Перейти к основному контенту

«В русской мысли нет границ»: директор парижского театра Шатле о «Дау», Курентзисе и новом сезоне

В 1909-м Парижский театр Шатле принимал «Русские балеты» Дягилева, в 2019-м — проект Ильи Хржановского «Дау», с одинаково восторженными и возмущенными откликами. В сентябре театр снова откроется после двух лет ремонтных работ. Зрители заново увидят дягилевский одноактный балет «Парад», а затем «Дягилевский фестиваль» Теодора Курентзиса. Дирижер и его оркестр и хор MusicAeterna из родного города Дягилева, Перми, во время представления сезона 2019/2020 принимали журналистов вместе с двумя директорами театра (Рут Маккензи и Тома Лорио-ди-Прево встали во главе театрального коллектива во время проведения работ). О том, какие исполнители примут участие в новом сезоне, как задумывался и проходил среди строительных лесов проект «Дау», и какие средневековые тайны готово открыть отреставрированное здание, Русской службе RFI рассказывает директор театра Тома Лорио-ди-Прево.

Презентация сезона 2019/2020 в театре Шатле
Презентация сезона 2019/2020 в театре Шатле Thomas Amouroux
Реклама

Страница с подкастом этого выпуска передачи для экспорта RSS и скачивания находится здесь.

RFI: Театр стоит в лесах уже два года. Думаю, что поклонники русской музыки ждут открытия особенно — Театр Шатле, из всех парижских сцен, связан с ней наиболее сильно.

Тома Лорио-ди-Прево: Конечно, самая главная фигура, вписавшая в историю театра замечательные страницы, — это Сергей Дягилев.  Его имя будет присутствовать в нашем первом сезоне, мы открываем его балетом «Парад», который Дягилев создал в Шатле в 1917 году по сценарию Жана Кокто, с декорациями Пикассо, хореографией Леонида Мясина и музыкой Эрика Сати.

Кто из российских исполнителей будет в вашем новом сезоне?

Мы очень рады объявить, что в нашем первом сезоне — и в последующих — будет Теодор Курентзис и его оркестр MusicAeterna. Город Пермь, конечно, тесно связан с нашим театром, ведь там родился Дягилев, а сейчас там работает Курентзис. В первом сезоне будут их концерты (Моцарт, Рамо, Бетховен — RFI), а потом, со второго сезона, фестиваль — «Дягилев и Театр Шатле». Конечно, речи идет не о том, чтобы создавать те же самые балеты, что Дягилев создавал в начале ХХ века, но это будут спектакли в духе Дягилева и, как мы надеемся, с тем же творческим подходом. Мы хотим создать в Шатле новые формы искусства и предложить работать над эти самым разным артистам.

Теодор Курентзис и MusicAeterna на представлении нового сезона Театра Шатле. Париж. 2019
Теодор Курентзис и MusicAeterna на представлении нового сезона Театра Шатле. Париж. 2019 Thomas Amouroux

Когда вы составляете программу, как вы выбираете российскую музыку и исполнителей? Театр предлагает исполнителям некоторый репертуар, или это исполнители сами приходят со своим репертуаром?

Это очень интересный вопрос, потому что Париж, как и Москва, — город с огромным количеством музыкальных сцен и концертных залов. Для нас очень важно иметь свое лицо. С того момента, как театр был создан в 1862 году, в нем всегда жила новаторская мысль. Он никогда не был традиционным театром. В этом состоит парадокс Шатле: наша традиция — это инновация.  Когда мы с Рут Маккензи придумываем программу, мы хотим быть верными этой традиции новых форм. И, конечно, мы хотим, чтобы личность Шатле была ясна для публики, хотим работать с артистами, которые не имеют границ и могут думать открыто. Русские исполнители, в этом смысле, для нас идеальны — в русской мысли границ нет.

Предварительный разговор с исполнителем — это всегда договор, иногда очень долгий. Потому что, как я уже сказал, для нас очень важно, чтобы наша программа соответствовала традиции театра. Конечно, у нас есть свои идеи о том, какой репертуар мы хотели бы предложить парижанам. Но мы разрабатываем его вместе с артистами, ищем что-то, что одновременно имеет смысл и для артиста, и для театра, для его истории и для нашей мечты о будущем Шатле.

Рут Маккензи и Тома Лорио-ди-Прево на открытии сезона Театра Шатле. Париж, 2019
Рут Маккензи и Тома Лорио-ди-Прево на открытии сезона Театра Шатле. Париж, 2019 Vincent Pontet

Что ценят французские зрители в русской музыке и в русских исполнителях?

Я думаю, то же, что и российские зрители. Это большая страна и великая музыка, которая позволяет мечтать и путешествовать. Мы знаем, откуда мы уезжаем, но не знаем, что впереди, и это фантастическое ощущение. Русская музыка — это вечное путешествие.

Вы только что закончили проект «Дау», который еще продолжает осмысливаться зрителями и критикой. Он очень широко освещался в медиа, но мы еще ни разу не слышали точку зрения самого театра. Как проект задумывался и как проходил?

Проект «Дау», конечно, — сумасшедший проект. Для меня это очень русский проект — не только потому, что Илья Хржановский — российский автор, и не потому, что в центре стоит российский персонаж — Ландау. Но он и по размеру и амбициям — на 100% русский. Для нас было очень интересно попытаться сделать такой сумасшедший проект с участием двух театров, открытых 24 часа в сутки на протяжении половины месяца. Это было очень трудно. Еще за месяц до открытия мы думали, что это невозможно, что мы никогда не сможем этого сделать. Это была невероятная человеческая антреприза, фантастическое приключение.

Очень сложен был ежедневный труд во время подготовки. Нам надо было думать по-другому и подходить к проекту по-другому, нежели мы обычно подходим к спектаклям. Нужно было многому учиться, придумывать новые формы и новые пути. И я могу сказать, что Илья Хржановский для нас стал Дягилевым XXI века. Он придумал невероятные формы искусства, как Дягилев в начале ХХ века. И это было такое счастье для всех нас, что мы это сделали, что мы помогали создавать этот проект. Я думаю, что это будет очень важный момент в истории Шатле.

А потом был второй очень важный момент — проект проходил, когда театр был закрыт на ремонт. Это всегда очень грустно — закрытый театр. Люди не знают, зачем они работают, когда спектаклей нет. А с «Дау» мы работали не просто каждый день, а 24 часа в сутки, и это было фантастично и для коллег, и для самого театра.

В России этот проект прозвучал очень сильно. Театральные и кино- критики приезжали в Париж специально, чтобы его увидеть. Вы считаете, что для французской публики эффект был такой же силы?

Думаю, да. Хотя, конечно, были разные отклики, и это нормально. Форма «Дау» была настолько оригинальна и сильна, а мы еще и предлагали посетителям посетить помещения театра, которых они никогда не видели и не могли видеть, и в этих помещениях публика встречалась с невероятными артистами.

Неоднозначно был воспринят тот факт, что при входе нужно было отдавать телефон и предъявлять документы. Это делалось для безопасности или это часть проекта?

Это часть проекта. Илья Хржановский хотел предложить публике не только опыт переживания искусства, но и опыт отношения со временем. Когда при нас телефон, каждые три-четыре минуты мы в него смотрим — который час, получили ли мы сообщение или еще что-то. В «Дау» было очень важно, чтобы отношение со временем было совсем другое. Чтобы точно понять «Дау», в театре нужно было пробыть долго. Невозможно понять «Дау» за час. Думаю, что те посетители, которые этого не поняли, не получили оптимального ощущения. Но та публика, которая осталась на четыре-пять часов, а иногда и на 10-12 часов, они точно почувствовали то, чем Илья хотел поделиться.

Вы сказали, что зрители, которые пришли на «Дау», увидели такие помещения, в которые раньше невозможно было попасть. Каждый русский человек знает, что театр начинается с вешалки, у театра есть здание, которое тоже часть его души. Мне кажется, что тем зрителям, которые приезжают в Париж как туристы, хотелось бы знать, есть ли в театре невероятные, скрытые, секретные места, которые можно было бы посетить? Рядом с вами находится, например, кафе Zimmer, где четыре этажа подвалов и где во время войны прятали людей. А что у вас?

У нас в Шатле, конечно, много секретов. Во время «Дау» публика могла увидеть некоторые из них. И мы должны придумать, как после открытия театра продолжить этот опыт. Театр был построен на месте бывшей тюрьмы. Когда мы спускаемся в наши глубокие подвалы, то следы тюрьмы XV-XVI века еще видны. Но наш театр — это место, где мы хотим создать свободу. Мы хотим, чтобы публика была более свободена после спектакля, чем до него. В том, что театр Шатле построен на месте тюрьмы, есть удивительный парадокс — но это история нашего театра.

РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI

Скачайте приложение RFI и следите за международными новостями

Поделиться :
Страница не найдена

Запрошенный вами контент более не доступен или не существует.