Леонид Прудовский о своей комедии «Добро пожаловать или примите наши соболезнования»

Комедия израильского режиссера Леонида Прудовского о репатриации русских евреев из Санкт-Петербурга в Израиль в 1991 году «Добро пожаловать или примите наши соболезнования» получила приз молодого жюри на международном фестивале короткометражного кино в Клермон-Ферране. В течение всей недели в начале февраля показы этого фильма, как и других кинокартин конкурсной программы, состоялись в разных залах города. Об истории фильма, заставившей смеяться весь зал, в интервью RFI рассказал сам режиссер Леонид Прудовский.

Израильский режиссер Леонид Прудовский Facebook

RFI: Ваш фильм был представлен на кинофестивале короткометражного кино в Клермон-Ферране, фильм называется «Добро пожаловать или примите наши соболезнования». Это абсурдная комедия. Давайте, напомним нашим слушателям сюжет.

Леонид Прудовский: 1991 год - год распада Советского Союза. Моя семья – еврейская семья: папа, мама и 11-летний мальчик и старенькая тетя мамы репатриируются в Израиль из Советского Союза. За минуточку до того, как приземляются в Израиле, старенькая тетя умирает. И получается, что она так и не прилетела на землю предков. А без этого маленького бюрократического момента, что она не приземлилась, получается, что она не может получить израильского гражданства по закону «О возвращении». А без гражданства начинаются бюрократические проблемы. И выходит совершенно черная абсурдная ситуация.

RFI: Насколько этот фильм близок к реальности, в частности, эта абсурдная ситуация?

Леонид Прудовский: Ну, ситуации были постоянно абсурдные. Я помню, когда мы прилетели в Израиль в 1991 году, я помню эту ночь. Это была достаточно сумасшедшая ночь. Мы приземлились где-то часов в 10 вечера и мы попали в квартиру в Израиле уже под утро, где-то в 6-7 утра. И вся эта ночь – это сотни репатриантов всех возрастов из разных республик: там были и ашкеназские евреи, были и сефардские, бухарские, были евреи из Грузии, украинские были – все, что угодно, весь букет еврейской диаспоры Советского Союза – в одном большом зале. И эта бюрократия, первая встреча со страной именно через вот это – это было все очень абсурдно. Очень абсурдно для жизни, наверное. Я когда хотел рассказать эту историю, никак не мог найти «изюминку» – через что это все рассказать, потому что, можно, конечно, все это показать реалистично, и даже сам реализм абсурден. Но мне нравится заставить людей посмеяться, улыбнуться, я люблю комедии, и мне показалось, что это будет гораздо более интересно, если будет отличаться от обычных фильмов об эмиграции, когда это будет комедия, когда все это будет доведено до абсурда, немножко с черным юмором. Я долго-долго искал этот момент: как написать этот сценарий. И в какой-то момент я вдруг проснулся утром рано и понял, что если взять эту тяжелую психологическую ситуацию, когда человек меняет страну, меняет все, что вокруг, начинает новую жизнь, то было бы интересно, хотя бы где-то метафорически, закончить другую жизнь. И тогда, параллельно с «Добро пожаловать!» в новую страну – «Примите наши соболезнования», потому что что-то другое еще умерло. Само «Добро пожаловать!» идет с соболезнованиями, потому что ничто не бывает все сладко, просто и гладко, вот тогда я и пришел к такой идее.

RFI: А почему вы решили фильм снять с этим эффектом любительской камеры, глазами 12-летнего ребенка?

Леонид Прудовский: Потому что когда сценарий был написан уже, мой продюсер, посмотрев на бюджет, посмотрев на сценарий, сказал: «Я не знаю, как это сделать, хочешь, бери деньги, делай сам. А если хочешь делать со мной, то объясни, как ты собираешься снять то, что написал за эти 4-5 дней с теми возможностями, которые у нас есть? То есть, ты не сможешь делать ни одного кадра, где видны все эти 200 человек. Как ты будешь это снимать?». Конечно, чтобы это не выглядело за две копейки, это невозможно снять. Я долго-долго думал, даже несколько месяцев не трогал, даже где-то решил, что, может быть, я это не буду делать. И вдруг однажды мне пришла идея. Я, когда прилетел, у меня была камера маленькая (не такая уж маленькая для того времени), это была старая камера VHS, не моя, а дяди, то есть папиного друга. Я помню, что я ходил, снимал. Мне жутко нравилось снимать тогда.

Я достал видеокассету, просмотрел те кадры, которые были сняты, и подумал, а почему бы мне не продолжить эти кадры, которые были документальной съемкой, но уже полностью fixion, полностью написанное художественно кино с актерами и т.д. И, соответственно тогда я имею право не показывать общий план 300 человек. Я имею право не показывать общий план этого громадного зала. Будет выглядеть логичнее для бюджета. И опять же, можно все это делать немножко попроще. А так как есть эффект VHS старой пленки, то это немножко смазывает все, и не бросается в глаза, что бюджет не такой уж богатенький, а выглядит все достоверно. И как-то все это срослось. Я взял и переписал сценарий под это: многое убрал, многое добавил. А бюджетное совершенно безысходное положение перешло в какую-то креативную идею, которая и стала мною в принципе двигать с этого момента.

RFI: То есть кадры, которые мы видим в начале фильма, это кадры снятые вами этой камерой, когда вам было 12 лет, а потом уже идет продолжение съемки той же камерой уже сейчас?

Леонид Прудовский: Вначале мы видим там общие планы: немножко Ленинград, квартира, проезды, аэропорт, самолет. А с момента, когда мне нужно, чтобы не мои родители, а актеры, которые играют родителей, уже вошли в кадр – с этого момента начинается тот же стиль съемки старой VHS, но уже актеры, все это поставлено, поставлено художественное кино.

RFI: Но тетя Роза в реальной истории все-таки не умерла в самолете?

Леонид Прудовский: Да-да. Тетя Песя (ее звали по-настоящему тетя Песя) скончалась позже, через несколько лет после того, как мы приехали в Израиль. Она действительно была старенькой, и там тоже было достаточно много историй. Я где-то оттуда взял общие идеи, когда человек умирает, и там тоже все было не так просто, тоже все было абсурдно. Но, совместив два момента на time-line, все это случилось как будто в тот же день.

RFI: Как вам удалось передать в фильме этот юмор? Какой он – еврейский, универсальный?

Леонид Прудовский: Я не знаю. Не то, чтобы я старался передать какой-то юмор специально. Просто я сел и попытался вспомнить все, что тогда нам казалось удивительным, а сейчас нам кажется абсурдно и смешно. Все ситуации, которые смешны, смотря на 20 лет назад, все эти «шуточки», которые в фильме, на самом деле, – это совершенно реальные фразы, которые говорили мои родители, мое окружение. Ситуации, которые были. То есть, я в принципе ничего практически не выдумал. То есть, все, что вызывает улыбку у публики – это все реально было именно в этом плане так.

RFI: На этом фестивале какая была реакция зрителя, жюри? Как вы чувствуете?

Леонид Прудовский: Реакция зрителей, как я понял, очень хорошая. То есть, сначала я немножко переживал, потому что много нюансов каких-то израильских, каких-то российских и даже более узко русско-израильских, которые вообще знают только те русские, приехавшие в Израиль. Вообще, очень маленькая публика. Но оказывается, да, конечно, некоторые нюансы пропускают многие, но, в общем, где-то фильм остается на том же уровне, ему удается дотронуться до чего-то внутреннего у зрителя, рассмешить его. Наверное, даже где-то задумываются на каких-то моментах об общей метафоре ситуации, которая у меня в фильме. Поэтому из показа в показ, я замечаю, что люди на самом деле очень хорошо реагируют. Понятно, что я очень болезненно воспринимал каждый раз, что я-то знаю, что это смешна, а никто не улыбается, и у меня прямо внутри все умирало на тот момент. Но, с другой стороны, был момент, когда никому не было смешно, а тут вдруг все дико смеются.