Долой чахоточных моралистов!

«Крепостная Муму и мелкобуржуазная Каштанка»: свою воскресную колонку доктор филологических наук Гасан Гусейнов посвятил обсуждению школьной программы по литературе.

За текущим обсуждением школьной программы по литературе не уследишь © AP - Musa Sadulayev

За текущим обсуждением школьной программы по литературе (далее ШППЛ) не уследишь. Занимается ШППЛ установлением часовой стрелки в мозговом механизме детей. ШППЛ должна заложить в память поколения набор главных слов и выражений, а также картотеку программных эпизодов, обращаясь к которой, человек смог бы в дальнейшей жизни принимать в полуавтоматическом режиме правильные, взвешенные решения.

Поскольку государственная машина знает, что только один из поколения станет, например, президентом, еще человек 500 — депутатами парламента, 2 миллиона — их телохранителями, а 20 миллионов — бедными бюджетниками, такой полуавтоматизм реакции молодой поросли и должен срабатывать в нужный момент.

Их спросят, например, любят ли они Россию, и они должны прокричать, что, мол, да, любим.

Почему я называю эту реакцию полуавтоматической, а не полностью автоматической? Потому что полного автоматизма добиться от живых людей все-таки слишком трудно, да и какой-то люфт должен быть. Иначе всему делу грозит позорный провал, и кто-то обязательно на вопрос о любви к родине «в припадке байронизма» (как писал Владимир Сергеевич Печерин) может и ответить словами поэта-беглеца:

Как сладостно — отчизну ненавидеть

И жадно ждать ее уничиженья!

И в разрушении отчизны видеть

Всемирного денницу возрожденья!

Вот чтобы этого не произошло, и приходится постоянно обсуждать ШППЛ. Но тут и главная загвоздка. ШППЛ хочет внушить любовь к родному слову. Почему же тогда, судя по комментариям к бесчисленным статьям на тему «что же нам делать с школьной программой», самое распространенное отношение к ни в чем не повинным Пушкину и Толстому, Достоевскому и Чехову — поскорее бы забыть эту тоску зеленую.

Язык классиков не вполне понятен и самим учителям, а уж школьники и вовсе так не говорят. Дальше. Моральные оценки. Поговорив с тем или иным студиозусом, я и сам, будь я школьником второй ступени, вкушающим амвросию любви к родной литературе и нектар энциклопедической учености из рук наших современных учителей, примерно так писал бы, например, о Тургеневе:

«Хоть И. С. Тургенев и провел часть жизни заграницей, да еще в Париже, он сохранил острый русский ум и этим умом сумел вскрыть истинную сущность русского человека. Ведь даже будучи крепостным холопом, т. е. внешне, можно сказать, рабом, Герасим сохранил объективный, общинно-патриархальный и, по большому счету, государственнический взгляд на мир. Вот почему, когда он был поставлен этим миром перед высшим испытанием, он предпочел задушить (вернее, утопить) единственное любимое им и любившее его существо, сохранив, однако, похвальную лояльность к своей рабовладелице. Возможно, сам Тургенев, будучи не очень лояльным к Трону аристократом-космополитом, рисовал этот портрет как карикатуру на патриархальщину в духе позднейшего Н. С. Лескова, но для нас сегодня светлый образ Герасима является во многом путеводным. Человек, подчеркивает классик русской литературы, должен в первую очередь думать о своем хозяине, сохраняя высокую готовность без раздумий убить ради него близкого человека или даже животное. К примеру, собаку Муму. Представляется не совсем случайным, что в качестве любимого существа Тургенев избрал собаку, а не кошечку: кошка больше привязана к месту, чем к человеку. Не случайно, именно любовь Муму и к Муму подарила Герасиму чудо — способность хотя бы промычать ее имя, пусть такое простое. Светлый образ Герасима навсегда останется в наших сердцах. Аминь.»

Произведения любивших простой народ либерально настроенных аристократов могут вызвать у современного молодого человека парадоксальную реакцию.

Одно дело, когда литература была подпольной. «Архипелаг ГУЛАГ», называвшийся на жаргоне барыг советского рынка самиздата «Островом сокровищ», попадая в ШППЛ, сбрасывает овечью шкуру и становится настоящим волком, который никак не может пробудить любовь — ни к дореволюционной, ни к Советской России, ни к какой-нибудь Новороссии. ШППЛ, вручающая «Архипелаг» учителю, подготовленному постсоветской высшей школой, получила бы от вдумчивого школьника-патриота такое сочинение:

«Программное произведение А. И. Солженицына, которого не зря называли в народе „литературным власовцем“, выдает в директоре нашей школе, завуче, а также, к сожалению, и в учителе литературы т. Диапазон явных вредителей дела народного просвещения. По сути, сочинение Солженицына раскрывает врагу важнейшие тайны нашего народа и общества, подрывая государственность России. Под видом повествования о трагическом периоде истории СССР Солженицын дает в руки читателя толковый словарь организации перевоспитания народа. Главное управление лагерей выковывало из мелкобуржуазной либеральной массы одиночек боевой отряд, подчиненный единой воле вождя. Голод, холод и так называемые нечеловеческие трудности, описываемые Солженицыным и его доброхотами-помощниками, стали в действительности краеугольным камнем мощи советского народа. Ослепленный ненавистью к СССР писатель не понимает, что без системы ГУЛАГа мы бы не выиграли Великую отечественную войну, не запустили бы первый спутник, не стали бы авторами первого человека в Космосе — Юрия Алексеевича Гагарина. А что же Солженицын? Этот с позволения сказать нобелиат придирается к организации нашей Космонавтики. Якобы Сергей Королев, бывший только одним из инженеров космической программы, был подвергнут так называемым репрессиям. Между тем, читатель клеветнической книги Солженицына прекрасно понимает, что вышеназванный Королев, останься он на свободе, просто смылся бы в Штаты, чтобы стать там каким-нибудь Сикорским или еще более отвратительным Илоном Маском. Советская же Родина дала ученому всё. И не дело школы внушать нам, молодежи, развитые в этом произведении идейки и темы. Книга Солженицына является одновременно и клеветнической, потому что описанное попросту невозможно себе представить, и шпионской, потому что раскрывает нашим врагам, как именно можно укрепить мощь великого народа. И все это на нашем многострадальном примере!

Как и весь наш класс, я требую от вас, гражданин Диапазон, поставить вопрос об исключении из ШППЛ опасного произведения Солженицына и о замене его современным римейком романа И. С. Тургенева „Му-му“. Можно — в виде комикса, который мы рекомендуем заказать всемирно известному дизайнеру Артемию Лебедеву. Ведь теперь всем известно, что именно крепостная Му-му, а вовсе не мелкобуржуазная Каштанка и уж тем более не ненасытный качаловский кобель Джим, давший в свое время лапу упадническому поэту Есенину, которого мы, по вашей, Исаак Соломонович, милости, проходили в девятом классе, дала короткую, но яркую жизнь первым советским собакам-космонавтам — Белке, Стрелке и другим.

Копию настоящего выпускного сочинения направляю в Рособрнадзор, Роскомнадзор и СК Прокуратуры Российской Федерации. По лично вашей работе, т. Диапазон, есть основания подозревать подстрекательство несовершеннолетних к участию в неких учебно-научных группах, а на деле — в подрывных ячейках для организации митингов, раскачивающих лодку нашей государственности, от бушприта до гальюна пропитанной плотным духом майских указов президента. Выполнили ли вы лично хотя бы один из этих указов? Нет? Так чему же можете вы научить нас, новороссийскую молодежь? Экстремизму? Нам с такими, как вы, т. Диапазон, явно не по пути».

Вот и я твердо уверен, что к обсуждению ШППЛ давно пора привлекать не так называемую школьную общественность, или шкрабов, как их справедливо называли на заре Советской власти, и не преподавателей все еще зараженных либерализмом вузов, а настоящих патриотов-силовиков, которые с нетерпением ждут пополнения. За ними — правда жизни, они и должны организовать принудительное кормление голодающего народа настоящей духовно-патриотической пищей. А то ведь о трудной доле скромных и беззаветно преданных профессии работников винтовки и дыбы, карцера и конвоя что-то не торопились писать пресловутые столпы текущей ШППЛ — ни Федор Достоевский, ни Лев Толстой, ни Антон Чехов. Долой чахоточных моралистов!