Мандельштам тоже в «Деле». Новый фильм Алексея Германа-мл. выходит в прокат
23 сентября в российский прокат выходит фильм Алексея Германа-младшего «Дело». Картина рассказывает о преподавателе университета, специалисте по поэзии Мандельштама, которого сажают под домашний арест после того, как он обвиняет местного мэра в хищении. О фильме, который в этом году представлял Россию в каннском конкурсе «Особый взгляд» — кинообозреватель RFI Екатерина Барабаш.
Опубликовано:
Алексей Герман-младший не был в Каннах пятнадцать лет — со времен «Последнего поезда». Наконец в этом году его вновь пригласили — на сей раз в программу «Особый взгляд». Снятое за рекордно короткие сроки, «Дело» заполнило паузу в съемках большого фильма «Воздух» о советских летчицах Второй мировой. Сценарий был написан давно, лежал у Алексея Алексеевича в дальнем ящике стола, и пандемия, из-за которой приостановилась работа над «Воздухом», возродила интерес режиссера к сценарию.
На съемки ушел всего месяц, действие происходит в квартире, лишь изредка перемещаясь во двор, так что бюджет картины оказался вполне скромным.
Итак, в квартире сидит с браслетом на ноге преподаватель литературы местного университета, специалист по Серебряному веку и — конкретнее — по Мандельштаму Давид (Мераб Нинидзе). Давида упекли в четыре стены по решению суда — он обвиняется в краже денег, выделенных на научную конференцию, хотя все знают, что конференция прошла наилучшим образом. Хоть Герман всячески настаивает на случайном совпадении, но не вспомнить дело «Седьмой студии», когда про всем известный спектакль следователи заявили, что он не был поставлен, — невозможно. При этом, конечно, под Давидом не подразумевается непосредственно Кирилл Серебренников, это скорее собирательный образ, но черты настрадавшегося от государственного беспредела режиссера просматриваются со всей очевидностью.
Давида обвинили в краже госденег сразу после того, как на его странице в некой соцсети появился шарж — мэр сношается со страусом. Там же было утверждение, что мэр — вор. За этот вклад в борьбу с режимом Давид и превратится в сидельца. Время от времени его навещает беспокойная мать (Роза Хайруллина), бывшая жена (Анастасия Мельникова), отважная адвокатка (Анна Михалкова), беременная медсестра из районной больницы и влюбленная студентка-китаянка, подкрепляющая свою любовь интересом к Мандельштаму, и местный сантехник, оказавшийся предателем, — сначала он выпивает с Давидом, а потом по заданию властей отключает у него воду. Чаще других, впрочем, в захламленную квартиру Давида наведывается суровый усатый следователь (Александр Паль), чтобы в очередной раз заезженной пластинкой призвать покаяться. Родной университет, разумеется, по всем правилам жанра отречется от Давида.
Все местные правоохранительные силы брошены на борьбу с Давидом. Ну или так по крайней мере видится. Только мама, отважная адвокатка да добрейшая юная соседка останутся рядом до конца.
Художник фильма Елена Окопная создала среду обитания главного героя таким образом, что герой может даже ничего не говорить — среда говорит за него. Правда, авторы, кажется, пытаются выдать бедлам в доме за творческий беспорядок, но на деле дома Давида запущен, грязен и неприятен. На окнах нет ни штор, ни занавесок (не от кого скрываться?), стулья и кресла завалены одеждой, на кухне буквально чувствуешь запах тухлятины. Штамп из штампов: если человек хороший, гуманитарий, с повышенной духовностью — то в доме у него непременно бардак. Правда, Давид все время чисто выбрит, ну и на том спасибо. Давид вообще малоприятный тип — грубит (впрочем, кто на его месте будет душкой?), людей не слышит, собственную дочь, как выясняется, вместо того чтобы поддержать и помочь, выгнал из дома. Но все это даже неплохо — по крайней мере нам хотя бы показывают, что правдорубы, демократы и прочие «отщепенцы» далеко не всегда зайчики, а встречаются среди них и вовсе отталкивающие особы. Правда, герой вместе с режиссером то и дело пытаются провести параллель между Давидом и Мандельштамом («Зачем он это написал? — спрашивает студентка, имея в виду, очевидно, „Мы живем, под собою не чуя страны“. — Потому что не мог не написать», — отвечает Давид, явно чувствуя себя в тот момент собратом Мандельштама), и такое впечатление, что авторы поддерживают Давида в его иллюзиях.
Несмотря на очень примерные очертания и пунктирные характеристики героя, Давид — по сути единственный живой человек в фильме. Остальные — ходячие функции, все они, ненадолго появляясь, что-то олицетворяют, чтобы потом исчезнуть. Беременная медсестра и равнодушный сантехник — словно падшие ангелы, прилетевшие, чтобы отрезать человека от мирских благ (медсестра отказывается делать заболевшему Давиду укол), бывшая жена — символ предательства близких, следователь — винтик в сложном и беспощадном организме Левиафана, адвокатка — символ нового феминизма, несломленная жертва семейного насилия (муж ставит ей фингал под глазом, требуя бросить работу ради семьи, а потом и вовсе сбегает). Вся эта компания символов колышется вокруг Давида, который в перерывах между схватками с Голиафом старается как-то выжить и сохранить лицо в этих условиях.
Мераб Нинидзе играет несчастного профессора со страстной обреченностью, словно пытаясь прикрыть лакуны в образе своего персонажа, про которого мы толком так ничего и не узнали. Поэтому ему, конечно, сочувствуешь, но достаточно отстраненно, больше возмущаясь абсурдом ситуации, которая на наших просторах уже перестала быть невозможной. Поэтому фильм «Дело» воспринимаешь так, как и надо его воспринимать, — как лишнее напоминание о том, где мы живем, кто нами правит и что из этого может получиться.
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться