«Разрушение памятников украинского наследия нужно документировать для будущих процессов»
В результате российского обстрела в Донецкой области 4 июня до фундамента сгорел деревянный Всехсвятский скит Святогорской лавры, построенный в 1912 году. Разрушен музей украинского философа Григория Сковороды. Снаряд попал в краеведческий музей городка Иванков, где хранились полотна полотна Марии Примаченко, — Пикассо называл ее творчество «художественным чудом». Украинское культурное наследие вывозят на оккупированные территории. Как сохранить народное достояние и что говорит международное право? Русская служба RFI поговорила с французским адвокатом, специалистом по культурным репарациям и реституциям Франсуа Ле Муаном.
Опубликовано:
Война в Украине уносит человеческие жизни и уничтожает культурное наследие. От российских бомбардировок горят памятники и культовые здания, — церкви, синагоги, мечети. Что говорит международное право? Как определить вину и привлечь к ответственности?
Международное право, регулирующее подобные ситуации военного времени, основано на двух документах. Это Гаагская конвенция о законах и обычаях сухопутной войны 1907 года и Гаагская конвенция 1954 года о защите культурных ценностей в случае вооруженного конфликта.
Первая из них — одна из основ законодательства, касающегося военных конфликтов. Удивительным образом, у ее истоков стояла именно Россия. Царь Николай II подтолкнул международное сообщество к ее созданию и к созыву конференции, на которой она была принята. Что касается Конвенции 1954 года, то и здесь СССР всеми силами ратовал за то, чтобы придать тексту как можно больше силы и тем самым защитить культурные ценности.
Культурное наследие — не основной предмет Конвенции 1907 года, которая представляет собой большой свод правил, относящихся к к военным конфликтам в целом. Однако некоторые ее статьи говорят напрямую о культурных ценностях. О том, что необходимо, насколько возможно, щадить и охранять храмы, здания, служащие целям науки, искусств и благотворительности, и исторические памятники, при условии, что они не используются в военных целях. И о том, что при бомбардировках городов нужно щадить музеи, театры, архивы и библиотеки. И, наконец, о том, что необходимо препятствовать грабежам в завоеванных городах, в том числе, конечно, и культурных учреждений.
В Конвенции 1954 года, в свою очередь, говорится о запрещении реквизировать или разрушать культурные и религиозные ценности. Здесь еще более четко обозначено запрещение грабежей и экспорта таких ценностей. Там также сказано, что принципам Конвенции необходимо обучать солдат. Это очень важный пункт. Молодые рекруты могут разрушать культурные ценности, толком не понимая, что именно они разрушают.
Россия, несомненно, несет в данном случае ответственность, она должна была обучить свои войска и обеспечить соблюдение принципов Конвенции по охране культурных ценностей.
Кроме того, даже обговоренное исключение из правил, то есть, разрушение памятника, используемого в военных целях, будет действовать только при крайней военной необходимости. Такая возможность существует, но только когда нет другого выхода. Когда мы смотрим репортажи из Украины, то видим, что никакой необходимости не существует. Кстати, СССР в свое время хотел, чтобы Конвенция звучала еще строже, и чтобы этого исключения вообще не было. Современная Россия является правопреемницей СССР и должна соблюдать заключенные соглашения.
Что нужно сделать, чтобы Украина и украинский народ могли получить репарации за разрушенное наследие?
Конечно, с точки зрения международного права, существует обязательство реституции произведений в случае грабежей. Но здесь встает проблема эффективности механизмов, которые могут к такой реституции принудить. Сработают ли эти механизмы?
Напомню, что Россия продолжает держать у себя тысячи и тысячи произведений искусства, захваченных еще во время Второй мировой войны. Их страна происхождения — не только Германия, но и другие государства, через территорию которых прошла советская армия. А также страны Западной Европы, откуда эти произведения сначала были незаконным образом вывезены немецкими войсками, а потом подверглись вторичному, уже советскому грабежу. Эта ситуация никак не разрешится с 1945 года. Наибольший прогресс был достигнут при Борисе Ельцине в 1990-е годы, но и тут значимых результатов добиться не удалось. В большинстве случаев нет даже списков произведений, которые по-прежнему находятся в России. Я говорю это, чтобы подчеркнуть — реституция может затянуться.
Были случаи, когда в музеи вместе с военными заходили люди в штатском. Похоже, они отбирали произведения на вывоз. Из Мариупольского художественного музея в самопровозглашенную «ДНР» были вывезены картины Куинджи и Айвазовского. Из Мелитопольского краеведческого музея также вывезли собрание, в том числе скифское золото. Есть и сообщения о похищениях и допросах музейных работников. Как добиться реституции похищенных ценностей?
В таких ситуациях мы просто возвращаемся во Вторую мировую войну, когда у Германии был специальный штаб по отбору культурных ценностей. Специалисты должны не способствовать грабежам, а, наоборот, препятствовать им.
Проблема Конвенции 1954 года, это отсутствие механизма, которые давал бы компетенцию международному трибуналу по рассмотрению дел о грабежах.
Украина смогла подать жалобу в Международный суд ООН , потому что Конвенция о геноциде предусматривает такую возможность, а в случае культурных ценностей такого механизма нет. Это означает, что после окончания военного конфликта договаривающиеся стороны должны будут согласиться на рассмотрение дела Международным судом ООН или другим судом. Тогда будет возможна реституция.
Конечно, такое случается редко, но все же случается. Например, после войны между Эритреей и Эфиопией обе страны дали согласие на рассмотрение дела Постоянным арбитражным судом в Гааге. Суд, в частности, рассмотрел вопрос о разрушении культурных ценностей и постановил выплатить компенсации. Процесс длился много лет. Не очень верится, что современные российские власти согласятся предстать перед международной юстицией.
Кроме того, Россия — постоянный член Совбеза ООН. Суд по делам бывшей Югославии смог рассмотреть обвинения в преступлениях против человечности, в военных преступлениях и даже в геноциде только потому, что никто из постоянных членов не наложил вето. Здесь это тоже трудно представить.
Если предположить, что правосудие будет рассматривать такие дела, на каких доказательствах они будут строиться? Мониторингом занимаются украинское министерство культуры, независимые НКО и ЮНЕСКО. Понятно, что в условиях войны их усилия затруднены и подчас невозможны.
Все, что делают для мониторинга гражданское общество и международные организации, очень важно для документирования преступлений. Можно предположить, что эти доказательства лягут когда-нибудь в досье, подготовленное для суда. В случае военных преступления, например, ответственность несут, в том числе, отдельные личности. Например, генералы, политики члены правительства, отдававшие приказ. Украина дала разрешение Международному уголовному суду проводить расследование преступлений, совершенных на ее территории со времени аннексии Крыма. В стране работает большая группа расследователей, которая документирует все преступления, в том числе и в отношении культурных ценностей. На основании этих доказательств прокурор Междугородного суда должен будет сделать вывод, достаточно ли у него причин выдать ордер на арест.
Украина ставит вопрос о признании геноцида. Может ли систематическое уничтожение народного достояния считаться актом геноцида?
Это будет непросто. Доказать геноцид само по себе очень сложно. Надо сказать, что преступление против человечности — уже довольно тяжелое обвинение. Чтобы было признано обвинение в геноциде, нужны доказательства преступлений в отношении людей. Геноцид — это желание уничтожить группу людей на основании их определенных характеристик. Когда обсуждалась Конвенция о геноциде, переговорщики задавались вопросом о том, считать ли разрушение культурных ценностей геноцидальным актом. И тогда проголосовали не в пользу этого проекта. Систематическое разрушение культурных и религиозных ценностей народа с целью его ассимиляции считается преступлением против человечности и военным преступлением, а не актом геноцида. Однако если есть массовое уничтожение, концентрационные лагеря для мирного населения и другие признаки геноцида, то уничтожение культурного наследия может послужить дополнительным доказательством.
Кто несет ответственность за преступления? Государство? Его глава? Военачальники, отдававшие приказы, солдаты, их выполнявшие?
И государство, и отдельные личности. Чтобы ответственность легла на российское государство, нужен мирный договор, в котором Международный суд ООН получает компетенцию. В случае отдельных людей возможность более реальна, поскольку Международный уголовный суд уже компетентен в том, что касается конфликта в Украине, и имеет возможность выдавать ордер на арест, вплоть до президента Российской Федерации. Например, в случае Судана МУС выдал ордер на арест президента Омара Аль-Башира за преступления, имевшие место в Дарфуре в 2003 году. Тогда казалось, что это совершенно нереально, и что его никогда не смогут задержать.
Но в стране произошел переворот, и в прошлом году Судан объявил, что передаст его международному правосудию. То есть, здесь существуют два этапа. Сначала расследование, которое может вылиться в предъявление преступления. А затем необходимо задержание, потому что процесс не может идти в отсутствие обвиняемого. В случае России для этого необходима смена политического режима, но все это не так невозможно, как кажется, такие случаи уже были. Преимущество, если можно так выразиться, ситуации заключается в том, что расследование уже ведется, доказательства собираются. И если представить себе, что в Москве будут задержаны прямые участники, например, военные высокого ранга, то их можно будет судить за военные преступления или преступления против человечности. В этом случае виновным грозит очень серьезный срок.
Есть прецеденты и по вопросу разрушения культурных ценностей. Малийский джихадист Ахмад аль-Факи аль-Махди был приговорен Международным уголовным судом в Гааге к девяти годам лишения свободы. Он был признан виновным в военном преступлении за разрушение мавзолеев в Тимбукту, включенных в список объектов всемирного наследия. Пока что задача — как можно лучше документировать и хранить следы современных преступлений для будущих процессов.
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться