Молдавский правозащитник: Мы прошли войну с Приднестровьем и видели много общего в ситуации с Украиной

Российское вторжение в Украину стало серьезным вызовом для Молдовы, в которую, во-первых, хлынул беспрецедентный поток беженцев, а во-вторых, в стране обострились внутренние противоречия, связанные с историческим расколом в обществе и замороженным конфликтом в сепаратистском регионе Приднестровье, который Москва использует как способ давления на Кишинев. О том, как в Молдове общество и власть отреагировали на российскую агрессию против Украины, опасается ли республика расползания войны на свою территорию, а также о том, как фактор Приднестровья и Гагаузии влияет на позицию Кишинева в отношениях с Западом и Россией, Русская служба RFI поговорила с молдавским правозащитником Ионом Маноле, руководителем организации Promo-Lex.

На пункте пропуска между самопровозглашенной ПМР и Молдовой, 28 апреля 2022 г. © AFP - DANIEL MIHAILESCU

23:06

Молдавский правозащитник: Мы прошли войну с Приднестровьем и видели много общего в ситуации с Украиной

RFI: Насколько 24 февраля стало шоком для Молдовы?

Ион Маноле: Мы прошли через войну в 1992 году. Мы видели очень много похожих элементов и ситуаций с войной 2014 года в Украине. Мы понимали, что Украину толкают по тому же пути, который Молдова прошла с 1992 года, и хотят «приднестровизировать» Донбасс или донбасскую ситуацию, сделать ее похожей на Приднестровье, сделать такой замороженный конфликт и потом влиять через этот конфликт через бесконечные и бесполезные переговоры уже на Киев. Как это случается или случалось, как минимум до прошлого года, в Молдове. В какой-то мере все понимали, что война будет.

Правозащитник Ион Маноле в студии RFI, 19 июня 2019 RFI

Шок был в том, что в одно утро… Мы все помним, все изучили историю, мы помним, что Советский Союз тоже в 4 часа утра был атакован, без объявления войны, без ничего. На протяжении многих лет мы говорили, что мы находимся в конце 1930-х годов.

Если честно, то в то утро, в 5 часов, когда меня разбудил знакомый и сказал: «ты слышал что-нибудь? — Нет. — Ну открой окно и услышишь». Я открыл окно и услышал, подумал, что это Приднестровье, что это здесь что-то началось, но быстро посмотрел в интернете и понял, что это Украина. Для нас это был шок, конечно. Мы прошли через военную ситуацию, мы понимали, что гражданское общество будет иметь свою роль, правительство будет иметь свою. Но и каждый человек тоже важен в этих усилиях, помочь тем, которые бегут, тем, которые раненые.

А если говорить про экономические последствия от начала войны? Молдова же очень сильно связана с Россией экономически и с Украиной тесные связи.

Отношения экономические между Молдовой и Украиной очень тесные. Очень многие импортеры, экспортеры вынуждены менять, партнеров, искать других, заключать договора. Больше затрат, это означает новые цены, и конечно, наш уровень жизни очень пострадал, и страдает и будет страдать в будущем. Нелегко. Украина была очень хорошим партнером, она производит много сырья хорошего качества и по хорошей цене. Естественно, мы видим сейчас, что происходит с зерном и продуктами, или с другими товарами. Поэтому, естественно, это только начало, поэтому и мы, и каждый из нас или в Молдове, или во Франции, или в другом уголке Европы, будет ощущать это еще какое-то время. Война — это не место для торговли, не место для развития. Война тем более не место для прав человека. Поэтому нас ждут очень тяжелые времена. Естественно, здесь и в Украине, в первую очередь, это будут ощущать еще некоторое время, но и соседние страны тоже.

Можно ли говорить о том, что война стала моментом раскола в молдавском обществе или наоборот сплочения?

К сожалению, Молдова после 1992 года так и не стала объединенным обществом. Наше общество осталось разделенным, по лингвистическому признаку, в первую очередь. В этом очень сильно постаралась Россия, [которая] не была заинтересована в том, чтобы молдаване жили мирно. Когда я говорю «молдаване», я имею в виду всех жителей нашей страны, чтобы они жили мирно. Поэтому церковь нас очень сильно разделяла, политики разделяли, и конечно, пресса, по разным проблемам, по разным вопросам. Мы всегда воевали друг с другом, кто хочет — с Россией, кто хочет — с Европой, у кого какие ценности. Ссоримся, деремся.

Понятно, что раскол в Молдавском обществе был всегда, но сейчас пророссийские силы оказались в такой очень уязвимой ситуации. Им сложно защищать политику Москвы так, как раньше?

Молдова — слабое государство, это все признают. Слабое государство именно потому списку, который я сейчас перечислил: коррупция, проблемы, с которыми столкнулись наше правительство и наше общество на протяжении последних 15-20-30-ти лет, можно сказать. Это, конечно, привело к тому, что общество разделенное, государство слабое. Институты власти, очень… Люди не доверяют им еще, они слабые опять. Поэтому на сегодняшний день, если говорить о безопасности, Молдова слабая, она не может обеспечить безопасность своих граждан, если говорить про военную [угрозу].

Во-вторых, мы маленькое государство, официально нейтральное. Но на самом деле мы не можем считаться нейтральным, потому что на нашей территории находится незаконно российская армия. И также на этой маленькой территории помимо конституционной военной структуры — национальной армии Молдовы и российской армии, которая обещала уехать домой, но так и не вывели ее, мы имеем еще неконституционное военное формирование — приднестровская армия. Естественно, это большие риски. И в условиях брутальной войны, которая сейчас происходит в Украине, естественно, для нас это дополнительная угроза, можно считать, внешняя. Она не находится под контролем конституционных властей. Иностранная армия всегда непредсказуема. Особенно в этих условиях, когда Россия воюет с Украиной.

Что касается общества, так как мы разделены, все равно сейчас после этих ужасов, которые показывают нам двухмесячные бои, многие люди все-таки против войны. И те, которые симпатизировали провосточному курсу развития Молдовы, очень многие переосмыслили сейчас эти взгляды свои, ориентацию политическую. Но все равно очень много в обществе людей, которые поддерживают. Для нас станет сейчас тестом 9 мая. Согласно закону, эта символика, которая используется российской армией, георгиевская ленточка, буквы Z и V, запрещена на нашей территории. Но Гагаузская автономия уже официально практически заявила, что не будет это выполнять, они приняли на местном уровне свой закон, который практически отменяет конституционные решения. Они пошли другим путем. Посмотрим, чем это закончится. (5 мая суд в Гагаузии приостановил действие закона, разрешающего георгиевскую ленту — RFI). Но, конечно, это не может не огорчать и не беспокоить любого человека в Молдове. Мы бы хотели жить дальше в мире, развиваться дальше без провокаций, без разного рода таких ситуаций, которые могли бы привести к какой-то дестабилизации.

Заявка на вступление в Евросоюз насколько она стала стимулом для развития молдавского общества, с учетом перспективы будущей интеграции с Европой, или это только обострило конфликты, о которых вы говорите?

Большинство голосовало за ту программу, которая предусматривала сближение с Евросоюзом. Это поддерживается большинством. Но в этих условиях трудно будет. Если война остановится, это проведут очень быстро. Если война не остановится, то они будут идти, но в таком напряженном формате.

Про Приднестровье. В чем состоит интерес властей ПМР в эскалации этого конфликта, насколько они самостоятельны в принятии решений, или они полностью зависят от Москвы?

Ваш вопрос имеет две составляющие. Первое: интерес нулевой, они, также как и абсолютное большинство жители всей Республики Молдова, в том числе и Приднестровского региона, не хотят войны. Это видно, это чувствуется. По декларациям, а также по их действиям.

Что касается уровня того, насколько они могут принять какие-то решения, то тут уже нужно признать, что их никто никогда не будет спрашивать. Эта армия, которая находится в Приднестровье, в том числе и Приднестровская армия, эта армия находится в подчинении России. То есть, если приказ будет, они — военные, они должны будут выполнять. А приднестровская власть, так называемая администрация, она не сможет никак повлиять, она просто должна будет смотреть и не мешать.

Вы упомянули Гагаузию, насколько реакция там, в том обществе, отличается в целом от Молдовы, как они смотрят на перспективу европейской интеграции?

Гагаузская автономия всегда была немного против всего того, что происходило в республике Молдова. Особенно, если это касалось демократизации в сторону европейского интегрирования, хотя этот регион один из самых дотационных. Они получали больше всего денег из Европы из разных грантов, из разных программ. Они также имеют свои плюсы, потому что не платят деньги центру, наоборот из центра получают. Они не в равных условиях с другими регионами Республики Молдова. У них очень выгодные были условия для развития, они очень сильно в последние годы развивались, Турция очень сильно вложила свою помощь и инвестиции. Казалось, они должны идти в сторону демократизации общества, и не важны уже геополитические игры. Но, к сожалению, этот регион остается в заложниках у Российской Федерации. Практически всегда подключаются против Кишинева и на стороне России.

Что касается вот этих символов, надо признать, что, когда был риск той же Новороссии, когда началась война на Донбассе, то они устроили опять же незаконный референдум. Этот референдум показал, что у нас отношения очень плохие на уровне центра и автономии. К сожалению. И население тоже не реинтегрировано. Они получают информацию из России, а не из Кишинева, хотя это ближе и должно быть приоритетнее. Это проблема Кишинева, и гражданского общества, не только властей. Мы не смогли поговорить нормально на протяжении вот этих 30 лет. Мы не смогли пообщаться в том смысле, чтобы понять, где мы можем идти друг к другу на встречу и не конфликтовать, и не иметь так радикально разные взгляды. Это наше упущение. Я признаю, это вина всего общества и гражданского общества в том числе. И конечно, в первую очередь, властей, которые были заняты чем угодно, только не этим государством и не этим обществом. И мы будем платить в дальнейшем за эти ошибки, которые мы допустили на протяжении 30 лет.

Учитывая нейтральный статус Молдовы, учитывая военный контингент России, который находится в Приднестровье. Какие сейчас есть варианты у молдавского правительства избежать обострения конфликта? Что власти говорят о том, какая должна быть стратегия?

Наша власть старается очень осторожно к этим вопросам отнестись, очень осторожные декларации, очень осторожные любые мероприятия, которые касаются [этих вопросов]. За исключением этого закона (о запрете георгиевской ленты — RFI). Россия была не очень рада этому шагу, но она понимает, что не только Молдова, даже Казахстан в том же направлении движется, скажем так. Но все равно это риск для нас. Молдова очень осторожна, как правительство, так и общество. Хотя мы все понимаем, что это не поможет, если в Москве, в Кремле будут принимать решение, что, например, сейчас нужно тоже подключать и Молдову. Тем более, что мы слышим агрессивную риторику от разных комментаторов или официальных лиц из Москвы. Это, естественно, не может не беспокоить, нас это очень сильно беспокоит.

С другой стороны, есть заявления украинских властей, что если будет запрос из Молдовы, то мы можем решить вопрос Приднестровья в считанные дни. Есть вероятность, что Молдова обратится к Украине?

Я не военный эксперт. Мне сложно судить насколько они это могут сделать и хотят это сделать…

Я скорее про настроения в Молдове, в обществе, в политике.

Общество — по-разному. Одни осуждают, другие говорят, что это единственный путь и, если это случится мы с Украиной, вместе будем защищаться. Но я не военный, не разбираюсь в военных вопросах. С моей точки зрения, мне бы очень хотелось, чтобы эта война очень скоро закончилась. Хотя понимаю, что это не случится скоро, к сожалению. Для нас, как для правозащитников, очень больно смотреть, как права человека практически не соблюдаются, и не то что права человека в мирное время, права человека в военных условиях тоже не соблюдаются. И это очень-очень плохо. Наверное, никто не ожидал такой брутальности в этой войне. Мир будет точно другим после этой войны. Каким он будет, не знаю. В зависимости еще от результата, но то, что он будет меняться, я уверен. Реформы будут серьезные, нужны механизмы и инструменты, чтобы не повторить никогда больше то, что случилось сейчас.

Как лучше подготовиться к этому другому миру, что сейчас стоит делать?

Ну, во-первых, наше общество действительно мобилизовалось. Мы гордимся нашими гражданами, которые в те дни, в первые дни очень быстро объединились, кто-то поехал на границу, забирал к себе людей, кто-то собирал деньги, кто-то поехал покупать еду, отвозил, привозил… Большая солидарность была в Молдове. По истечении времени это немножко спало. Уже потом правительство подключилось, международные структуры тоже неплохо работают здесь, перенимают и передают опыт, который они получали в разных конфликтных зонах.

Мы как гражданское общество стараемся делать каждый то, что знаем лучше. Неправительственные организации, которые занимаются защитой детей, они очень активные по их направлению. Мы как правозащитная организация, стараемся мониторить, что происходит, сравнивать, документировать. Ни одно дело, ни один случай не должен быть упущен, и все, кто нарушал права людей, даже в военное время, во время боевых действий. У гражданских и даже у военных есть определенные права, которые нужно соблюдать, но также нужно защищать, когда они нарушаются. Мы стараемся найти место в этом направлении, как правозащитная организация.