Пока не узнаешь чужого, не поймешь своего

Сорок пять лет назад Валентин Турчин написал книгу «Инерция страха». Она вышла в 1978 году в США, а до советского и затем российского читателя так и не добралась, хотя была адресована именно ему, т.е. нам с вами.

Валентин Федорович Турчин (1931-2010) © refal.net

Как иногда бывает, смысл произведения, вовремя не востребованный тем поколением, для которого создавался, с новой яркостью раскрывается для поколения следующего. Одна, и притом ключевая, идея этой книги сегодня работает в полную силу, хотя многие этого даже не замечают. А те, кто замечает, гонят эту идею прочь, потому что боятся ее.

Разумеется, для понимания множества других мыслей книги, ее следует прочитать целиком, и теперь это совсем просто сделать.

Но мысль об инерции страха, которой жило общество в конце 1970-х и которой живет сегодняшнее постсоветское общество, остается ключевой.

«Давление снизу и способность к реформам наверху, не выполняются у нас, в сущности, из-за страха, а точнее, из-за инерции страха, вошедшего в нашу жизнь при Сталине. Страх, который парализует общество, — это страх сталинских жертв, страх, испытываемый властью, — страх самого Сталина. Пришедший к власти в результате невиданного в истории террора, Сталин подозревал каждого в тайном вынашивании планов возмездия, в каждом видел скрытого врага. Очевидно, этот элемент и до сих пор сохраняется в высшем руководстве. Жестокие и бессмысленные репрессии (…) свидетельствуют о наличии этого элемента и в то же время регенерируют, подкрепляют его. Образуется порочный круг. Чтобы разорвать его, нужен хотя бы какой-то минимум доверия между властью и обществом, чтобы разграничить борьбу за идеи от борьбы за власть. Но при той пелене страха и лжи, которая нас окутывает, даже достижение этого минимума — труднейшая задача. Власть настолько боится реальных проблем, которые стоят перед страной, что даже не хочет назвать их по имени; она предпочитает отрицать очевидные факты. Это политика страуса, который прячет голову в песок от страха».

Это было написано в конце 1970-х годов и вышло в свет даже до того, как СССР вторгся в Афганистан и подписал себе смертный приговор.

«Какие-то остатки старого, какие-то зародыши нового, а в общем — ничего. Пустота. Вакуум. И единственной различимой силой в этом вакууме была инерция страха, инерция, не встречавшая сопротивления и поэтому имевшая все шансы продолжаться до бесконечности».

Так писал Турчин о своем времени, и вот теперь всё это повторяется на наших глазах. Сегодня, когда уже сошло в могилу последнее поколение советских вождей, в новой идейной пустоте инерция страха даже приобрела некоторое ускорение, но что это значит для нас сегодняшних? Можем ли мы быть оптимистами?

Прислушиваясь к высказываниям людей, принимающих решения, вчитываясь в составляемые ими документы, мы наблюдаем работу старых, даже древних законов, которые оказываются тем действенней, чем больше страсти вкладывают некоторые в их отрицание.

Например, в Российской Федерации принят закон, как объясняют специалисты, запрещающий с июля 2021 года свободную просветительскую деятельность без санкции государства на территории Российской Федерации.

Законы важны, прежде всего, тем, что действуют, обнажая истинную сущность законодателя. Если законодатель мудр, законы умножают и распространяют его мудрость. Но если законодатель не мудр, его законы разворачивают перед всем светом ковер, так сказать, отсутствия мудрости. Не будь, например, знаменитого «закона Яровой», обязавшего хранить данные едва ли не о каждом шаге россиян, журналисты-расследователи едва ли смогли бы раскрыть дела о взрывах в Чехии в 2014 году, об организации покушений на Скрипалей или на Алексея Навального, о других преступлениях, которые всячески старались скрыть и исполнительные власти, и сам законодатель.

Законодатель надеялся, что это у него появится вечный источник компрометирующих сведений на каждого гражданина страны, которого он, законодатель, сможет держать в кулаке. Но за тотальность этого контроля законодателю пришлось заплатить собственной неприятной наготой. Воспользовавшись инструментом, придуманным властями для себя, любимых, другие умные люди сумели восстановить события и показать всему миру, как на самом деле работает весь этот механизм властного контроля.

Другое дело, и об этом как раз напоминает нам книга Валентина Турчина, что сама эта демонстрация всему миру знания о том, как работает «ершик власти», как облеченные властью люди врут, как они воруют и убивают, куда для этого летают, с кем болтают по телефону, как взрывают, как травят людей, и даже о том, как потом застирывают улики на трусах своих жертв, — это знание умножает, в первую очередь, страх и только во вторую очередь — мудрость.

Вот почему подавляющее большинство людей в России и не стало поддерживать разоблачителей государственных преступлений ни словом, ни делом, а осталось, подобно несчастному псу из эксперимента Селигмана, покорно лежать в своей клетке и ждать, что с ним сделает государство. Инстинктивный страх сильнее самого надежного научного эксперимента. Инерция страха гораздо мощнее организационных ресурсов знания. А репрессивные законы кажутся законодателю испытанным средством подавления любой угрозы, которая могла бы исходить от слабого своего человека или коварного внешнего врага.

Но здесь-то законодателя и подстерегает так и не понятый им самим закон. А это значит, что и собственная роль как законодателя становится ему не по зубам. Ведь истинный законодатель сродни жрецу или даже скромному толкователю высказываний или знамений, имеющих силу закона. Все вы помните, граждане, как лидийский царь Крёз собирался в поход на персов. На вопрос, добьется ли он успеха, Крёз получил от Дельфийского оракула ответ: «Да, ты разрушишь великое царство!» Окрыленный столь очевидным предсказанием, он и отправился в поход, и разрушил в конце концов великое царство. Только не чье-нибудь, а свое собственное. Крёз безраздельно верил в силу слова и даже поддерживал дельфийских жриц материально, но ему не хватило ума для правильного истолкования пророчества.

В этом смысле и нам сегодня следует рассматривать как величайшее благо закон, ограничивающий в Российской Федерации свободные науку и просветительство. Несмотря на все предостережения ученых — от действительных членом Академии наук до частных лиц, — текущий законодатель решил, что сам лучше знает, что хорошо, а что плохо для его страны. Потому что ведь это — его страна. А он в ней — самый умный. И уж, конечно, свою страну он знает получше всяких придурков-социологов. Говоря клоачным языком, именно об этой самоуверенности законодатель пожалеет так, как давно ни о чем не жалел.

Да уж, к тем, кто думает, что наука — вещь не просто международная, а прямо-таки иностранная, чужеземная, у него, законодателя, не может быть никакого доверия. Еще бы, ведь все эти люди — «иностранные агенты». Иначе говоря — чужие. Они не с нами. А раз они не с нами, значит, они против нас. Не просто чуждые — форменные враги!

Но в том-то и беда для не мудрого законодателя, что самым ценным знанием о себе люди обычно обязаны другим — учителям, которые исправляют наши ошибки, врачам, которые рассматривают наши рентгеновские снимки, инженерам и купцам, которые привозят из дальних странствий новые устройства для езды по нашей пересеченной местности. Вообще, всякое знание — это результат взгляда со стороны.

И иностранные языки большинство разумных людей изучает, прежде всего, для того, чтобы лучше понять, наконец, и свой собственный, родной язык. Вот почему так успешны многоязычные, многокультурные, многонациональные сообщества, в которых все участники — более или менее чужие, или, говоря на языке нашего законодателя, как раз «иностранные агенты».

Что же получается? А вот что: законодатель, думая, что укрепляет самостоятельность и державную мощь, пытается цементировать свою самоуверенную власть ложью. Иначе говоря, лишь ускоряет собственное неизбежное падение.

Но, может быть, то, что плохо для скверной модели государства, хорошо для страны? Может быть, это не меньшее благо, чем то, каким оказался роспуск Советского Союза — государства, державшегося на той самой «инерции страха», о которой и написал свою книгу Валентин Турчин?