подкупаются, мы знаем, что такое обратиться в суд. Все это только таким образом и развивается, все кричат «закон», а в результате и закон переходит в фальшивку. Понимаете, вчерашний врач он должен сегодня работать точно так же, как он работал вчера. Но сегодня он смотрит на своего пациента как на возможность получить с него деньги. И пока это будет продолжаться – а это уже стало круговой порукой – нам ничего не светит, такая беда.
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться