Люди с площади: истории трех молодых жителей Бишкека, вышедших на митинг против нечестных выборов
Массовая акция протеста, прошедшая в столице Кыргызстана 5 октября, отличалась активным участием молодежи. Специальный корреспондент RFI в Бишкеке поговорил с тремя молодыми людьми о том, почему они вышли на площадь, как на них повлияли эти протестные акции и что они думают о власти.
Опубликовано:
Асхат Табалдиев
34 года, генеральный продюсер и сооснователь продюсерского центра 1.1Studio
«Пойдемте, я вам экскурсию проведу по нашей студии, — встречает корреспондента RFI Асхат, приветливый молодой парень. — У нас есть ютуб-проекты, мюзик-лейбл, созданный год назад… Здесь у нас — административная часть, тут — постпродакшн, smm-команда, тут — сценаристы сидят, авторы… Нас четверо основателей — мы все вчетвером там были в гуще событий. Вся студия пошла. Главные исполнительные продюсеры, руководители отделов — все там были. Я сам офигел, когда увидел, что они все там. Просто на неделю закрыли, никакой движухи тут не было. Во время пандемии то же самое было».
Как попал на площадь
Асхат во время предвыборной кампании поддерживал партию «Реформа», которая себя позиционировала как партия представителей гражданского общества и делала ставку на прогрессивную городскую молодежь. По официальным итогам выборов, партия оказалась на 13-м месте среди 16 участвовавших партий.
«Я стал интересоваться политикой после пандемии, когда наш парламент был абсолютно недееспособный, и люди также стали объединяться и волонтерить. Уже во время пандемии мы хорошую волонтерскую школу прошли, когда народ сам по себе скидывался деньгами, из-за рубежа отправлялись, внутри страны собирались. Начали появляться активисты, которые вокруг себя собирали единомышленников, и просто спасать людей, кормить людей.
Так что я бы не сказал, что это я политикой увлекся, а больше общественной деятельностью начал заниматься. [Во время пандемии] мы объединились, начали помогать, искать лекарства, организовывать волонтеров, снимать социальные ролики. Потом, когда пандемия закончилась, мне несколько людей звонили, говорили: «походу, пришло время: пойдем, создадим партию».
И я нашел единомышленников — это молодая партия, которая по ценностям мне абсолютно подходила. Потому что в этой партии никого из старых политиков не было, и я решил: О, классно! Буду им помогать. Я не вступал в партию, я просто поддерживал. Это был прецедент для выборов: без денег, без какой-то олигархической поддержки ребята смогли собрать нужную сумму для взноса. Выборы закончились — заняли где-то последнее место, но свой электорат проверили и показали действительно хороший результат».
Что там происходило
«Было понятно, что протесты будут, потому что настолько нагло происходили [фальсификации]. Когда революция произошла, в тот день я был на площади, участвовал в митинге и увидел эту энергетику. Это была абсолютно добрая, искренняя энергетика — за справедливость. Я впервые на митинге видел адекватных людей — городских. Я скажу честно: это была модная тусовка. Девчонки пришли со своими парнями, фотались там. Прийти на митинг было в тот день честью для многих.
Я впервые увидел такое после событий Минска, после тех событий, которые происходят в России в Хабаровске, на Украине… Я за всем этим смотрел и думал: ну ничего себе! Я был уверен, что не будет никакого мародерства, никто не будет захватывать Белый дом. Когда мы с фонарями там стояли — это был совершенно мирный протест. И ночью специально спровоцировали все это, сценарий, отрепетированный кыргызами уже много раз».
Что было потом
«Утром [6 октября], проснувшись и увидев все это, я был в эйфории, как и вся страна. Все, получается, революция произошла. Мы поздравляли друг друга. Блин, ниче себе! Неужели мы это сделали?! И я в 4 утра, как только новость прочитал, оделся и поехал волонтерить — мусор убирать, еду раздавать… Объединяемся с ребятами какими-то адекватными — лидерами мнений. Я говорю: „ребята, давайте собираться в общины“. И куча всяких дружин появилось. Есть телеграм-каналы, которые за сутки набрали по 15 тысяч подписчиков. Для нашей страны это колоссально. Это адекватная думающая молодежь, которая понимала, что происходит. Это было такое комьюнити, в котором людям надо было отвлечься и другим показать пример.
Девчонки стали медиками, стали кормить ребят, некоторые девчонки реально выходили патрулировать. И наша студия тоже всегда была организованная, мы закрепили за собой Дворец спорта — молодежный центр, и там у нас три тысячи человек-дружинников. Нам начали поступать питание, средства первой необходимости. И у нас уже за полдня все как конвейер работало. Классно, когда вокруг все всё хотят разрушить, а ты созидаешь. Не могли мы просто так в стороне стоять.
В обед я уехал, и в обед стали по новостям передавать, что какая-то анархия началась в городе. Каждый сам себя начал провозглашать, каждый стал заходить, куда захочет и садиться на кресло. Мне показалось это диким.
В целом, больших стычек не было. Первые полтора дня защищали гособъекты, Дом правительства… А потом мы поняли, что нас используют в политических играх, используют как щит, как мясо. И через полтора дня мы заняли позицию, что гособъекты не охраняем — только частные. И частные к нам обращались, говорили, где нужна поддержка. Если на каком-то объекте была опасность, по одному звонку набегало туда по 300 человек и становились стеной. Опыт-то большой — революций сколько было. Потом, когда войска ввели, комендантский час ввели, мы еще 1,5 суток побыли и сказали: „все“. Сейчас уже ничего нет».
О политической ситуации
«По сути у нас не было революции, просто чуть-чуть мебель внутри переставили, и то не факт, что по фен-шую. Понимаешь? Я понял одно точно: народ заслуживает то, что имеет. Я просто понял, что это не спринт, а марафон. Надо созидать на своем уровне, воспитывать подрастающее поколение, чтобы оно через какое-то время было готово принять бой. Сейчас оно не готово, и нет человека, который мог бы повести его за собой».
Нурлан Уулу Уларбек
28-летний безработный житель Бишкека. Во время столкновений 5 октября в Нурлана попала резиновая пуля, и он лишился левого глаза.
Сейчас Нурлану требуется операция по установке протеза для спасения второго глаза. Говорит лечащий врач, заведующая отделением микрохирургии глаза Айгуль Ибраимова: «такая травма одна из самых тяжелых. Она может угрожать второму глазу, потому что нервные соединения в черепе. Мы делаем все возможное, чтобы сохранить сейчас второй глаз. А тот глаз, который уже был удален, там необходимо протезирование через месяц. Протезирование проводится только в частной клинике».
Для протеза требуется чуть больше 600 долларов. Для семьи Нурлана — это огромные деньги. Мать работает швеей, отец — инвалид, в семье четверо детей, Нурлан — самый старший.
Как попал на площадь
«Вы извините, я по-русски не очень говорю… А что я могу сказать? Я в Бишкеке живу уже 16 лет, но документов [на дом] нет. Было бы хорошо, если бы „красную книжку“ дали (документ о регистрации, без которого невозможно получить паспорт, встать на учет в поликлинику и т. д. — RFI). Мы без света сидели, без воды. Потом нашли генератор, который электричество дает. Потом воду сами провели. Образование у меня среднее. Я — машинист, поезд водил. Но как-то не по мне это было. Чуть-чуть поработал и ушел. А потом поступил в горное училище, но тоже не закончил. В последнее время так… подрабатывал, а постоянной работы не было.
С государством у меня не было никаких отношений. Есть я сам, и есть мой Аллах. И больше мне ничего не надо. Мне бы только прокормить моих родителей. В тот день было голосование. А я в компьютерном клубе сидел, играл. Позвали меня друзья. Ну, а почему бы не сходить? Сказал: „сейчас буду“. Когда я пришел, уже начался кипиш. Уже к Белому дому стали подходить. А я не врубаюсь: что случилось, на счет чего? И кто-то крикнул: „Сооронбай, уходи“. И мне понравилось: пошел он!»
Что там происходило
«И вот перед Белым домом стоим, и что-то мне попало в бок. Такая волна. Я осмотрелся — пуля резиновая на траве лежит. Я в куртке был — и только ушиб остался. И тут мы заметили, что в нас стреляют. Но это начало было, мы все побоялись, мы отошли назад. Бомбить начали. Но потом что-то переключилось в голове, и я сказал: „а, что будет, то будет“. И весь народ вокруг тоже прекратил убегать. Кто-то стал кричать: „не надо убегать!“. Все поняли, что если мы так это сейчас оставим, то этот Сооронбай нас… хавать будет, короче. И я орал им: „не надо бежать, до конца будем!“. И все за мной стали возвращаться. И сзади ребята подошли и колпак мне белый национальный надели, а потом еще флаг дали. И все, адреналин! И мы уже стали драться конкретно. Спецназовцев ловили, толпа их начинала избивать. Я сначала тоже начал избивать — все-таки они же в нас стреляли, а потом мы каску у одного подняли, а там — пацан молодой, такой же как мы. И мы прекратили их бить. Потом мы проголодались, и друг сказал: „пойдем домой, похаваем“.
Ночью обратно вернулись. И там, где филармония, по Чую (Чуйский проспект в центре Бишкека — RFI), какая это улица? Манаса? Вот там уже кипиш был, народ и спецназ столкнулись. Я посмотрел, что ребята уже в бутылки стали бензин заливать. Говорю: „вот молодцы, дай одну!“. Одну взял, пошел к народу и в темное место засел, хотел исподтишка. А они все фонариками там светили. Я под куст залез, потихоньку подходил, уже 20 метров… Возле меня какой-то парень кинул, а она вся разлилась, не долетев. И они в ответ начали стрелять. Упали некоторые. В основном все „глазные“ оттуда и пошли. Упали, и народ что-то шуганулся. И я из кустов вышел. И как только вышел, так сразу прилетело. Оказывается, взяли на прицел — я же в колпаке был. Волна такая резкая прям в глаз. А что я? Я не упал, ничего. Я лег и за траву, за землю держусь и начал общаться с Богом. „Аллах, спаси мой глаз“. И потом собрался, взялся за глаз и потихоньку назад. Я в темном месте был, но как вышел на свет прожектора, меня ребята увидели и привезли меня в больницу».
Что было потом
«И вот сейчас… Состояние у меня… Чешется он у меня. Обезболивающее со вчерашнего дня не получаю, самостоятельно держусь. Спасибо медсестрам, врачам, которые мне помогли.
А я знаю, что Бог меня любит. Я не думал, что так все получится, но я чувствовал: бриться перестал, волосы стричь перестал, общаться со всеми перестал, даже здороваться перестал, ходил сам по себе. Скучно мне было. Аура такая темная была. У меня дома еще собака есть. Питбуль. Она беременная, скоро щенки будут. Я ухаживал за ней, скоро буду продавать щенков.
В Бога я всегда верил, с детства. Я знал, что он мне поможет. Поэтому я и залез вперед. Я знал, что я не умру. И не умер. Он мне сказал: „я у тебя отберу один глаз. Все, иди отдыхай, пока тебе голову не оторвали“».
О политической ситуации
«Вообще я за [ставшего в результате протестов и.о. президента Садыра] Жапарова. Я посмотрел потом его историю — он тоже за народ, отсидел. Самое главное — мы добились. Мы выживали, а теперь, я думаю, будем жить дружно, нормально. Да, работы не было, но теперь, я думаю, будет».
В результате столкновений между демонстрантами и представителями силовых структур во время акций протеста в Кыргызстане за медицинской помощью обратились 1 218 пострадавших. Один человек погиб. Большинство пострадавших были доставлены в научно-исследовательский центр травматологии и ортопедии.
Корреспондент RFI поговорил с заведующей отделением микрохирургии глаза Айгуль Ибраимовой о событиях 5 октября:
«Когда это произошло, нас всех ночью вызвали на работу с 5 на 6 октября. В нашу больницу поступило около 200 человек с различными травмами. Еще человек 50 поступило — сотрудники правоохранительных органов. Чтобы между ними и демонстрантами не было столкновений, мы их всех положили в ЛОР-отделение. А простой народ — по другим отделениям.
В общей сложности поступили 19 человек с практически отсутствующими глазами — у меня два и в Национальном госпитале еще лежит 17 человек. У половины глаз уже отсутствовал, у другой половины — тяжелые травмы с кровоизлиянием.
Ко мне поступили три человека с проникающими ранениями — осколочные ранения и резиновые пули. И на следующий день мы с утра до вечера были в операционной — у кого-то веко, у кого-то глаза. Я разговаривала с коллегами: глаза, которые сохранили, к несчастью произошли осложнения, и они были вынуждены убрать эти глаза».
Айжан Мырсан
36 лет, писатель, актриса, блогер и кандидат в депутаты от партии «Социал-демократы Кыргызстана».
Партию основали в 2019 году, в нее перешли многие члены Социал-демократической партии Кыргызстана (СДПК), основанной в 1993 году Алмазбеком Атамбаевым, ставшим позже президентом страны. При поддержке СДПК победил на президентских выборах преемник Атамбаева Сооронбай Жээнбеков. После ареста Атамбаева в СДПК произошел раскол, новую партию Социал-демократов возглавил сын экс-президента.
Как попала на площадь
«Как я оказалась в политике? Вообще, моя сфера деятельности никогда не была связана с политикой. Я — блогер, я — писатель и никогда в жизни не планировала заниматься политикой. Я вообще творческий человек, у меня есть изданные книги, мое творчество… Но так сложилось, что у меня какая-то аудитория, политически настроенная, появилась. И они меня постоянно вытаскивали на разговор о политике. Мне пришлось делиться своими мыслями: как должно быть, почему так происходит, что мы можем сделать, чтобы пойти по другому пути. И так сложилось, что я стала политическим блогером, и за короткий срок набрала огромное количество подписчиков. Я понимала, что у нас сейчас такая ситуация, что те люди, которые 30 лет находились у власти, которые привыкли к этой власти, они на сегодняшний день уже нещадно устарели. То поколение, которое сейчас идет, у него уже совершенно другое мировоззрение. Они по-другому смотрят на мир. И я пошла на выборы.
Если бы выборы были прозрачные и честные, то, возможно, такие как я пришли бы к власти. Но так как выборы были, сами знаете, какие… когда две провластные партии занимают по 45 мест в парламенте. Чтобы сообщить народу, с чем мы имеем дело, я решила выйти на митинг. Это был бессрочный митинг, бессрочная акция, которая переросла в эти события».
Что там происходило
«Достаточно одной искры, чтобы все разгорелось. Если вспоминать все в деталях… В тот день, когда мы вышли на акцию, мы подумали, что, возможно, у нас есть шанс, что власть одумается и признает выборы нелегитимными, несостоявшимися. Мы вышли не для того, чтобы устроить революцию и свергнуть власть. Мы вышли против результатов выборов.
Мы не ожидали, что столько людей присоединится. Никогда еще ни на одной революции не было столько людей. Это было стихийно, люди сами вышли поддержать. По большому счету, вышел весь город — это были все городские жители. Хотя они обычно очень аморфны. Их называют „балконскими“, потому что за двумя предыдущими революциями они наблюдали с балконов…
Мы сами не знали, что с этим делать. Те, кто стоял там на пьедестале, под памятником, мы не знали, что делать. У нас были постоянные переговоры. Мы начали собирать деньги у друг друга, чтобы организовать питание для людей, потому что митинг планировался бессрочным. Мы не рассчитывали, что за одну ночь все это произойдет. Брать Белый дом никто не собирался. И то, что на Белый дом напали, — это была провокация со стороны властей, чтобы разогнать митинг. ОМОН подъезжал с обеда. Но пока мы мирно стояли, нас не трогали. И нужен был какой-то повод, чтобы начать нас разгонять. И они организовали этот повод, подвезли 30–40 человек, которые побежали на Белый дом. Была устроена провокация, и когда начался разгон, появилось ощущение, что мы проиграли.
А после того, как взяли Белый дом, было ощущение, что не знаем, что с этим делать. Я видела, что лидеры партий не знали, что делать — они не смогли договориться, сыграли амбиции, сыграла неопытность. Потому что все — молодые. Основная ошибка — это потеря времени. Нужно было идти по пути 2010 года — создавать временное правительство, брать власть в свои руки, в первую очередь, силовой блок. Но этого не было сделано, потому что молодежь есть молодежь, тем более молодежь грамотная, которая привыкла идти законным путем. Ленина никто не читал, как делать революцию, никто не знает».
Что было потом
«Еще вчера я бы вам сказала, что это крах, фиаско и так далее. На волне эмоций у меня было такое чувство, что мы проиграли. А сегодня я начала понимать, что надо рассматривать эту ситуацию шире и посмотреть, что с миром в целом. И мы видим, что мы не единственные, у кого сегодня такая ситуация сложилась. Время сейчас ускорилось, то, на что раньше мы бы истратили пять лет, сегодня на это уходит пять дней. На самом деле, борьба только начинается. И борьба должна уйти с улиц и перейти в какую-то осознанность. Люди должны понять, что криками и захватами мы ничего не добьемся. То, что мы сделали, что произошло за эти семь дней, я думаю, это урок для Кыргызстана. И я думаю, это положительный, хороший урок. Мы должны его усвоить».
О политической ситуации
«Мы все сидим сейчас на пороховой бочке. Я не уверена, что завтра меня не схватят, что за мной не придут. Мы не знаем, чего ждать. И понятно, что сейчас нужно думать не только о себе, но и о стране, раз уж мы назвались политиками… Если брать законный и легитимный путь, то должны пройти выборы, должен сформироваться оппозиционный блок, должна появиться сильная оппозиция, которая сможет противостоять власти в правовом поле.
У нас в политику прийти до прошлого года возможно было только путем связей, каких-то родственных отношений или больших денег. У нас вообще, чтобы устроиться на работу в госструктуру, на зарплату 20–30 тысяч сомов, нужно заплатить 10–20 тысяч долларов, чтобы взять это кресло. Понятно, что уровень коррупции просто зашкаливает: ты платишь за место, а потом эти деньги возвращаешь таким же нечистым путем…
Большинство столичных жителей пребывают совершенно в другом мире. Мы сейчас стали понимать, что мы, русскоговорящее население, которое не знает собственного языка, мы далеки, мы — как Земля и Марс. Мы тут со своими дипломами сидим и рассуждаем о высоких материях. А регионы для нас как Марс. Для регионов все намного проще — им есть хочется. А революции, в конечном итоге, делают они, и электорат — это они. И чтобы вызывать у них доверие, нужно, как минимум, их понимать, как минимум, говорить на их языке, общаться и говорить об их нуждах».
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться