Экс-полковник КГБ о Берлинской стене: «Правильно, что ее не стало»
9 ноября исполняется 30 лет со дня падения Берлинской стены, которая на протяжении почти 30 лет отделяла территорию Восточной Германии от Западной части Берлина и стала символом Холодной войны между Западом и Советским Союзом. Накануне годовщины этого исторического события Русская служба RFI записала интервью с бывшим полковником военной контрразведки КГБ Алексеем Кривошеиным о специфике работы советского контрразведчика от Дрездена до Чернобыля.
Опубликовано:
Слушать - 12:01
Экс-полковник КГБ Алексей Кривошеин
Алексей Кривошеин: Я в общей сложности прослужил 30 лет, сначала в советской армии начинал солдатом рядовым, потом закончил Высшее командное училище, командовал в Заполярье взводом, потом в Новосибирске окончил 311-ю школу КГБ [по специальности] военной разведки. А в системе Комитета госбезопасности я — с 1963 года по 1987 год. В Дрездене я служил с 1981 по 1985 год.
RFI: Путина не застали?
О Путине я скажу! У нас отдел контрразведки был, и недалеко от штаба нашей армии было разведывательное подразделение. Оно называлось «представительство КГБ при МГБ ГДР по округу Дрезден». И его в то время возглавлял полковник Лазарь Лазаревич Матвеев. Я четыре года трудился с ним, а в 85-м году я заменился. И в этом году в Дрезден, в это представительство КГБ, приехал майор Путин. Так что я с Путиным разошелся где-то на три месяца. Но если я был бы в то же время, что и Путин, я с ним… ну, может быть, и видел бы, но это был старший опер, а я — начальник особого отдела армии. Что такое армия, которая дислоцировалась в Дрездене? Это — по количеству личного состава — все вооруженные силы Республики Беларусь. У меня в подчинении начальников отделов было больше, чем в штате, где служил Путин. Это [был] маленький отдел.
В 1985 году вы вернулись из Дрездена, а уже весной 1986-го случилась катастрофа на Чернобыльской АЭС, и вас направили туда?
Я в Чернобыле пробыл два срока: 30 суток. Моя должность там была генеральская, и в силу того, что не находили замену, мне пришлось там пробыть два срока. 25 раз я бывал на самой атомной станции, в частности, на третьем энергоблоке, ходил там, летал на вертолете над этой станцией и фактически был знаком со всей 30-километровой зоной.
В моем распоряжении было пять особых отделов: украинского сектора, белорусского сектора и российского, и два отдела были особые отделы отдельных бригад химической защиты, бойцы которых в основном занимались дезактивацией и на самой станции, и в населенных пунктах 30-километровой зоны.
Что такое эти пять особых отделов?
Особый отдел Комитета Государственной Безопасности. Это военная контрразведка, поскольку ликвидацией последствий катастрофы занимались воинские части. Ну, а контрразведка... Вы, наверное, понимаете, чем особые отделы занимались.
Зачем там нужно было целых пять отделов?
В ликвидации аварии в Чернобыльской зоне принимали участие 79 соединений воинских частей, начиная от авиации, химической защиты, инженерные войска и так далее. На тот момент, когда я там находился, в работах по ликвидации принимали участие от 22 до 23 тысяч человек.
Особые отделы, в принципе, если на простом языке сказать, выявляли шпионов, диверсантов, террористов, антисоветчиков. Мы противодействовали американской, западногерманской и прочим разведкам, в том числе и французской. Поэтому это не так много.
Сколько человек у вас было в подчинении?
В подчинении — оперативных сотрудников — порядка 30–35 офицеров.
Понятно, для чего нужна контрразведка в армии и в целом в государстве. Но в Чернобыле, где уже все взорвалось и разрушилось…
Не все разрушилось. Разрушился только четвертый энергоблок. А рядом с ним по соседству стоял третий энергоблок.
Выявили вы каких-то шпионов за время работы в Чернобыле?
Из советских граждан, конечно, нет. За мою практику работы не было выявлено ни одного военнослужащего, который занимался бы шпионажем. Хотя разведчики и агентура западных стран постоянно совершали поездки и осуществляли разведывательные акции. К концу срока моего пребывания Чернобыль посетило около 400 зарубежных делегаций. Абсолютное большинство — это были, конечно, ученые. Их всегда сопровождали журналисты. Намерения были благородные — стремление вникнуть в то, что произошло и как осуществлять ликвидацию последствий этой аварии. Во многом мы были благодарны этим специалистам.
Но у военного контрразведчика, помимо противодействия разведывательным органам противника, была задача повышения боевой готовности войск. Мы не только искали шпионов.
Почему такой уровень секретности? Почему Советский Союз скрывал информацию о катастрофе?
Я считаю, что это не совсем правильно. Да, что-то должно быть засекречено, как в любой другой стране. Но я считаю, что многое было неоправданно засекречено, потому что западные страны предлагали свою помощь в ликвидации. Если бы мы приняли западную помощь, то и процесс ликвидации был бы осуществлен в более короткие сроки, и сохранили бы здоровье многих сотен тысяч людей. Многих уже нет в живых, значительной части. Из моих подчиненных по Бресту, мои ребята, которые были моложе меня на 12–15 лет, все ушли в мир иной. Молодые, здоровые, крепкие…
Я посмотрел этот пятисерийный сериал (сериал «Чернобыль» американского телеканала HBO — RFI)...
И как вам?
Конечно, впечатляюще. Сделано прекрасно, особенно, первые три серии. Хотя есть и некоторые моменты, где не совсем объективно. Но я понимаю, что это не документальный фильм, поэтому там позволительно какие-то художественные приемы, вымысел, например, о том, что раздавали водку там. Я в Чернобыле ни одного выпившего не видел. Сухой закон, тем более — 86-й год!
Вы долго работали в Германии, в 1989 году вы были уже на пенсии. Но все равно, наверное, помните падение Берлинской стены. Как вы это восприняли?
Берлинская стена меня не столько интересовала. То, что ее не стало, я считаю, это абсолютно правильно. Делить Берлин на сектора и создавать самим же себе проблемы, потому что уровень жизни там и с другой стороны был всем понятен.
Но я вспоминаю, как вывели советские войска. Почему так поспешно? Так бездарно! Германия предлагала несколько миллионов дойчмарок за то, что мы выведем свои войска, а Горбачев отказался! Я смотрю, как сейчас идет Брекзит, как там идет торговля, как там не так все быстро. А тут один человек принял решение и вывел все войска оттуда. Столько там оставили материальных ценностей, сколько там аэродромов, дороги, склады, здания, жилой фонд — и вдруг бесплатно отдать! Разве это не предательство? Это же была трагедия, особенно для офицерского состава, офицерских семей, взять и выбросить их — ни жилья, ни работы…
Почему вы пошли в контрразведку? Что вас привлекало в этой работе?
Разведчиком, контрразведчиком, так же как офицером цели [стать] у меня никогда не было. Потому что войну прошли в моей семье (а я родился в многодетной семье), во-первых, отец — участник Гражданской войны, и два моих старших брата прошли [Великую Отечественную] войну. Поэтому стремления быть военным у меня особо не было.
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться