Он жил с оружием наперевес. Не стало Эдуарда Лимонова
Давно уже так не ломались копья среди друзей-единомышленников, как вчера и сегодня, когда стало известно о смерти Эдуарда Лимонова. Ему было 77, но смерть его стала безусловной неожиданностью и неожиданным образом заставила растеряться и поклонников, и противников. Оказалось, что говорить о Лимонове-писателе без политического контекста невозможно, как невозможно проклинать его убийственно имперские взгляды без упоминания его бесспорного таланта.
Опубликовано:
Лимонов был большим зазнайкой. Порой казалось, что и в литературу его занесло только благодаря его собственному тщеславию — мир должен был, обязан был узнать о подростке Савенко, об Эдичке, потому что, по мнению Лимонова, мир был бы неполным без него. Он так и писал. Все его творчество оказалось вбито под один общий слоган — «Это я, Эдичка!»
О чем бы Лимонов ни писал — он всегда писал только о том, что пережил сам. «Это я, Эдичка!» или «Подросток Савенко», «У нас была великая эпоха» или «Палач», «Дневник неудачника» или «Молодой негодяй» — все было им пережито, перепробовано, перечувствовано. Ему словно не хватало фантазии и интереса распыляться на чужие жизни, но при этом сила убеждения и эмоций его была такова, что за этими личными драмами, за всей этой чередой сумасшедших похождений вставали целые миры и страны.
Лимонов родился в Дзержинске, школьные годы провел в украинском Харькове, где сначала увлекся криминальной романтикой, но когда выяснилось, что это довольно опасно, стал мирно шить джинсы. Успел поработать грузчиком, монтажником-высотником, строителем, сталеваром, завальщиком шихты, обрубщиком, книгоношей в книжном магазине.
Начал писать стихи в 15 лет, быстро сошелся с харьковской литературной богемой, тогда еще пестрившей громкими именами. В 63-ем стал одним из организаторов рабочей забастовки, а вскоре уехал покорять Москву. В 74-ом был вынужден уехать из страны после вердикта Андропова: «убежденный антисоветчик».
В эмиграции его душа тоже противилась несправедливости — в том виде, в каком он ее пронимал. Пожив в Америке, он стал убежденным социалистом, вступил в соответствующую партию и неустанно искал выходов своей пассионарности. Приковывал себя наручниками к зданию газеты «Нью-Йорк таймс», требуя публикации своих текстов, напечатал в газете «Новое русское слово», где трудился корректором, статью «Разочарование» — о своих американских впечатлениях. Статью перепечатала советская газета «Неделя», после чего последовало увольнение из «Нового русского слова». Обиженный Эдичка уехал во Францию, где продолжил пассионарить и тесно связался с тамошними коммунистами.
После развала СССР вернулся в Россию и вскоре основал Национал-большевистскую партию. Воевал в Югославии на стороне сербов, участвовал в грузино-абхазской войне на стороне абхазов, одинаково ненавидел власть и либералов-оппозиционеров.
Его неоднократно задерживали на Триумфальной площади, где он организовывал акции в поддержку 31-ой статьи Конституции о свободе собраний. Придуманная им «Стратегия-31» долгое время была под запретом, и каждая акция 31 числа каждого месяца (если в месяце было 31 число) бодро разгонялась. Вплоть до 2014 года, когда Лимонов поддержал аннексию Крыма и войну на востоке Украины. Последняя акция состоялась 31 июля 2015 года (к тому моменту она уже год как была разрешена властями), и на ней говорили пламенные речи в защиту русскоязычного населения Украины, собирали деньги в пользу донбасских сепаратистов и требовали признать независимость т.н. ДНР и ЛНР.
Лимонов всегда воевал, он жил с оружием наперевес. Он воевал в своих книгах, он воевал на митингах, он воевал по-настоящему в Югославии и Абхазии. Его имперские представления о справедливости виделись ему терновым венцом на собственной светлой голове. Он любовался им и гордился, чувствуя себя мучеником и лидером одновременно.
Лимонов был обидчив и гневен, люди казались ему по большей части порождением нелепой ошибки создателя, но скрепя сердце он признавал за ними право жить достойно. Он никого не щадил в своем гневе, и это особенно хорошо видно по «Книге мертвых», в определенной мере — его программном произведении, по крайней мере последних, проведенных в новой России, лет. Здесь, в этом мартирологе, который Лимонов постоянно обновлял, достается всем — Бродскому и Энди Уорхоллу, первой жене и Лиле Брик. Лимонов расправляется с каждым с гневом и пристрастием, сведя к нулю привычную ценность знаменитого латинского «de mortius aut bene aut nihil».
Напоследок он проклял своего любимого ученика — Захара Прилепина, заявив: «Наше пошлое время должно было породить такого как Прилепин. Ну и породило».
Он любил позу, он был нарциссом, но это не мешало ему относиться к себе одновременно с большим почтением и иронически. Впрочем, он весь состоял из острых углов, так и оставшись до конца своих дней подростком Савенко. В «Дневнике неудачника» Лимонов писал: «Если вы можете проснуться однажды дождливым весенним утром, полежать, подумать, послушать музыку и честно сказать себе вдруг: „А ведь я никто в этой жизни — говно и пыль“, тогда на вас еще рано ставить крест. Только честно, не для людей, а для себя признаться».
Про Лимонова можно говорить много, долго, цветисто — он сам был цветистым, ярким, сумасшедшим. Он был поэт — поэт во всем: в жизни, в прозе, в политической борьбе, в любви, в ненависти. Вся его жизнь была поэзия, лирический герой которой страдал от обуревавших его бесов жизни и глотал жизнь вместе с ангелами искусства. Это была неровная, рваная, порой — сомнительная, порой — вовсе неприемлемая поэзия.
От меня на вольный ветер
Отлетают письмена
Письмена мои — подолгу
Заживете или нет?
— писал Лимонов в одном из ранних, еще харьковских стихотворений.
Письмена уже живут. Они будут жить долгой жизнью, как будут жить его шумные, странные повести, рассказы, романы. Лимонов-нацбол, Лимонов-политик, Лимонов-социалист, наделавший много странностей и некрасивостей, ставший отвратительным — и не без оснований — огромному количеству людей, враг либерализма, ненавистник Украины — рано или поздно все это отвалится, отшелушится, как бы ни было это сегодня нерадостно слышать его оппонентам.
И останется его слово. И возможно, за этим словом появится какой-то другой, отбросивший все свои земные комплексы, человек, который выглянет и, удивившись, что мы его не узнаем, объявит: «Это я, Эдичка!»
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться