Германия между русскими и украинцами

Доктор филологических наук и профессор Свободного университета Гасан Гусейнов в своей еженедельной колонке рассказывает о языковых трудностях и достижениях беженцев из Украины — особенно о тех десятках тысяч школьниц и школьников, которые против их воли покинули Украину и попали в Центральную Европу. Например, в Германию.

Указатель для украинских беженцев на Центральном вокзале Берлина. Март 2022 г. AP - Markus Schreiber

Немцем быть гораздо проще, чем русским. Потому что в Европе все более или менее согласны: если ты австриец, говорящий по-немецки, то ты австриец. Если ты бельгиец, говорящий по-немецки, то ты бельгиец. Если ты немец, говорящий по-немецки, то ты немец. А если ты не говорящий по-немецки гражданин Германии из Кишинева (неважно, молдаванин, еврей или украинец), то ты… тоже немец.

В отношении русских все иначе. В Российской Федерации считают русскими всех, кто говорит по-русски, живи те хоть в Аргентине. Тем более, в Украине. Людей с украинским паспортом и говорящих при этом по-русски, в РФ считают русскими. Человека с русской фамилией, но говорящего на родном для него украинском, все равно в РФ назовут русским: просто, мол, он почему-то не знает своего родного языка. По умолчанию считается, что человек с русской фамилией, где бы ни находился, непременно «должен владеть родным языком».

Эта ошибка сознания может дорасти до преступления, как и случилось в Российской Федерации, власти которой, при поддержке значительной части сограждан, решили, что всюду на территории бывшей Российской империи и бывшего СССР люди, говорящие по-русски, являются не какими-нибудь латвийцами, казахстанцами или украинцами, а русскими, попавшими в чужие границы по недоразумению или злой воле русофобов. Россияне почувствовали себя разделенным народом, и тогда российское государство решило «вернуть и укрепить» территорию и людей в лоно теперь уже не империи, а некоего нового русского государства, которое должно, дескать, произрасти из «русского мира».

Правовая ничтожность и марциальная грубость этого решения получала поддержку и подпитку и со стороны Украины, где все тридцать постсоветских лет прошли в спорах и законодательных решениях о языковых правах граждан, решениях, отнюдь не всегда безупречных, с точки зрения современного европейского права. Какой язык государственный, сомнения не вызывает, но вот какими именно правами наделять носителей других языков Украины, долго оставалось предметом споров.

С 24 февраля 2022 года миллионам украинцев — и русско-, и украино- и двуязычных — пришлось бежать от российских бомб. Парадокс в том, что первыми россияне начали убивать как раз тех украинцев, кого сами зачислили в «русские». Вроде бы хотели «денацифицировать» Украину, а начали с такого (само)убийства! Но черт с ними, с российскими военными преступниками. Что и как происходило и происходит с теми, кто спасся?

Миллионы мирных граждан остались в Украине — в центре и на западе страны, миллионы двинулись в Центральную, Восточную Европу и на Балканы, а кто и дальше. Но что это значит — «оказаться в другой стране» — с точки зрения твоего языка? Хочу рассказать о том, что наблюдаю сам, слышу от других, читаю в многочисленных газетных и официальных отчетах в Германии.

В Германию с марта по конец июня 2022 прибыло не меньше 700 тысяч беженцев. Преимущественно матерей с детьми и подростками — своими и чужими, а также бабушек и дедушек. Работоспособные взрослые могут претендовать на интенсивные курсы немецкого языка. Их собственные языки — русский или украинский — никого не волнуют. Да и не должны волновать. Соотечественницы не только постоянно общаются на своих родных языках друг с другом, но и сидят в инстаграме, телеграме, фейсбуке, откуда на украинском и русском поминутно приходят новые сообщения. Большинство приехавших в Германию мало интересуется немецким языком. Но есть и такие, кто чувствует, что вернуться домой не сможет, кто решил, что и детям их лучше искать счастья подальше от родного дома. Травма беженства есть почти у всех, измерителя тяжести психического расстройства пока не придумали, хотя власти федеральные говорят, что потребность в психиатрической или психологической помощи подросткам даже только вследствие пандемии возросла вдвое. А тут — война и беженцы из соседней страны. Но все-таки от психического здоровья вернемся к лингвистическому.

Существует ли такое? Да, конечно. Человеку приютно в родном языке, с родным языком — каким бы тот ни был. Молодым украинцам с родным русским труднее: их родной язык — это ведь одновременно и язык путинских агрессоров. Вот почему некоторым детям проще оказалось окунуться в совсем новый для них немецкий, чтобы выскочить из конфликта с самими собой. Но сделать это не всегда получается: большинство детей сосредоточены в больших и средних городах, где для беженцев из Украины созданы особые классы, в которых им приходится решать, на каком языке общаться, и в одних случаях этим общим языком может оказаться русский, а в других — украинский. В некоторых федеральных землях Германии уже приняли на работу учителей из Украины, где-то полагаются на поддерживающие уроки онлайн. Сотни «классов-добро-пожаловать-в-Германию» созданы в десятках гимназий по всей стране. В них зачислены к июню 2022 года почти 150 тысяч украинских детей. Надвигаются каникулы, но подготовить всех украинских детей к немецкой школьной программе не получится. По данным федеральных властей, нехватка учителей немецкого языка сейчас приближается к 20 тысячам.

А что будет, когда число детей, согласно одному из прогнозов, подберется к 400 тысячам?

Миграционная политика Германии нацелена на скорейшую интеграцию приезжих в немецкое общество. Главных механизмов интеграции — два: немецкий язык и готовность разделить базовые правовые концепции «открытого общества», а особенно — первый параграф Конституции ФРГ, в котором говорится, что «достоинство человека неприкосновенно». В школах Баден-Вюртемберга к 20 часам немецкого языка в неделю добавляют еще четыре часа и больше — уроков введения в демократическое государственное устройство.

Важная часть конституционного достоинства — уважение к родному языку молодого человека. Хорошо, когда в богатой федеральной земле в гимназии оказывается три-четыре школьника из Украины, которым все помогают с немецким или английским (учителя в разных городах говорят, что украинские школьники приезжают с очень приличным, по меркам немецких школ, английским). В таких случаях украинский или русский — как разговорные языки семьи — страдают мало, медийный вихрь, в целом — проукраинский, не дает детям забыть свой родной язык и даже помогает подтянуть второй родной, каким бы тот ни был. Но и здесь для сохранения психического равновесия от большого общества — школы, и от маленького общества — семьи или узкого дружеского круга — требуется, говорят специалисты, внимание к человеку, которому трудно справиться с трагическим противоречием: «Мой язык — это язык моего врага».

В маленьком саксонском городке из школы выкатились подростки, быстро-быстро на совершенно одинаковом немецком о чем-то поговорили, перебивая друг друга.

Двое отделились от группы и прошли мимо меня, но говорили уже — я так и не уловил, по-украински или по-русски с украинским акцентом. Окликнул их, спросил, откуда приехали.

— Из Херсонской области. А вы из Москвы?

— Да.

— Вам нравится в Германии?

— Да.

Я едва успел вставить по-русски только один вопрос, когда, мол, приехали.

— В конце марта.

Очень дружелюбные мальчики. Узнав, что я пенсионер, утратили ко мне остатки интереса.

С одной стороны, ни тени агрессии. С другой стороны, этот абсолютно свободный беглый немецкий, усвоенный за три месяца, просто ошеломил и требовал объяснения.

И потом понимание — они вырвались из ада, предоставленного им путинскими орками, и теперь им надо взять на вооружение всё. Сейчас им 14 лет. Как бы ни сложилась их дальнейшая судьба, они будут сильнее и умнее своих сверстников. Кто-то вернется в Украину, кто-то останется в Германии или захочет податься дальше.

Но есть одна страна, которая для них просто не существует. Это не ненависть, не презрение, не отвращение. И, что поразительно, это даже не затаенное желание отомстить за все муки, которые эта страна им причинила. Не знаю, может быть, это даже религиозное чувство?

Финал нашего разговора шел уже по-немецки. Пересказывать не буду.

На какое-то время всплыл наш прежний общий язык, а потом махнул хвостом и исчез в своем вечном покое.

Но мы, взрослые, должны держать себя в руках. И вот мы договорились компанией коллег встретиться в пивной — давно живущие в Германии москвичи-антипутинцы, и двуязычные, но в повседневном общении чаще употребляющие русский язык ученые харьковчанки, за неделю до войны приехавшие на стажировку в университет, а теперь — застрявшие здесь с детьми, и двуязычная львовянка, в общении чаще употребляющая украинский, но легко переходящая на такой же родной ей русский, а если надо, без труда — на немецкий или английский. Общий язык — русский.

Младшие дети харьковчанок остались дома со старшими. Все держатся друг за друга. Для маленьких только-только, после нескольких месяцев ожидания, удалось получить места в детском саду: здесь это дефицит и для местного населения; место в школе закон гарантирует каждому, место в детском саду — нет. Все старшие дети собраны в отдельные классы. Преподаватели — украинцы и русские — плохо знают немецкий. А уроков немецкого явно недостаточно для интеграции. Отношение со стороны немецкой администрации и других школьников хорошее, но контактов особых пока мало, потому что общего языка пока нет. Кого-то выручает любовь к футболу, язык догоняет ноги. Но не все ведь спортсмены. Да и живут школьники-беженцы все-таки интересами временно оставленной родной страны, ловят сообщения от отцов, дедов и старших братьев.

К этой драме добавляется новая. На встречу в пивную не пришла ученая черновчанка: «Там будут русские. А хороших русских не бывает. И говорить по-русски нам, украинкам, не пристало».

На востоке Германии, в бывшей ГДР, пророссийские голоса звучат всё глуше: многие думали, что из-под путинских бомб и ракет на запад побегут «украинские националисты» из российских пропагандистских передач, а бегут «русские люди».

Всего за несколько месяцев — с 24 февраля 2022 года — в сознании миллионов людей в Украине закончилась 300-летняя эпоха совместного проживания в одном государстве с северо-восточным соседом.

Для тех десятков тысяч детей, что надолго оказались за пределами Украины, наступило труднейшее время освоения новых и незабвения родных языков. Говорят, к осени в Германии окажется до полумиллиона украинских школьников. Крупнейшие фонды страны, среди которых Фонды Роберта Боша и Бертельсманна, — уже готовятся к этому вызову.