Ваш котик ушел на первую свадьбу-прогулку?

У каждого языка есть свой режим лжи. На днях по дороге на работу я прочитал граффито на подпорной стене одного из ныне многих «московских государственных университетов». Кажется, этот называется университетом леса. Во всяком случае, сокращение, за которым скрывается название, очень похоже на МГУ. Но не МГУ. Так делают везде — от Чикаго до Читы. Есть бренд, фирма, и многим кажется, что хотя бы на уровне первой приманки можно назваться похожим образом. А там, глядишь, и народ потянется. На подпорной стене образовательного учреждения было написано «Не ври родным».

«Нужно признать, в список заповедей прямое вранье не входит» Gasan Gusejnov/RFI

08:45

Ваш котик ушел на первую свадьбу-прогулку

Гасан Гусейнов

Нужно признать, в список заповедей прямое вранье не входит. Грехами считаются изощренные формы лжи — от кражи, и даже простого желания украсть, до лжесвидетельства, или злонамеренного похищения самой истины. В самых распространенных случаях люди врут друг другу в отношении испытываемых ими друг к другу чувств. Например, откровенное отсутствие всяких чувств могут, ради красного словца и в порядке соблюдения корпоративной этики, повысить до приязни, приязнь пропихнуть до взаимной симпатии, и так далее. «И ты, Брут?!« — обычно говорят в конце этой пищевой цепочки преувеличений.

Но бывают особые случаи. Например, от врачей требуется специальная клятва — клятва Гиппократа. Но вот тут недавно случилась в мире эпидемия кори. Добралась она и до Москвы. В семье моих знакомых аж шестеро детей заболело. Врачи приезжали. Запрещали выходить из дома. Мамаша — единственная в семье, кто болел корью в детстве, — на всякий случай не ходила на работу. Но вот настал день выписки. Дети — от 15 до 25 — потянулись в поликлинику за справкой о временной нетрудоспособности. А в справке вместо кори — ОРВИ. Острая респираторно-вирусная инфекция. Почему? А чтобы статистику не портить.

Моя мама умерла в 1991 году от тяжелой скоротечной болезни. Но в свидетельство о смерти вписали другой диагноз. «Чтобы не пугать статистику». После многих дней и ночей в маминой палате я, как теперь говорят, тупо, или автоматически, записал эти слова врача, а под фальсифицированной справкой поставил подпись, потому что не думал в тот момент ни о враче, ни о статистике, ни о чем. Но та запись нет-нет, да всплывает в голове.

Какая разница, от каких болезней умирают одни и выздоравливают другие? Разве клятва Гиппократа распространяется на эти бумажки? Наверное, да. Лечат сейчас, в основном, по статистике. И если статистика врет, то и лечить нельзя. Невозможно доверять медицине, в которой подделывается документ о жизни и смерти.

Аргумент во всех таких случаях один: «Ну ты ж понимаешь…»

Предполагается, что есть какой-то высший интерес. Более высокий, чем жизнь вот этого отдельного пациента. Например, что статистику собирать не надо, потому что ее может узнать кто-то еще. Например, иностранцы. И вот эти иностранцы смогут, пугают нас, использовать знание о нашей стране в своих интересах. Правда, до сих пор все обстояло ровно наоборот. Это за иностранными, а не собственного изготовления лекарствами гоняются у нас врачи и пациенты. Самые записные патриоты рвутся на лечение в Германию или в Израиль. С чего бы это? Уж не потому ли, что тамошним врачам доверяют больше, чем своим? У них там нет «высшего интереса». И врать ради него не надо.
Не называть вещи своими именами, ежесекундно приукрашивая, привирая в интересах более высоких ценностей, чем плюгавая, плевая, а иногда такая обидная истина. Это сейчас в русском мире особенно модно. Отвратительные, скверно написанные литературные произведения зазывалы объявят созданными именно так — нарочито. Мол, сейчас время такое. Такое письмо пошло.

Наш читатель и требует искренности в убожестве. Чтобы без подготовки, чтобы само шло.

И читатель постепенно привыкает. И в самом деле начинает это читать. Прочитав, озирается вокруг. И чувствует себя в родной гавани.

Вот почему, когда родное государство мародерствует в своем ближнем зарубежье, ты удовлетворишься ответом: «Ну ты ж понимаешь, так все всегда делают!» Став «родной гаванью» для изготовителей фейков, невольно начнешь и законы против них принимать. Уробор называется такой закон: змея пытается проглотить свой хвост.

Во хмелю целое государство начинает задавать главный вопрос советского пьяницы, уже допившегося до готовности к высшей откровенности, но еще не упавшего мордой в салат или в газон: «Ты меня уважаешь?!»

Ведь не обманывается, понимает, что для уважения тут места больше нет совсем. Но так хочется пламенной лжи! Что в основе-то, по сути, в главном, с точки зрения вечности, так вас всех рас-так, мы же — хорошие? Ведь правда? Ведь это только начальство такое — немножко неудачное. А мы — что? Мы ни при чем.

Теперь понятно, кого имел в виду Александр Башлачев: «Это большая честь для человека — понять, что ты говно». Честь — дело трудоемкое, а наслаждаться жизнью можно и в забытьи. Не называя вещи своими именами, обманывая себя и других маленькими сладкими каплями или хотя бы их ароматами.

Читая частные объявления, оставляемые трудящимися на столбах и заборах, восхищаешься игрой фантазии страждущих. Вот у молодой женщины сбежал котенок. Или уже молодой кот. Рыженький котик по кличке Рыжик. Март месяц, как говорится. Человеческие праздники прошли. «Умирает мартовский снег». Идет на охоту мартовский кот.
Но человек — такое создание, что хочет поэзии, фейка какого-никакого. И пальчики выстукивают поэтичнейшее:

«9 марта на первую свадьбу-прогулку ушел наш котик».
Просто слезы навернулись на глаза. Куда уходит молодой мартовский кот? Да, есть в языке такие выражения, как «кошачья свадьба» и «собачья свадьба». Но Рыжик, «откликающийся также на зов рыж-рыж», и ушел на эту самую кошачью свадьбу. Человек с улицы Карла Маркса должен обуть своего молодого кота в сапожки с шпорами, на голову ему нахлобучить широкополую шляпу. Иначе и не назвать это мероприятие «свадьбой-прогулкой».

Целая философия стоит за этим высказыванием. Назвать это высказывание ложью язык не поворачивается. В конце концов, хозяйка, по меркам человеческой жизни, наверняка — ровесница коту-первоходцу, и она ужасно расстраивается, что вот уже который день продолжается эта свадьба-прогулка молодого кота.

Свадьба, может, давно отгремела, а прогулка продолжается. Или, наоборот, свадьба-прогулка стала преамбулой к счастливой семейной жизни в доме у кошечки, где поселились молодые. А рыжий котик, бросив хозяйку, безутешную Татьяну с улицы Карла Маркса, может быть, страшно подумать, откликается уже на совсем другое имя и нашел себе другую родную гавань.

Ты еще не дописал свое объявление, что, мол, котик Рыжик ушел 9 марта на свадьбу-прогулку, а жизнь, оказывается, пошла совсем другим путем. Рыже-полосатый пират успел повзрослеть и забыть и твое рыж-рыж, и свою недавнюю родину. Может, он, спросонок или с устатку, еще и наведается к прежней хозяйке — пожевать чего-нибудь. Может, и совсем вернется, если, не дай бог, собаки не убили или под машину не попал. Спроса не будет!
Но человеческая действительность устроена по-другому. И все так дружно врущие, подмигивающие, подсвистывающие и подхрюкивающие друг другу и большому начальственному вранью, этому маловысокохудожественному свисту, где-то там, в глубине, где теснится глубинный народ, все знают: сколько веревочке ни виться, сколько шутникам ни резвиться, а отвечать придется.

Ты сам или униженный тобой врач можете сколько угодно называть корь «острой респираторно-вирусной инфекцией», мартовского кота — паломником, а мародерство — возвращением в родную гавань.

«Ну что вы, товарищ, со свадьбы-прогулки мой котик вернулся совсем другим человеком!»