Бас и Донбасс. В Большом театре проходят премьерные показы оперы Чайковского «Мазепа»

В Москве Большой театр представил премьеру сезона — оперу Чайковского «Мазепа» в современной трактовке дирижера Тугана Сохиева, режиссера Евгения Писарева и сценографа Зиновия Марголина. На премьерном показе побывала обозреватель RFI.

При очевидной невнятности режиссерского замысла новая постановка «Мазепы» в Большом театре получилась очень зрительской, эффектной, для глаза необычайно приятной. AP - Alexander Zemlianichenko

В 1828 г. Виктор Гюго написал и опубликовал в своем сборнике «Les Orientales» стихотворение «Мазепа». Образ мятежного украинского гетмана давно волновал Гюго — с тех пор, как он прочитал поэму Байрона «Мазепа», написанную в 1818 году. Эпиграфом к своей поэме Гюго взял строчку из поэмы Байрона «Мазепа» (1818 г.), а посвятил ее художнику Луи Буланже, чья картина «Le supplice de Mazeppa» («Муки Мазеры») была выставлена в Парижском салоне в 1827 г. и произвела там фурор.

Чайковский, взяв за основу пушкинскую интригу, вдохновлялся все-таки ею в меньшей степени, а скорее — симфонической поэмой Ференца Листа «Мазепа», созданной по мотивам стихотворения Гюго. В отличие от Пушкина, для которого Мазепа был изменником, Гюго и Лист рисовали гетмана романтическим влюбленным, отвергнутым мучеником. Именно этот взгляд на исторического персонажа и пришелся Чайковскому по душе.

К тому моменту как Чайковский решился на написание «Мазепы», либретто оперы уже существовало — его написал Виктор Буренин, известный театральный критик и драматург для композитора Карла Давыдова, на тот момент ректора Санкт-Петербургской консерватории. Но по ряду причин Давыдов в последнюю минуту отказался, и его замысел подхватил Чайковский, который хоть и был увлечен образом гетмана, понимал, насколько непроста задача. Ему предстояло написать оперу, в которой, вопреки оперной традиции, не было однозначной трактовки образа, как не было и черно-белой раскраски характеров. К тому же особую трудность представляло собою сочетание масштабной исторической драмы с глубоко личными любовными переживаниями героев.

Первые спектакли «Мазепы» состоялись в Москве в Большом театре в феврале 1884 года и в Петербурге в Мариинском театре в том же месяце того же года. Оперу изрядно раскритиковали и довольно быстро сняли с репертуара. Возобновили ее в Мариинском театре лишь в 1903 году.

При советской власти «Мазепа» была поставлена впервые в 1922 году в Москве, в Оперном театре Зимина. В 1934 году оперу представили сразу в Москве, в Большом театре, и в Ленинграде, в Ленинградском театре оперы и балета, а в 1950 году «Мазепа» увидела свет на сцене Кировского тетра оперы и балета (ныне Мариинского).

В новейшие времена «Мазепу» ставил Дмитрий Бертман в «Геликоне» в 1999 году, позднее, в 2004-м — Роберт Стуруа в Большом театре. Постановка Стуруа представляла собою вневременную шекспировскую драму, в которой минимальное место было отведено любовной линии. В этом спектакле схлестнулись два политика — Кочубей и Мазепа, а Мария стала, как принято говорить, разменной монетой в их борьбе.

Евгений Писарев придумал другую концепцию. Для него эта постановка стала своего рода испытанием — на сцене Большого театра он до сих пор ставил только легкие комические оперы с Фигаро в центре повествования — «Свадьбу Фигаро» Моцарта и «Севильского цирюльника» Россини. Всем было любопытно, как режиссер, до этого хорошо справлявшийся с «веселыми» темами, «потянет» масштабную драму.

Писарев поставил на актуальность. Дав понять, что предательство не имеет ни возраста, ни национальности, ни привязки ко времени, режиссер тем не менее поместил героев во вполне определенные эпохи. Правда, в несколько сразу. Точнее — по очереди.

Первое действие — вполне классическое. Исторические костюмы со всей определенностью отсылают нас в петровские времена. Из всей разношерстной публики, что встречает зрителя в первом действии, один лишь Мазепа одет без соответствия времени и рангу — на нем темно-серый полувоенный камзол. Что-то мефистофельское есть в его облике, а непонятное одеяние, вероятно, должно подчеркнуть вневременную сущность предательства.

Во втором действии мы становимся свидетелями драмы, разыгравшейся во время Гражданской войны в России. Теперь Мазепа имеет все приметы Петлюры, по крайней мере внешние, и его ненависть к Кочубею носит ярко выраженный классовый характер.

В третьем действии на сцене — полувзорванный автобус, Мазепа ходит в куртке-аляске, а его верный сподвижник палач Орлик говорит с фарингальным «г». Сомнений нет: мы на Донбассе. Всеми преданный, изгнанный Мазепа, уходящий от погони, уже имеет приметы опального Януковича либо кого-то из заметных сепаратистов, и это выглядит по меньшей мере странно: национальный герой, украинец, гетман Мазепа — и ставленник российской власти, враг украинской независимости условный Янукович.

Последнее действие сопровождается внушительным видеорядом, в котором зрителю показывают самые разные кадры из самых разных фильмов про самые разные войны — от Полтавской битвы до сражений Второй мировой. Как таковой Полтавской битвы в постановке нет — она присутствует только в музыке, в увертюре к третьему акту, которая у Чайковского так и называется — «Полтавский бой». Для усиления эффекта с потолка ненадолго спускают деревянных коней в полный рост, но быстро убирают обратно наверх.

Если режиссер хотел нам что-то сказать про вечность измены и предательства, то более банального хода, чем поместить героев в разные эпохи, придумать трудно. А уж затея с событиями на Донбассе и вовсе кажется преувеличенно низким поклоном в сторону сегодняшней горячей повестки. По крайней мере ни одна из мизансцен не поясняет нам, зачем это было сделано. Размытость задачи закономерно повлекла за собою смысловые лакуны постановки. Любовная линия остается едва заметной ниточкой в общей канве, хотя Чайковский очень трепетно любил именно любовную линию. Конечно, режиссер не обязан следовать душевным пристрастиям композитора, но ведь Писарев по сути не предложил ничего взамен, никакого «шампура», который бы нанизывались остальные смыслы и линии.

Декорации Зиновия Марголина, достаточно аскетичные, тем не менее очень сноровисты — они легко приспосабливаются к нужному историческому моменту и создают определенную эмоциональную атмосферу.

За дирижерским пультом — Туган Сохиев, его оркестр необыкновенно экспрессивен и уважителен к партитуре. Из солистов хотелось бы отметить Эльчина Азизова, который ведет партию Мазепы уверенно и увлеченно, и Дениса Макарова, чей Кочубей представлен фигурой не только трагической, но и очень неоднозначной. По крайней мере тот ореол мученика, что мы привыкли видеть в других постановках, не так уж и бросается в глаза — не будем забывать, что все-таки Кочубей тут не последний предатель.

При очевидной невнятности режиссерского замысла новая постановка «Мазепы» в Большом театре получилась очень зрительской, эффектной, для глаза необычайно приятной.