«Молдаване как обычно реагировали душой»: правозащитница Мариана Янакевич о помощи украинским детям в Молдове
С начала войны в Украине Молдова стала страной, принявшей наибольшее число беженцев в соотношении к численности собственного населения. За два месяца в страну въехало почти 450 тысяч украинцев, большая часть которых переехала в другие страны, около 92 тысяч остались в Молдове, из них свыше 45 тысяч — это дети. О том, как государство, благотворительные фонды и простые граждане Молдовы помогают детям Украины, почему особенно остро стоят вопросы защиты, установления законных попечителей, как решаются вопросы здравоохранения и образования в интервью RFI рассказала исполнительный директор Общественной ассоциации AVE Copiii Мариана Янакевич.
Опубликовано:
Слушать - 22:22
Мариана Янакевич, ассоциация AVE Copiii: Везде во всем мире знают, что Молдова — это та маленькая страна, которая приняла у себя больше 400 тысяч украинских беженцев начиная с 24 февраля. Первые три недели были самыми критичными, потому что общее количество тех, кто въезжал на территорию Молдовы, было очень большое. Естественно, что, как и другие страны, мы тоже не были готовы к этому, сталкивались с многими проблемами. Главное, что сумели сделать пограничная служба и государственные структуры Республики Молдова (кроме того, что дали доступ к территории — это самое важное, когда идет война) — все-таки сумели взять под контроль ситуацию, связанную с детьми. Мы не знали, сколько их будет, будут ли дети без сопровождения, не будет ли детей без сопровождения. Но пограничная служба взяла под контроль эту ситуацию. Мы не можем сказать, что есть дети, которые не зарегистрированы на въезде. Это самое главное, что сумели сделать молдавские государственные структуры.
Дальше, сама вот эта ситуация, миграция, она атипичная. Потому что в первые дни это были женщины с детьми — первое. И второе — у нас нет большого количества детей без сопровождения. Две недели назад было всего-навсего 11 человек. Что остаются на территории дети без сопровождения — это уже совсем другой вопрос. Как получается: либо привезли родственники и родители, оставили здесь у кого-то и уехали. И он, получается, здесь без сопровождения. Он живет у кого-то, у каких-то друзей, друзей, у каких-то родственников и так далее. Но документов, которые подтверждают эту связь, или что эти взрослые должны отвечать за этого ребенка — таких документов почти нет. Таких ситуаций достаточно много, мы сейчас видим на основании той работы, которую проводит наша организация, мы выявляем все чаще и чаще такие ситуации, когда дети остались здесь у чужих людей. О них не знают ни местные органы опеки. Они легально находятся на территории, но связь между взрослыми и детьми, она нелегальная еще. Поэтому для органов опеки очень много работы сейчас.
RFI: О каком числе беженцев сейчас идет речь? Где они размещаются — в специализированных каких-то центрах или в семьях у простых жителей?
По-моему, на вчерашний день (интервью записывалось 6 мая — RFI) на территории Молдовы было 98 тысяч [беженцев из Украины]. Из них больше 40 тысяч — дети от ноля до 18 лет. Большое количество людей совместно с детьми живут у молдавских семей. В приемные семьи и в приюты они не попадают, а если попадают, то на очень короткий срок, а дальше им попробуют найти семью, в которой смогут остаться на больше времени.
Кроме этого, молдаване реагировали не головой — молдаване как обычно реагировали душой. Поверьте, идите в любой молдавский дом, даже семью, у которой нет доходов, вас посадят за стол, вам предложат чай, вам предложат что-то к чаю. И когда вы выйдете оттуда, вам еще дадут на дорогу кусочек чего-то, кусочек шоколадки, хлеба. Вот это и есть характеристика молдаван, молдаване такие. Поэтому первые недели денег никаких не было. Первые недели беженцы жили за счет молдавских сердец. Молдаване вот так среагировали. Они поехали на границу, они встречали людей, забирали к себе домой, водили в больницу, маленькие дети… Сразу же приехали в первый день, я помню, мне позвонили в 12 дня и сказали, что нужна помощь, потому что пересекла границу семья, у которой четырехдневный ребенок, документов на ребенка нет, ему нужно срочно попасть в больницу. Они даже быстрее, чем государственные услуги, службы и так далее. Поэтому большое количество людей, беженцев живут в семьях, а не в приютах. Приютов аккредитованных, по-моему, сто с чем-то, если я не ошибаюсь, общее количество [беженцев] в один момент там было около пяти тысяч.
Насколько люди, жители Молдовы, которые селили у себя в конце февраля-начале марта украинских беженцев, были готовы к тому, что это затянется на какой-то неопределенно долгий срок?
Во-первых, два года мы были в [условиях пандемии] covid-19, а семьи, как сказать… Обычная семья, особенно в сельской местности, плохо переживала эти два года ковидных. Вы знаете, что почти все семьи в Молдове имеют родственников, которые живут за границей. То есть семья в Молдове живет за счет тех денег, которые отправляют родственники из-за границы. А если этих денег не стало, как в этот период ковида, этим семьям было очень трудно. Потом начался газовый кризис, выросли цены — у людей опять денег не было. А 24 февраля началась война… Поэтому обычная молдавская семья очень трудно переживает эти времена. Может быть, они не показывают, но они очень трудно переживают эти времена.
Мы работаем, например, наша организация работает в Унгенах (Унгенский район на западе Молдовы — RFI) это приграничный район напротив Ясс (второй по величине город Румынии, недалеко от молдавской границы — RFI), и там мы в один момент решили семьям беженцев, у которых есть дети, дать им из наших фондов финансовую помощь. Потому что помощь, которая [поступает] от управления верховного комиссариата ООН по делам беженцев, еще не была готова, она только в процессе. А люди уже жили в деревнях на территории района Унген и семьи уже все отдали, все что у них были с прошлого года, какие-то деньги, какие-то продукты. Они все уже дали, больше уже нет. Эти деньги мы получили, кстати, от французских организаций. Наши старые коллеги, наши старые друзья Pédiatres du Monde, которые собрали деньги во Франции, к этому также подключился фонд Fondation des Hôpitaux, которые тоже поддержали этот проект. Мы отдали эти деньги тем семьям на территории Унген, у которых были дети и больные люди, которых надо поддерживать.
Как раз, говоря про больных людей, это одна из самых уязвимых категорий граждан в условиях военного конфликта. Украинские больницы, естественно, сейчас переполнены ранеными и перешли на работу в режиме военных госпиталей. Насколько система здравоохранения Молдовы в состоянии обеспечить помощь беженцам, нуждающимся в продолжении лечения?
Даже если система здравоохранения в Молдове среагировала на проблему беженцев, потому что первым делом начали появляться люди, которым нужна срочная помощь, люди, которым нужен диализ, онкобольные — люди, которым нужна помощь буквально вот сейчас. Система среагировала быстро, но она среагировала на свои деньги. И деньги тратятся, и, скорее всего, к осени денег не будет уже даже на молдавских граждан. При всем при том, что система здравоохранения продолжает помогать беженцам.
Есть и другая проблема. Например, семейные врачи принимают на консультации, но медикаменты люди должны покупать сами. А у них денег на это нет. Те деньги, которые у них были, они уже потратили. Те, кто живут здесь с начиная с последних дней февраля, уже все потратили. Поэтому проблема с медикаментами, она острая. Например, вот для Бельц (Бельцы — второй по величине город Молдовы — RFI) мы закупаем каждую неделю. Там 1400 человек, наши партнеры ими напрямую занимаются. Мы закупаем и отправляем медикаменты каждую неделю, и там не только для взрослых, там и для детей. Просто у них денег нет покупать даже обычные витамины. Они же находились в дороге несколько дней. Естественно, у всех малышей носы красные, горло болит… Беженцы, которые первые приехали сюда, это люди, у которых были деньги, мы видели сразу же — крутые машины и так далее. Но потом уже начали приезжать сюда бабушки, дедушки, тетеньки, дяденьки, у которых у самих проблемы. Мы не можем всех под одну гребенку ставить, думать, что у всех есть деньги, есть возможности. Нет у всех таких возможностей.
В одном из ваших выступлений вы также говорили об обострившейся сейчас проблеме защиты детей. Что вы имели в виду?
По поводу защиты детей было предпринято несколько решений. Во-первых, дали первые разрешения 24 [февраля], когда было решение комиссии по чрезвычайным ситуациям, дали возможность всем пересечь границу. Доступ к территории был и существует для всех. Поэтому на территорию заехали взрослые и дети с документами и без. У некоторых только свидетельство о рождении, у некоторых — внутренние паспорта, у других — биометрические паспорта. У некоторых детей документы в порядке, а у некоторых они либо повреждены, либо истек срок давности. Ситуации очень разные. Мы сейчас занимаемся, разрабатываем базу данных, в которую начнем вводить всех детей, особенно хотим выявить всех несопровождаемых, сопровождаемых взрослым, у которого нет документов на сопровождение, у кого документы повреждены или не все документы в порядке. На местном уровне мэрии пытаются их регистрировать. В некоторых мэриях данные очень хорошие, все в порядке. В других мэриях писали быстро, и так и осталось.
Кроме этого, есть другая проблема. Государство приняло какие-то действия и хочет помочь молдавским семьям, тем, которые содержали или содержат [беженцев] до сих пор. Но там есть несколько нюансов. Во-первых, эта помощь еще не готова, ее не получают. Уже закончился апрель, уже май. Люди должны, особенно в городе, если, например, взять в Кишиневе, люди должны заплатить за газ за зимний период, когда газ стоит очень дорого, используется много для отопления и так далее. А у людей этих денег нет сейчас, им довольно-таки трудно. Эта помощь, которая должна быть в размере 3500 леев, это одноразовая помощь и она еще недоступна. Кроме того, что помощь недоступна, там есть список правил, например семьи, у которых меньше двух беженцев живут не меньше двух недель, они не могут получать эту помощь. Теперь пример: дедушка с бабушкой, которые приняли у себя одного подростка из Киева. Они пенсионеры и могут себе позволить одного подростка содержать, который им вообще не родственник, чужой им человек. Им эта сумма недоступна, потому что они делают хорошее дело, но только для одного человека, и не считается, что это подросток несовершеннолетний. Самая большая проблема с моей точки зрения: ложка дорога к обеду. Помощь нужна сейчас. Если будем долго мучаться с этой системой оплаты, то просто-напросто потеряем те семьи, которые еще хотят помочь.
Другой вопрос — если дети тут оказываются без сопровождения, без законных попечителей, то возникают риски, связанные с трафиком. Это тоже один из вопросов, которым вы занимаетесь?
Вообще детей без сопровождения очень мало. Две недели назад было 11 человек, сейчас больше, но не настолько больше. Большая проблема те, кто в сопровождении взрослых, но у которых нет вообще никаких документов. И там непонятно, откуда они взяли этих детей, дали им разрешение, не дали им разрешение. Надо, чтоб органы опеки это все еще перепроверили. Там на границе их останавливают, если нет доверенности, сразу же на въезде передают в органы опеки, органы опеки забирают и начинают потихонечку предпринимать все меры, чтобы понять, где, кто, какие разрешения, знают родители, не знают…
Очень большая проблема, очень много дебатов было, по вопросу права украинских детей, которым 16 лет и у которых есть биометрические паспорта. В Украине есть такой закон, который разрешает детям от 16 лет, имеющим биометрические паспорта, пересекать границу без сопровождения. В Молдове таких законов нет. Для Молдовы первая статья конвенции о правах ребенка — она святая. Любое человеческое существо от нуля до 18 лет является ребенком. Ребенок не может ходить туда-сюда без сопровождения, у него должен быть легальный представитель. В первые дни все начали говорить, что, понимаете, закон относится к вам, но не к гражданам Украины. Ничего подобного. У Молдовы есть закон, вы пересекаете государственную границу Республики Молдова, вы находитесь определенное время на территории Республики Молдова. У этой страны есть свое законодательство, которое защищает своих детей и всех детей, которые пересекают границу. А если там трафик? А если человек, который хочет плохо ребенку. Куда он едет, к кому он едет? Мы должны все знать и понимать, что в 16 лет ребенок просто так без сопровождения уехать за границу не может. А если их забрали просто так? А если родители не знают, куда их везут и к кому их везут?
Еще один важный вопрос — это доступ к образованию. Дети здесь находятся уже два месяца и непонятно, сколько еще продлится война и сколько им придется тут оставаться, как дальше продолжать учебу — онлайн в Украине или их записывают в местные школы?
Доступ к образованию существует. Министерство образования Республики Молдова дало доступ к образованию этим детям. Там есть нюансы, мы поняли это только сейчас. Почему-то многих детей записывают только карандашом в школьном журнале. Думаю, не поняли до конца, как это надо делать. Понятно, война еще не закончена. Но сейчас уже заканчивается школьный год, и было бы очень хорошо, если бы детям закрыли оценки и закрыли год, чтобы они закончили этот учебный год. Дальше если война будет продолжаться и детям надо будет оставаться здесь, они должны будут начать новый учебный год, не повторять старый учебный год — это будет стресс для них.
У нас был ковид, все учились больше онлайн, чем офлайн — это был один стресс, потом они переехали сюда, пока нашли школу… Украинских школ не очень много, их несколько всего. Поэтому дети учатся в русских школах. В Унгенах, например, вообще не во всех селах есть русскоязычные школы. Какие-то дети пошли в молдавские школы. Сделать еще один дополнительный стресс, например, чтобы в следующем учебном году с сентября дети начали тот же год, повторяли тот же год, это тоже неправильно. Скорее всего надо будет придумать как им закончить этот учебный год правильно, закрыть им оценки и дать возможность считать, что этот учебный год был закрыт. Потому что, если ситуация не изменится, они должны будут начать учебный год здесь.
Все исходили из той ситуации, что давайте придумаем что-то на три месяца, максимум на шесть месяцев. Но скорее всего, даже если война закончится, даст бог, завтра или вот сегодня, например, по любому дети не смогут сразу же уехать, потому что у некоторых там вообще теперь ничего нет, дома не осталось… Поэтому, скорее всего, родители поедут первыми, они оставят здесь детей хотя бы до сентября. Поэтому органам опеки еще надо будет придумать что делать и как им помочь. В районах, где мы работаем, у нас есть несколько проектов долгосрочных, которые будут заканчиваться к концу этого года, некоторые в следующем году, которые будут поддерживать обучение и социальную помощь. Как будет реагировать и что будет делать государство, мы еще не знаем. Нам это еще неведомо.
И вот к вопросу о долгосрочной стратегии помощи, у вас уже были такие примеры, что какие-то молдавские семьи приняли у себя украинских беженцев в этом первом порыве эмоциональном, а теперь прошли уже месяц-два и люди просто оказываются не в состоянии им дальше помогать и оставлять у себя, потому что у всех меняются и личные обстоятельства…
Во-первых, смотрите по группам в интернете. В Фейсбуке в основном очень много таких групп, которые помогают украинцам, и везде в этих группах каждый раз встречаешь ситуацию, что украинцы пишут: «мы очень благодарны, нас приняли, задержались на недели, или на два месяца, но мы не можем там уже оставаться, у людей уже нет денег, и у нас нет. Просим помочь, куда-то переопределить или найти нам какое-то другое место». Такой информации есть очень много. Мы со своей стороны сейчас заканчиваем оплату для семей с детьми-беженцами, и сразу начинаем выплачивать по меньшей мере по тысяче леев. Семьям, которые «hosting families», которые содержали беженцев, для них тысячу леев мы найдем. Это небольшая помощь, это очень маленькие деньги. Но знаете как, просто показать им, что их никто не забыл. Потому что люди, если потеряют веру, не смогут больше помочь. Государство должно понять, что основная помощь сейчас идет вот от этих семей.
Вы говорите, в основном про села, потому что прежде всего вы размещаете беженцев в селах, не в Кишиневе?
Мы не размещали, они сами размещались туда. Есть те, которых официально на автобусах с границы привозили. Но есть те, которых встречали, через разные третьи лица — знакомые, знакомые друга знакомого — встречали на границе, привозили в конкретное село. Какая-то семья дала свой дом и так далее. Поэтому не мы размещали, размещались фактически они сами, те, которые в селах живут, они размещались сами. А государство разместило в приютах. Также приюты создали несколько церквей. Там еще и организации международные, местные организации создали свои приюты. Есть еще и приюты международные, в эти приюты обычно возили официально на автобусах. В селах — там не специально, они сами между собой договаривались. Это основная масса людей. Три недели назад в официальных приютах было примерно пять тысяч [беженцев], а в целом по стране было 90 тысяч «с хвостиком».
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться