Чей так светел взор незабываемый… Не стало Сергея Соловьева

Каждая смерть откалывает кусок твоей собственной жизни. Каждая утрата — невосполнима. Уход Сергея Александровича Соловьева еще и символичен — своей «Ассой» он, необычайно чуткий, чувствительный к любым, самым незаметным ветеркам перемен, открыл новую эпоху. Это было новое, легкое дыхание, которое всегда было в его фильмах и в нем самом — веселом бородаче с понимающими глазами. Теперь он словно поставил точку в той эпохе, когда мы вслед за Цоем ждали перемен и тоже умели улавливать надвигающиеся ветры.

В Москве умер режиссер Сергей Соловьев. Ему было 77 лет. © screenshot Youtube

Первый режиссерский опыт Соловьева — две новеллы в киносборнике «Семейное счастье» — сейчас смотрится ошеломляюще современно. По стилю, по замыслу. А тогда мосфильмовскому руководству этот опыт совсем не понравился. Тогда, в конце 60-х, привыкший к каноническому прочтению Чехова глаз отказывался видеть Чехова в этом странноватом опусе. А в этом и есть весь Соловьев — он всегда видит чуть вперед и вширь, ему скучно, когда все по правилам, по регламенту. Его Чехов был такой нервный, такой несуразный, такой нелепый, что хоть обижайся за классика. Но юный Соловьев и потом всякий доказывал своими картинами, что можно любить и презирать одновременно. Он вообще обожал ломать каноны, причем делал это необычайно элегантно, каждым фильмом устраивая маленькую бархатную революцию.

Соловьев не был революционером в привычном смысле слова, он не рушил до основанья то, что ему не нравилось, чтобы потом наш, новый мир построить. Он просто своим немыслимым чутьем, еще даже до того, как сформулировать словами, чуял: так жить нельзя, нужны свежие вливания. И будто бы играючи создавал совершенно новый, свой, соловьевский стиль, пахнущий молодостью и озорством.

«Сто дней после детства» опрокинули представления о детском кино. Оказалось, что про первую, детскую любовь можно снимать и так — с большим количеством робкой, еще не осознанной эротики, при этом — необычайно целомудренно, с дрожащей от нежности камерой и без грана фальши или ханжества. Соловьев общался со своими героями-подростками с деликатностью умного взрослого и легкой фамильярностью сверстника.

Он снял свой главный фильм — «Асса», — когда ему было уже за сорок, но так передать ощущение побеждающей молодости не удавалось никому из молодых. Побеждающей, но не победившей молодости. Как ни странно, чем больше времени проходит, тем современнее кажется этот фильм. Соловьев словно предвидел все, что будет потом, — что новое, творческое, смелое начало так и не победит ветхости и заскорузлости, в которой страна жила много лет. Что все вернется на круги своя — оно и вернулось. Надежды умерли — остались разочарования и воспоминания. Удивительное кино снял Сергей Александрович — пророческое, безнадежное, несмотря на воинственный юный запал.

Соловьев был не просто талантлив — он был стопроцентно человек чистого искусства. Он мог часами рассказывать истории из жизни, он охотно рассуждал обо всем на свете, но говорить с ним о его режиссуре, о его замыслах было трудно. «Я не знаю», — это был его любимый ответ на вопрос из разряда «Что вы хотели этим сказать?» Он действительно не знал, ЧТО он хочет сказать, но он всегда знал, КАК. Как настоящий художник, он ничего никогда не просчитывал — искусство само вело его своими проверенными тропами, и Сергей Александрович никогда не то что не стеснялся в этом признаваться — он считал такое положение вещей единственным безусловно правильным.

«Вы хотите, чтобы я сейчас вам сказал что-то умное про свой будущий фильм? Не дождетесь — я сам еще ничего в нем не понял», — говорил он.

Немножко лукавил, конечно, как без этого? Но искренно, без кокетства отказывался считать себя режиссером-мыслителем или упаси бог — режиссером-философом: «Мое кино — слабо-умное, понимаете? Умное, но не очень. Слабо-умное». Чувства юмора ему было не занимать. Фильм Сергея Александровича похожи на него самого — они беззаветно лиричны, чисты и умны. Что бы он ни снимал — будь это «Станционный смотритель», «Спасатель», «Анна Каренина» или «Нежный возраст» — он создавал совершенно особый, соловьевский мир, отмеченный тотальной грустью мудреца.

Под небом голубым есть город золотой С прозрачными воротами и яркою звездой, — пел Борис Гребенщиков в «Ассе».

Мир Сергея Соловьева был таким — золотым, с прозрачными воротами и яркою звездой…