Кыргызстан: страна, где дети выпали из гнезда

Кыргызстан — страна горных пейзажей, озера Иссык-Куль и горячих источников. Но это и страна миграции, внешней и внутренней, жертвами которой становятся в первую очередь дети. По данным Детского фонда ООН (ЮНИСЕФ), число детей в Кыргызстане, оставленных без попечения родителей, увеличилось на 16% за последние четыре года и достигло в 2018 году почти 300 тысяч человек. Почему дети остаются без присмотра? И кто берет на себя ответственность за их дальнейшую жизнь? Репортаж RFI из центров реабилитации ребенка, детской инспекции милиции и интернатов — от Бишкека до Каракола.

Детский дом «Благодатный источник», основанный по частной инициативе, находится на берегу Иссык-Куля. Guelia Pevzner

Из шестимиллионного населения Кыргызстана более 35% — несовершеннолетние. Беспризорники и оставшиеся без попечения, по закону, считаются «детьми в тяжелой жизненной ситуации». Главная причина — бедность, — объясняет Алексей Петрушевский, основатель одного из первых центров реабилитации ребенка в Бишкеке. 

11 ноября Алексей получил в Париже почетную награду за достижения в борьбе за права человека от французского министра юстиции Николь Беллубе. Он действительно был первопроходцем. Еще в 2003 году мэрия Бишкека решила открыть центр помощи беспризорным детям, который он и возглавил. «Дети жили в подвалах, в люках, — рассказывает он. — Центр был рассчитан на 70 человек. Самого первого привезли пацана, Димку. Говорят, Алексей, бери его, форточник, на улице живет, клей нюхает, пропадет».

Сегодня Дмитрию 28 лет, у него трое детей. Он работает бренд-шефом самой престижной ресторанной сети Бишкека. Он считает, что главное — «чтобы была еда, в остальном жизнь поставит на правильный путь». Трое детей — его гордость, «потому что у нас и одного ребенка вырастить трудно».

«Если работать с такими детьми, каким был я, поднимать их, то я уверен, у нас бы и чиновников много было толковых», — заключает Дмитрий. На фоне конфликта с местными чиновниками сам Петрушевский стал фигурантом уголовного дела. Он больше не возглавляет центр, который по-прежнему называют «центром Петрушевского» и где постоянно меняется руководство. 

«Муж уехал в Россию и ничего не присылает»

Мира Итикеева почти двадцать лет работает с детьми, оставшимися без попечения. Кроме интерната с психологом, медсестрой и педагогами, под ее руководством рядом с крупными бишкекскими рынками действуют два дневных центра. Туда приходят дети, живущие в семьях. Родители (а чаще всего мать-одиночка) не в состоянии не только ими заниматься, но и прокормить. В центре детям помогают с уроками, кормят горячим обедом и дают поиграть на детской площадке. Здесь занимаются и с родителями, тоже в основном с матерями, — проводят психологические тренинги, учат профессиональным навыкам и пытаются найти им работу.

В первой семье, с которой мы познакомились, — четверо детей, самому маленькому всего пять дней. «Первый муж пил, — рассказывает Кундуз (имя изменено — RFI), — а второй взял кредит и уехал в Россию. Ничего оттуда не присылает». Кундуз живет в бараке, где рядом со стопкой матрасов стоят электроплитка с открытой спиралью и самовар. Дети играют тут же. Вода — в колонке во дворе, только зимой она замерзает. В такой бедности ничего не выбрасывают, приспособлены даже пустые пачки от сигарет. Их Кундуз приклеила на стену и поставила в них зубные щетки и пасту. За комнату и отопление 2000 сомов (кыргызстанский сом примерно равен одному рублю — RFI) платит мечеть, остальное дают соседи, которые и сами живут бедно. Дети ходят в центр, там же им помогают с одеждой.

Еще одна семья — полная. Но Алтынбек, когда есть работа, уезжает на заработки, с двумя детьми сидит Улара. Ни та, ни другая семья не получают на детей пособие. В случае Улары и Алтынбека, которые оба больны эпилепсией, государство считает, что два пособия по инвалидности уже составляют прожиточный минимум. А у Кундуз нет на детей документов.

До совершеннолетия без документов

Отсутствие у детей документов, в том числе свидетельств о рождении, — распространенный в Кыргызстане случай. Часто документов нет и у их родителей. Как получить свидетельство о рождении и куда вписать ребенка, если у матери нет паспорта? Бывает и так, что документы мать оставила в залог за еду, а потом не смогла вернуть долг.

Из-за отсутствия документов около 40% брошенных детей до самого совершеннолетия никогда не ходили в школу, рассказывает Мира Итикеева. Центр реабилитации оказывает им юридическую помощь. «У нас есть 35-летние родители, которые никогда нигде не значились и не были известны органам планирования. Мы восстановили документы примерно 150 детям, но наш центр не является государственной организацией, которая должна была бы этим заниматься. Это очень долгий и сложный процесс — доказывать, что тот или иной ребенок был рожден той или иной женщиной», — объясняет Мира.

«Детей без документов очень сложно выявить и, соответственно, им помочь, — подтверждает Петрушевский. — Сегодня они здесь живут, а завтра приедешь — уже куда-то перебрались. Это мигранты».

Дети мигрантов

К кыргызстанским детям применим темин left behind, который используется в международной правозащитной практике. Это несовершеннолетние, оставленные родителями-мигрантами. Кундуз пока живет вместе с детьми, но, возможно, тоже будет вынуждена поехать на заработки в Россию или Казахстан. Кроме то, она сама — внутренняя мигрантка. Вместе с родителями она после девятого класса приехала в Бишкек из Джалал-Абада, работала, как многие, на швейной фабрике.

«Случай типичный», — говорит директор еще одного центра в Бишкеке под названием «Айданек» («Ростки») Эльмира Джулаева. Почти пятая часть населения Кыргызстана работает за границей, а дети остаются с родственниками или просто соседями. «Оставляют со знакомыми или родственниками, а те не оформляют опекунство и не несут никакой ответственности. К нам попадают такие дети, было много случаев насилия, физического и даже сексуального», — отмечает она. Центр «Айданек» принимает и совсем маленьких, трехлетних детей, и подростков вплоть до 18 лет, из любых регионов. Их приводят в любое время суток: «У нас была одна девочка, Яна,— продолжает Эльмира, — в четыре года поступила, все это время прожила в подвале, очень была страшная, вся вшивая, а мы ее отмыли, и такая стала красавица! В подвале, но хоть мать ее не бросала. У каждого ребенка своя судьба».

Дети мигрантов не только живут в тяжелейших условиях, они оказываются выкинутыми из общества, это парии в собственной стране. Центр меняет их  жизнь. Четырехразовое питание и одежда — это пропуск в жизнь, которой живут сверстники. Воспитанники ходят либо в киргизскую, либо в русскую школу, но языкам они очень быстро обучаются внутри дома, состав интернациональный. Центры следят за тем, чтобы детей не обижали в школе. Но к внутренним мигрантам относятся как к людям второго сорта, и дети часто подвергаются дискриминации, «Они не чувствуют себя местными, даже прожив в столице два-три года», — говорит Мира Итикеева.

«Своих» детей, как говорит Петрушевский, он старался отдавать в специальные классы, где они догоняли по уровню сверстников: «Когда ребенок запущенный, его делают дураком. А в коррекционных классах он догоняет, и потом его никто не может унизить, сказать „ты тупой“».

В его практике около 20% воспитанников все же остаются «на дне», попадают в тюрьмы и колонии. Но восемьдесят — большой процент счастливых исходов. Прежде всего потому, что педагоги и директора вкладываются в каждого ребенка лично. «У нас за каждого душа болит, хотя они с нами всего шесть месяцев проводят, — продолжает Мира. — Стараемся хороший интернат подобрать, отвозим, общаемся, они, когда вырастают, забегают поздороваться. Канцтовары детям приносят, приходят что-то покрасить, починить. Многие выучились, мы ими гордимся, у меня среди учеников есть газоэлектросварщик, есть повар, а один в Северо-Кавказском университете учится, в России».

Дом на Иссык-Куле

«Мы с Машей помогаем на кухне, нам это нравится. Мальчики помогают со скотиной, за собаками следят, которые нас охраняют», — рассказывает Меерим, воспитанница частного детского дома «Благодатный источник».

«Благодатный источник» — счастливая история. Она началась осенним вечером в 1998 году по инициативе Гульнары Дегенбаевой, которая рассказывает о начале проекта со слезами и улыбкой: «Я как-то зашла в ресторан поесть, а у входа ко мне подбегают детишки, деньги просить. — А где, говорю, ваша мама? — А у нас нету. — А где живете? — В подвале. — Я машинально дала им денег, а у самой сразу пошли воспоминания о том, что пережила».

Гульнара  — тоже воспитанница детского дома. Она взяла на себя младших братьев, получила педагогическое образование, за что до сих пор благодарит своих учителей, преподавала, а потом стала предпринимательницей. К концу девяностых, как говорит сама, оказалась, что предпринимательница она неплохая и преуспевающая. Заработанные средства дали возможность защитить беспризорников.

«Я вышла на улицу, смотрю, у них пакеты. И запах странный — я даже не поняла, что это они клей нюхают, — продолжает она. — И сразу моя жизнь перевернулась». Гульнара вернулась к своему первому образованию, к педагогике, и стала работать над проектом частного детского дома.

Прежде всего ей хотелось увезти детей подальше от города. Таким местом стал Светлый мыс на Иссык-Куле. Детский дом расположен на территории бывшего монастыря на берегу залива. Место связано с легендой. Каталонский атлас, шедевр картографии составленный в XIV веке Авраамом и Иегудой Крескесами, указывает, что здесь когда-то был григорианский монастырь, где хранились мощи апостола Матфея. В 1882 году по указу Александра III на Светлом мысу был основан Свято-Троицкий православный монастырь. Но просуществовал недолго: в 1916 году почти все монахи были убили в ходе Среднеазиатского восстания. В здании бывшего монастыря и находится детский дом, названный по имени монастырского источника на берегу озера.

Детский дом возник в 1998 году, но первого ребенка Гульнара взяла раньше: «Все знали, что я собираю детей, которые выпали из гнезда. Но тогда никаких нормативных актов вообще не было. Я всех брала, кого приводили, с документами и без. Так у меня сначала собралось девять детей. Первый мальчик, с которого все началось, мне его просто привели. Говорят: „Если не возьмешь, он просто умрет“. Я говорю: „Да у меня документов даже нет пока нужных“. А сама думаю — ведь умрет. И мы с мужем поехали туда. Мальчик ползал по квартире, полумрак, холод, электричества нет. Пока глаза к темноте привыкли, смотрю — женщина лежит на кровати, очень худая. Это бабушка у него лежачая, разбита параличом, а ей, как потом оказалось, — 34 года. Я его взяла, отмыла, отправила в Бишкек в больницу. Мне врачи говорили — не вытянем. А я загадала, если не вытянут, уеду из этой страны, не хочу здесь жить, раз ничего не могу изменить. А вытянут — будет у меня дом для детей. Это Вячеслав, мой первенец, я вам сейчас фотографию покажу. Женился, скоро второй у них родится. Технолог пищевой промышленности, и сам выжил, и за собой привел 146 детей».

Гульнара не раз становилась жертвой попыток рейдорского захвата. Земля на Светлом мысу многим не давала покоя. Не выдержал травли и ушел от Гульнары муж. А она осталась воспитывать приемных детей.

56 из них получили высшее образование. Среди бывших воспитанников есть юристы и военные, финансисты и ученые. Те, что пока живут дома и ходят в сельскую школу, ведут обычную жизнь, как во всякой семье. С домашними обязанностями. Продолжается эта жизнь и потом — дети и внуки Гульнары не теряют связь с домом и во взрослом возрасте: «Сейчас 25 человек учатся в вузах. Студенческая жизнь тяжелая. Я что могу им посылаю, как любая мама, то колбасы, то денег немного, если вдруг образовались. А они на каникулы к нам приезжают».

Сейчас у Гульнары с воспитанниками новый проект — парк, посвященный Токтогон Алтыбасаровой. Токтогон — легенда Кыргызстана. В 1942 году она приняла в соседним со Светлым мысом селе Курменты 150 детей из блокадного Ленинграда. Ей и самой к тому времени было всего восемнадцать.

Кыргызстан — страны шелкового пути и перекресток Центральной Азии. Здесь живут люди 80 национальностей. Киргизы и русские, украинцы и узбеки, дунгане и таджики, казахи и семиреченские казаки, корейцы и немцы. Детский дом — слепок с большого мира. «У нас разная вера, но мы сестры и братья, нас так воспитали», — говорит пятнадцатилетняя Меерим. Ей вторит шестнадцатилетний Захит: «Если честно, я вообще об этом никогда не думал, кто какой национальности».

В 2013 году Гульнара с воспитанниками восстановили малый храм бывшего монастыря, поставили звонницу. Подростки показывают храм с интересом и гордостью — впрочем, как и источник, давший название дому, и класс, в котором они учат наизусть стихи о последней войне, и монастырскую мельницу — памятник русского деревянного зодчества, который государство никак не внесет в списки. «Деревенские подожгли нашу мельницу, — говорит Захит, — а мы все равно восстановим».

При доме есть небольшое хозяйство. «Дети должны трудиться, — утверждает Гульнара, — чтобы не чувствовали себя иждивенцами. Они же в семье живут. Тяжелую работу, конечно, мы им не разрешаем делать, а вот посуду за собой помыть, гусям и курам дать корм, баранов выгнать можно. В огороде, кто желает, работает. Правда, они кропотливую работу не любят, говорят, давай, лучше подмету. В основном я сама там копаюсь, — смеется она. — Продавать овощи мы не можем, а для себя выращиваем, у нас на столе все натуральное, без пестицидов».

«Благодатный источник» варит и продает из собственного урожая мармелады и гордится собственным брендом: «Честное варенье». «У нас есть свой сад, там яблоки растут, а рядом поле — пшеница, ячмень», — проводит нас по хозяйству Саша.

Детей надо воспитывать в любви и красоте, уверена Гульнара. Красота на Светлом мысу захватывает дух. От детского дома к заливу идет зеленый лог. Вокруг — заснеженные вершины Тянь-Шаня. По логу с мыса можно спуститься к воде. Сейчас ее затянуло льдом. «Иссык-Куль» переводится как горячее озеро, оно не замерзает. Но Светлый мыс — самое его начало,

«У нас ближе к январю сильные морозы бывают, залив застывает, и на льду можно кататься на коньках. Вон на том холме мы делаем горку, снеговика лепим, к нам приезжают мамины внуки, и мы встречаем Новый год», — продолжает Саша. 

«Я мечтаю…»

Айзаде Иманкуловой 32 года. Она следователь, а до этого шесть лет возглавляла детскую комнату милиции города Каракола на востоке Кыргызстана. «Я за столько лет поняла, что, когда с детьми работаешь, желание должно быть, а не так, чтобы с восьми до шести. Многие говорят — что можно сделать? Да многое можно! Мы иногда в семьи придем, уборку сделаем, я сама стены белила людям, чтобы чисто было», — рассказывает следователь. 

«Дети в тяжелой жизненной ситуации» — официальный термин. За ним обычно стоят крайняя бедность, отсутствие присмотра, пьющие родители. Первые взрослые вне семьи, с которыми сталкиваются пострадавшие от насилия или просто оказавшиеся на улице несовершеннолетние, — сотрудники милиции. Милиция — орган охраны порядка, воплощение детского, да и взрослого страха. Айзада считает, что даже те несколько часов, которые ребенок проводит в отделении, дети должны чувствовать себя в безопасности: «У нас тут, сами понимаете, крики и плачи, мало чему ребенок может стать свидетелем».

Специально для детей в комнате для следственных действий она повесила доску. Дети могут заполнять любой из ее разделов: «Я мечтаю…», «Мне не хватает», «Я задаю себе вопрос…». Эти фразы рисуют картину тяжелого детства: «Мне не хватает моего братишки», «Я думаю, почему моя семья такая бедная». 

В милиции ребенок находится всего три часа, пока не найдут его родственников или не определят его в детский дом, но и это немало. «Часто это просто заблудившиеся дети, лет пяти-шести, за которыми не смотрят родители, — рассказывает Айзада. — Они ничего не могут о себе рассказать и просто не успевают выучить адрес, семья все время переезжает. Они часто не по сезону одеты, зимой могут быть в одних колготках. Мы за эти три часа даем им поесть, стараемся успокоить, умываем, и главное — ищем родственников. Ни одному ребенку не пожелаешь, чтобы он провел ночь в детском доме».

С оснащением детской комнаты милиции Караколу помогли ассоциация «Поколение Инсан» и ЮНИСЕФ. Рита Кокжалова, сотрудница «Поколения Инсан», с гордостью показывает так называемое венецианское окно в следственной комнате. Благодаря этому затемненному с одной стороны стеклу ребенок при следственных действиях не встречается со своим обидчиком. Без ЮНЕСЕФ здесь не было бы ни игрушек, ни даже простого умывальника.

«Я мечтаю, чтобы…», «Мне не хватает…» Айзада Иманкулова повесила этот щит в детской комнате милиции Каракола, чтобы детям было легче разговориться. Guelia Pevzner

«Психологов очень не хватает»

ЮНИСЕФ помогает и дневному центру Каракола, куда приходят дети, пострадавшие от насилия. Центр расположен в одноэтажном здании, где когда-то находился городской НКВД. В горном Караколе целые микрорайоны живут с 90-х годов без центрального отопления и греются, как здесь говорят, светом. В здании холодно, отапливается единственная комната, где работает директор центра и его единственный психолог Бэлла Капарова.

«Когда центр открылся, мы поняли, что основная часть работы даже не социальная, а психологическая, — рассказывает Бэлла Капарова. —  А у нас нет специалистов, и такая ситуация во всем Кыргызстане. Я лично специально проходила тренинг по трансакционному анализу, получила сертификат, сейчас учусь арт-терапии, но диплома у меня нет. У нас есть тренинг-зал, есть немного снаряжения, чтобы работать с телом ребенка, с зажимами. Но профессиональной помощи, конечно, не хватает, совета. Мы в школах раздаем свои буклеты, дети могут сами нам позвонить, стараемся не бюрократизировать эти процедуры. Главное, чтобы дети сюда пришли». 

Ежегодно центр обращается примерно двести человек. Но в Караколе нет не только детских психологов, но и детского нарколога, о котором мечтает Айзада: «Я бы открыла центр, увезла бы их подальше от города, и чтобы был нарколог, и коррекционный класс, и педагоги». Она даже нашла фонд, который согласен выделить деньги на строительство здания, но мэрия не дает участок, говорит, нет свободных земель. А наркомания — новый детский бич, уверена следователь. А еще — детские самоубийства.

В 2018 году в Кыргызстане, по данным МВД, покончили жизнь самоубийством 88 детей, были и неудавшиеся попытки суицида. Часто это тоже проблема детей, оставленных родителями-мигрантами. Как рассказала Айзада, в прошлом году только в одном Караколе 500 детей остались без присмотра: «Особенно девочкам тяжело приходится, но и мальчикам достается».

«Родители просто не понимают, на что детей оставляют. Их эксплуатируют, а главное, у них исчезает чувство безопасности. Они перестают доверять взрослым, доверять жизни. Вплоть до депрессий и суицидов», — говорит Бэлла Капарова.

Айзада работает и с детьми, нарушившими закон. Она не говорит, что они «стоят на учете в милиции», называет «волонтерами», потому что вместе с детьми проводит благотворительные мероприятия. Дети раздают новогодние подарки бездомным, помогают старикам: «Я вижу, как у них от этого глаза горят, что-нибудь обязательно в памяти останется».

Альтернатива

Не только в Караколе детские судьбы держатся на подвижниках. В горном селе Кен-Суу в Нарынской области работает учителем Токтожум Стаханов, бывший преподаватель Чуйского университета. Он вернулся в поселок, потому что там некому учить детей. Начинает день с того, что сам протапливает здание и прокладывает в снегу тропинку к двери. Дети не только учатся, но и получают здесь теплый обед.

В декабре Стаханов указом президента Кыргызстана получил звание заслуженного учителя. Но известен он стал благодаря XIII Международному фестивалю документальных фильмов по правам человека, который устраивает НКО «Бир Дуйно». В этом году первое место на фестивале занял фильм о Стаханове «Учитель» режиссера Ибадыллы Аджибаева.

«Бир Дуйно» и его центр под названием «Альтернатива» действует в области прав ребенка во взаимодействии с органами и учреждениями образования, здравоохранения, социального развития, ГСИН, судами, прокуратурой, министерством юстиции и институтом омбудсмена. Здесь предоставляют медицинские, психологические и юридические консультации детям и их родителям. «Альтернатива», которую возглавляет Лира Исмаилова, в первую очередь, — центр помощи семье.

Центр был создан в 2013 году при поддержке Caritas France — Secours Catholique для продвижения ювенальной юстиции. Однако основная цель заключалась в помощи не отдельным детям, вступившим в конфликт с законом, а целым семьям. Мэрия Бишкека предоставила «Альтернативе» в аренду помещение, спонсорские деньги позволили провести для детей летние лагеря. «Помню, когда первый раз мы повезли детей в детский лагерь, директор и сотрудники следили за нами, очень боялись, что наши дети не дадут другим спокойно отдохнуть, — вспоминает Лира. — Я благодарна тренерам, которые видели перед собой обычных детей, а не „преступников“. Мы потом в течение пяти лет проводили там с детьми летний лагерь, а тренерами уже выступали наши бывшие воспитанники. Наши дети занимали первые места на всех конкурсах и были самыми активными в лагере».

Сотрудники детской комнаты милиции, центров по реабилитации ребенка и детских домов рассказывают много счастливых историй и много грустных. «У каждого ребенка своя судьба», — говорит Эльмира Джулаева. И ведет нас в библиотеку детского центра, где на полках стоят книги Чингиза Айтматова. Среди них — повесть «Белый пароход», опубликованная в 1970 году. Ее маленький герой тоже не помнил своих родителей. «Он ни разу не видел их, — писал Айтматов, — Никто из них ни разу не навестил его. Отец его был матросом на Иссык-Куле, а мать, после того как они разошлись с отцом, оставила сына у деда, а сама уехала в город. Как уехала, так и сгинула. Уехала в далекий город за горами, за озером и еще за горами». Невымышленная история о миграции, о детской судьбе и ответственности за нее взрослых.

Зимой озеро не замерзает, но на заливе можно кататься на коньках, а летом — купаться. Guélia Pevzner

Первую часть подкаста «Дети Кыргызстана» можно послушать здесь.

Вторую часть подкаста «Дети Кыргызстана» можно послушать здесь.

Третью часть подкаста «Дети Кыргызстана» можно послушать здесь.