Василий Филипчук: «Рижский саммит не станет большой победой»

21 мая в Риге открывается саммит «Восточного партнерства». Брюссель не оправдает ожидания самых активных участников этой программы Евросоюза, в которую входят Украина, Молдова, Грузия, Беларусь, Армения и Азербайджан, — считают ряд политологов и дипломатов. Глава киевского международного Центра перспективных исследований Василий Филипчук в интервью RFI рассказал, почему это событие не станет победой ни для ЕС, ни для стран-партнеров.

Глава киевского международного Центра перспективных исследований Василий Филипчук Wikipedi

Какие у Украины ожидания от предстоящего саммита «Восточного партнерства»? 

Любой саммит готовится, как минимум, 2-3 месяца, он является результатом каких-то компромисов, договоренностей и так далее. Уже по состоянию на сегодня можно подвести черту и сделать вывод, что этот саммит не станет большой победой, прорывом. Он не принесет никаких серьезных результатов ни для Украины, ни для стран Европейского союза. Он только еще раз позволит прийти к выводу, подытожить, что концепция «Восточного партнерства» была искуственной, она по своей природе не могла привести никого из участников к каким-то огромным результатам. Она не позволяла ни одному из участников достичь тех целей, которые они декларировали в отношении с другой стороной. Даже если посмотреть по составу стран «Восточного партнерства», есть страны, такие как Молдова, которые иначе чем частью европейского пространства себя не видят, и есть страны, такие как Азербайджан, которые даже в очень отдаленной перспективе при любом изменении политического режима, наверное, не смогут в ближайшие 30 лет или вообще не смогут стать частью той Европы, которая сейчас создана и, может быть, будет расширяться или нет.

С одной стороны есть Украина, Молдова, Грузия, которые хотя бы на риторическом уровне заявили о желании вступить в ЕС. И есть страны, такие как Армения и Беларусь, которые стали частью Евразийского пространства, которое создается Россией. И есть такие отдельные страны, как Азербайджан, которые совсем по-другому видят себя в своей роли в регионе, где они находятся, и в Европе, и в Азии. То есть «Восточное партнерство» с самого начала было компромисом, созданным по принципу «что смогла достичь Украина, может быть распространено и для других стран этого региона». Это было ошибочно. Не все они хотели и не все они были заинтересованы. А для Украины, в принципе, отношения с Европейским союзом состояли не в том, чтобы быть лидером какой-то группы стран, хотя это тоже, как опция, возможо. Но для Украины отношения с ЕС базировались на принципе «мы хотим быть такими же, как Польша, Венгрия и другие страны, которые вступили в Европейский союз». Восточное партнерство не позволяло Украине достичь этой цели. Для самого Европейского союза «Восточное партнерство» было способом как-то найти компромис между такими странами, как, например, Польша или Швеция, которые четко требовали включения Украины в количество стран, которые могут вступить в Европейский союз. А с другой стороны, были страны, как Франция, Германия, страны Южной и Западной Европы, которые вообще не заинтересованы в продолжении расширения Европейского союза, которые считают, что ЕС в своем нынешнем составе уже является довольно таки хрупким объединением. В результате мы имеем такое довольно таки искусственное создание, которое вряд ли сможет привести к чему-то, что запомнится так же, как, например, предыдущая волна расширения ЕС.

Как вам кажется, будучи в Украине, каким должно быть «Восточное партнерство». То есть можно ли сказать, что этот рижский саммит — это фактически конец той концепции «Восточного партнерства», которая была задумана изначально. И что конкретно новое можно предложить в Евросоюзе для соседних стран?

Я бы не спешил с выводами, потому что будет противоестественно для Европейского союза делать вывод, что концепция, которая была разработана, одобрена и на которую было инвестировано столько денег, она может сегодня быть закрыта, забыта. Вопрос ведь заключается в том, во-первых, пойдет ли Европейский союз на переосмысление своих отношений с Украиной и с теми странами «Восточного партнерства», которые желают вступить в Европейский союз. Вопрос второй: сможет ли Европейский союз вместе с нами, прежде всего, переосмыслить наши отношения с Россией и предложить новую концепцию, которая бы позволила нам возвратить нашу страну и наш регион к миру и сотрудничеству, которая позволила бы перешагнуть через нынешний этап войны и российской агрессии в Украину, которая, очевидно, является главной европейской проблемой. По существу, все эти инициативы, в том числе и «Восточное партнерство», это были составляющие новой европейской архитектуры безопасности и сотрудничества, созданные после окончания Холодной войны. И то, как сейчас видит Европу, с одной стороны, Россия, а с другой — страны Европейского союза, прежде всего, большие страны, лидеры, оно несопоставимо. По существу, Россия агрессией в Украину показывает всем, что, прежде всего, недовольна тем, как была сконструирована Европа после 1991 года. Она опять хочет быть большим игроком, большой державой, с которой должны считаться. Она показывает, что ей не нравится, что она изолирована от европейских процессов. «Восточное партнерство» поможет снять эту проблему? Я очень сомневаюсь. Я думаю, что в идеале должны были сейчас быть инициативы о том, как вообще переобустроить европейскую архитектуру сотрудничества, как сделать так, чтобы Россия тоже чувствовала себя комфортно в Европе и не компенсировала дискомфорт, с которым она сейчас имеет дело, агрессивными действиями то ли в Молдове, то ли в Грузии, то ли в Украине.

МИД России говорил о том, что этот саммит антироссийский. И потом в Брюсселе отреагировали, попытались как-то, по всей вероятности, успокоить Россию, отметив, что это не антироссийский саммит.

Мы сейчас об этом и говорим. Этот саммит нельзя назвать антироссийским. Все страны имеют право вести международные отношения так, как они это считают нужным, и никакого антироссийского смысла, контекста или направленности ни в «Восточном партнерстве», ни в рижском саммите нет и быть не может по определению. Но Россия воспринимает это так. И какие у нас должны быть действия в связи с тем, что Россия воспринимает это так? Опять же, можно Россию изолировать, можно с Россией вести войну — мы сейчас видим, к чему это все приводит. Жизнь наших граждан как раз является платой за то, что Россия так себя воспринимает и так воспринимает Европу. Другой вариант — это все-таки попробовать найти компромис, который позволил бы точно убрать любые предостережения со стороны России, или точно предоставить России альтернативу. И если Россия ее отбросит, то другого пути, кроме как изоляция, точно не будет. У нас есть проблема — это нынешняя Россия, нынешний российский режим. Шансов на изменение этого режима в ближайшем будущем я не вижу. Нужно как-то найти компромис и способ мирного сожительства, сосуществования с Россией. Именно это могло бы быть добавочной стоимостью, каким-то результатом саммита «Восточного партнерства», если бы именно такие сигналы были. Но я пока что не вижу готовности. Мы оперируем теми категориями, которые появились в международном словаре в 90-х годах. В принципе, эти категории правильные, и цель правильная. Но Россия с ними не согласна, и с этим нужно что-то делать.

Насколько этот саммит «Восточного партнерства» как платфома может дать возможность найти эти компромисы и точки соприкосновения с Россией, о которых вы только что говорили.

Пока что саммит «Восточного партнерства» не решает даже элементарных проблем и вопросов для Украины, которая всегда была страной-лидером «Восточного партнерства». Мы все год назад четко получали сигналы от наших европейских партнеров, что Украина получит безвизовый режим на саммите «Восточного партнерства». И даже этот вопрос, который уже был фактически решен на 95% в прошлом году, даже этот вопрос мы сейчас не можем решить. Прежде всего из-за того, что год после Майдана прошел, и мы видим, что правительство Украины по своей результативности и эффективности для граждан ничем не отличается от предыдущих правительств. Если саммит «Восточного партнерства» завершится только декларациями и не будет ни безвизового режима, ни открытия перспективы членства в Европейском союзе для тех стран, которые этого хотят, ни провозглашения каких-то новых инструментов сотрудничества, новых фондов и так далее, то о чем мы можем говорить и какие еще будут результаты.

Заявление украинских дипломатов, в частности, министр иностранных дел также говорил о том, что этот саммит может быть провальным, можно ли расценивать как способ дипломатического давления на Брюссель, чтобы дать Украине конкретные инструменты для европейской перспективы, для евроинтеграции, нежели просто то, что дает «Восточное партнерство».

Я думаю, что Европа меньше всего боится заявления украинских дипломатов. Эти заявления — роспись в собственной несостоятельности, это подтверждение того, что [прошел] год после Майдана, когда мы отстояли наше европейское будущее сотнями жителей украинцев, и сейчас защищаем наше европейское право жизнями тысяч украинцев, в это время наши министерства и ведомства работают, как если бы ничего не произошло. Год прошел — они не смогли даже элементарные технические требования для безвизового режима осуществить.