Несвоевременных мыслей не бывает

Доктор филологических наук и историк культуры Гасан Гусейнов в своей еженедельной колонке на RFI разбирает клише «несвоевременных мыслей» на примере «Волынской резни» и дискуссии о ней, которая остается слепым пятном в Восточной Европе, отравляющим будущее и Украины, и Польши.

Президенты Украины и Польши в кафедральном костеле святых Петра и Павла. Луцк, 9 июля 2023. via REUTERS - UKRAINIAN PRESIDENTIAL PRESS SER

Да, есть тексты, которые неприятно читать, потому что в них хоть и говорится все правильно, но как-то, на вкус массового человека, невовремя. Не теперь бы об этом говорить, укоризненно качают головой знающие люди. С чего началось расхождение между бывшей подсоветской Восточной Европой и демократической Россией в конце 1980-х? С того, что в Восточной Европе была проведена люстрация, а в бывшем СССР — нет. В масс-медиа эту самую люстрацию представляли эдаким жестоким актом мести за недавнее общее прошлое. Как это, лишить бывших руководителей компартии или бывших чекистов права избираться на государственные посты? А как же Б. Н. Ельцин, наш вождь и кумир интеллигенции и народа? В качестве примера можно было бы привести люстрацию в Германии. Офицер гэдээровской ЧК — штази Матиас Варниг не мог бы быть избран в бундестаг, но это не помешало ему стать видным банковским деятелем, а в дальнейшем — важным политико-экономическим сотрудником Владимира Путина.

Может быть, проведи такую люстрацию и в РФ, и не прославился бы Путин как военный преступник, а был бы всего лишь новобогачом, и никто бы не осмелился печатать разоблачительные статьи о сборе его вторичного продукта с целью защиты личных данных. Обидно же, когда охраняемое содержание твоей личности сводится к чемоданчику с отвердевшими комками кишечных извержений. А была бы люстрация, человек был бы избавлен от этой своей клоачной судьбы.

В середине 1990-х британский историк Тимоти Гартон Аш написал статью об ошибке отказа от люстрации, и ни одна российская газета не захотела ее печатать как несвоевременную: для одних текст был уже недостаточно радикальным, для других — еще не созревшим. Несвоевременным.

Самим этим выражением «несвоевременные мысли», самой этой фигурой мысли мы обязаны Максиму Горькому. Он печатал их сразу после революции в «Новом времени», потом выпустил отдельным сборником, а потом до конца жизни заваливал эту лучшую свою публицистику вторичным продуктом присталинского холуйства. Тогда же, в 1917, Горький писал, в частности:

Нам не следует забывать, что все мы — люди вчерашнего дня и что великое дело возрождения страны в руках людей, воспитанных тяжкими впечатлениями прошлого в духе недоверия друг к другу, неуважения к ближнему и уродливого эгоизма.

Мы выросли в атмосфере „подполья“: то, что мы называли легальной деятельностью, было, в сущности своей, или лучеиспусканием в пустоту, или же мелким политиканством групп и личностей, междоусобной борьбою людей, чувство собственного достоинства которых выродилось в болезненное самолюбие.

Живя среди отравлявших душу безобразий старого режима, среди анархии, рожденной им, видя, как безграничны пределы власти авантюристов, которые правили нами, мы — естественно и неизбежно — заразились всеми пагубными свойствами, всеми навыками и приемами людей, презиравших нас, издевавшихся над нами.

Нам негде и не на чем было развить в себе чувство личной ответственности за несчастия страны, за ее постыдную жизнь, мы отравлены трупным ядом издохшего монархизма.

Как впоследствии выяснилось, ни монархизм не издох, ни постыдная жизнь не приелась населению. Но всякий раз находились люди, которые высоко вздымали указующий перст: «Да как же можно так обобщать?! Да как же можно нападать на простого человека?! Да разве же простой человек может быть в чем-то виноват?! Да какая же ты интеллигенция после этого, если виноватишь народ-богоносец?!» И так далее и тому подобное до скончания века.

Не нужно забывать, — продолжает Горький, — что мы живем в дебрях многомиллионной массы обывателя, политически безграмотного, социально невоспитанного. Люди, которые не знают, чего они хотят, — это люди опасные политически и социально. Масса обывателя еще не скоро организуется и станет способна к сознательной и творческой социальной борьбе. И до поры, пока не организуется, она будет питать своим мутным и нездоровым соком чудовищ прошлого, рожденных привычным обывателю полицейским строем.

Можно бы указать и еще на некоторые угрозы новому строю, но говорить об этом преждевременно да, пожалуй, и нецензурно.

Мы переживаем момент в высшей степени сложный, требующий напряжения всех наших сил, упорной работы и величайшей осторожности в решениях. Нам не нужно забывать роковых ошибок 1905–1906 годов, — зверская расправа, последовавшая за этими ошибками, обессилила и обезглавила нас на целое десятилетие. За это время мы политически и социально развратились, а война, истребив сотни тысяч молодежи, еще больше подорвала наши силы, подорвав под корень экономическую жизнь страны.

Несколькими мазками Горький набрасывает картину прихода к власти в Советской России нового класса — бывших тюремных надзирателей, малограмотных налетчиков и полуграмотных начетчиков.

А ведь тогдашние несвоевременные мысли оказались на поверху вневременными. И нынешнее состояние общественного сознания путинской Эрэфии мало чем отличается от того, которое наблюдал зорким тогда еще взором Горький.

5 июля 2023 года польская либеральная газета опубликовала статью Константы Геберта «О неизбежности невозможного», посвященную вопросам польского общества к Украине по случаю 80-летия Волынской резни.

Статья вышла накануне визита в Украину, на Волынь, туда, где украинские партизаны в 1943 году совершили акт геноцида по отношению к польскому населению своей страны, премьер-министра Польши Матеуша Моравецкого. 5 июля Геберт еще не знал, что Моравецкий будет на водружении креста и возложении венков — один.

Ни один украинский политик не осмелился или не захотел приехать вместе с ним на Волынь и символически разделить горе поляков в осознании ответственности современного украинского государства за совершенные от имени Украины преступления. Точно так же, как отказывались и российские деятели признать ответственность за Голодомор — истребление украинских крестьян в годы так называемой коллективизации. Точно так же, как отказываются турецкие политики признать ответственность за истребление тогдашними турецкими властями армян в годы первой мировой войны. Опыт преодоления колониального прошлого Франции еще меньше интересует Восточную Европу.

Да и то сказать, слово Голодомор в оппозиционный русский политический словарь вошло, а вот симметричный ему казахский «ашаршылык», организованный голод 1932–1933 годов, — пока еще нет.

Ну и что, что нет? Разве можно сейчас говорить об этом? Отвратительный шепот массового человека слышится сегодня: «Вы требуете от украинцев признать преступления народных героев против поляков? Да вы заодно с Путиным!»

На деле все как раз наоборот. Просто некоторые верные мысли, если додумывать их до конца, оказываются иногда неприятными для всех. И тогда массовый человек, думающий, что правильная мысль должна ему непременно еще и нравиться, бьет тревогу и начинает бегать с выпученными глазами: «Да как же можно морально разоружать нас против общего врага?! Да разве ж поляков и украинцев не объединяет сейчас безоговорочная ненависть к общему — русскому — врагу?! Кто старое помянет, тому глаз вон!»

Константы Геберт кончает свою статью размышлением о страшном опыте запрета на память, который переживали и украинцы, и поляки после второй мировой войны. «…История поляков в Украине начинается не в 1943 году: за ней стоят поколения колониального насилия и эксплуатации. Без этой истории невозможно понять, как была возможна Волынская резня.

Украина должна безоговорочно признать и осудить это преступление — но она не может этого сделать прямо сейчас, потому что идет война. Польша должна понять, что целью украинцев было не убийство поляков, и их жестокость тоже имела польские причины, — но она не может этого сделать, если украинцы не сделают сначала значительный и невынужденный жест.

Можно сказать, что лучшего момента, чем сегодня, для необходимого прорыва не будет: ведь Украина буквально из последних сил борется за польскую свободу, а Польша беспримерно защищает и поддерживает украинцев. Но это было бы возможно только в том случае, если бы не было вымогательства с польской стороны, самоуверенности с украинской и лицемерия с обеих сторон. Так что придется подождать.

Оба народа имеют не только моральный, но и политический интерес в таком историческом испытании совести. Даже после победоносной войны культ преступников может отравить Украину, но отравит несомненно, если победы не будет. Без украинского возвращения памяти и Польше грозит возврат враждебности к единственному соседу, который действительно защищает нас от России. Эта ситуация требует от обоих народов почти невозможного — и необходимого одновременно».

Несвоевременных мыслей не бывает.