Рефат Чубаров: «Крымское общество на стадии похмелья»

В Париже в Институте восточных языков и культур INALCO состоялась конференция под названием «Крым: судьба одного полуострова», приуроченная к 70-летней годовщине депортации крымских татар. Несмотря на то, что конференция была запланирована ещё до референдума о присоединении к России, основное внимание участников было обращено именно к этому вопросу. В заключительной части коллоквиума перед участниками выступил глава Меджлиса крымскотатарского народа Рефат Чубаров. Корреспондент RFI спросил у неформального лидера крымских татар о том, как изменилась жизнь на полуострове за прошедшие два месяца после референдума.

Председатель Меджлиса крымских татар Рефат Чубаров estverum.com

Рефат Чубаров: Это визит по приглашению Института, и, вы видите, сегодня здесь целый день коллоквиум. И, кстати, этот коллоквиум планировался далеко до тех событий, которые произошли в последние три месяца, если не ошибаюсь, еще в январе месяце мы вступили в диалог о том, чтобы в Париже провести цикл таких мероприятий просветительских, дискуссионных по поводу крымских татар, и их приурочить к 70-летию депортации крымско-татарского народа. Вы знаете, что в этом году весь мир и, прежде всего, сами крымские татары отмечали 70-летие этой трагедии. Потом случились эти события, которые сегодня и продолжаются на территории Крыма. Соответственно, были внесены некоторые новации в те темы, которые планировалось обсуждать. И, как вы видите, мы больше сегодня обсуждали, что случилось в Крыму, как развивается ситуация.

С какими-то государственными чиновниками Франции вы встречались?

Я не исключаю, что у меня здесь в эти дни будут некоторые встречи с теми людьми, которые если уж не определяют внешнюю политику Франции, но, по крайней мере, работают в этой сфере. Я могу заранее сказать, что если таковые встречи будут, на них будет главенствовать вопрос о сегодняшнем положении крымских татар и гарантии их свободного развития на своей земле.

Короче говоря, мы исходим из того, что какие бы изменения ни приходили на нашу крымскую землю, это земля, где мы сформировались как этнос, мы имеем очень трагическую историю, и 70 лет назад были депортированы и почти полвека жили в изгнании, и только лишь возвратились на свою родину. Это возвращение совпало со становлением независимой Украины, и сейчас случились эти изменения – теперь там территорию контролирует российское государство. Поэтому для нас очень важно со всеми государствами говорить о безопасности крымских татар.

Почему у крымских татар изначально была такая позиция неприятия идеи референдума? Путин же подписал указ о реабилитации, пообещал сделать официальным крымскотатарский язык…

Если бы мы сейчас могли возвратиться в конец февраля – начало марта этого года, когда решались вопросы, связанные с проведением референдума, я не сомневаюсь, что мы и сегодня занимали бы ту же позицию, которую заняли тогда. Ведь люди, в данном случае, крымские татары, да и не только они, выступили не против референдума как идеи, а против его проведения таким способом. Он не опирался на существующее законодательство, то есть был незаконен. Тогда, когда для обеспечения референдума на улице появились вооруженные солдаты и военная техника. Тогда, когда сроки подготовки и проведения референдума были просто катастрофически малыми для того, чтобы никто ни в чем не разобрался. Своим авторитетом вовлечь людей в постыдное действие – это просто неприемлемо. Поэтому мы тогда были на той позиции, правильность которой я подчеркиваю сегодня.

Что касается тех или иных деклараций, обещаний, в частности, восстановления прав крымских татар, слова тогда хороши, когда подтверждаются конкретными действиями, делами. Я сегодня не вижу дел в подтверждение ни одной декларации, которые раздавались последние два-три месяца. Наоборот. Поэтому все, что звучало в отношении прав крымских татар, так и повисло в воздухе.

Что изменилось за эти два месяца?

Если говорить обо всём крымском обществе, я позволю себе привести пример. Бывает так, что где-то, где живет много людей, происходит очень шумное праздничное событие, скажем, свадьба с очень большим количеством людей, но с еще большим количеством вокруг проживающих людей, которые, понимая, в общем-то, что это свадьба, тем не менее, испытывают определенное неудобство: шум, музыка поздняя… Потом, на второй день после этой свадьбы, те, кто был на свадьбе и перепил, болеют, чтобы каким-то образом прийти в норму. Некоторые из них начинают лечиться тем же, от чего вчера заболели. У них процесс выхода из тяжелейшего опьянения происходит очень долго. Некоторые, понимая, что они вчера перебрали лишнее, сразу прекращают подобные возлияния, и через день, через два они опять уже работоспособны. Соседи, которые вокруг этой свадьбы были, но не участвовали, через два-три дня, в общем-то, забывают об этом беспокойстве, поскольку там ничего особо плохого для них не случилось.

Вот, крымское общество сейчас – на стадии ощущения большого похмелья. Прежде всего, те, которые не только голосовали, но и ратовали за проведение референдума. Ни один человек сегодня в Крыму не избежал проблем, связанных с новыми реалиями - личных проблем или бытовых, или служебных, карьерных, денежных, родственных. Те люди, которые осознавали, к чему это приведет, и не принимали участия в референдуме, они – и слава богу – не испытывают чувства злорадства, потому что им тоже не легче, чем тем, которые ратовали за эти изменения. В той ситуации, когда одни чувствуют тяжелейшее похмелье, те люди, которые к этому опьянению или массовому психозу не имели отношения, они с теми своими соседями больными остаются вместе, и дай бог, чтобы они нашли выходы из этого положения. Действительно, мы все в Крыму сейчас находимся в больших тревожных ожиданиях – куда еще дальше придет ситуация.

А много людей, в частности крымских татар, уезжает из Крыма?

Мы говорим о цифре 8 000 – 10 000 человек, которые вообще покинули Крым. Но мы не говорим, что все эти люди – крымские татары. Эксперты говорят, что из восьми тысяч человек где-то порядка 30 % могут составить крымские татары. С точки зрения процентного соотношения, это, конечно, больше чем татары составляют в крымском социуме: если их там 15 %, то 30% среди тех, кто был вынужден уехать – это, конечно, для нас цифра большая. Разные мотивации. Некоторые – как упреждающий момент, особенно это были верующие мусульмане. Это первая группа. Вторая группа – это те, которые занимали активную общественно-политическую позицию накануне этих изменений. Они известны и, конечно, эти люди почувствовали себя в небезопасности в Крыму. По разным оценкам таких людей около восьми тысяч.

Во время конференции вы говорили, что киевские власти тоже не очень-то прислушивались к крымским татарам. Но все-таки было лучше, чем при московской власти?

Я отвечу словами одного из пользователей социальных сетей – они меня просто поразили своей лаконичностью и точностью. После запрета 18 мая проводить мемориальные мероприятия, посвященные памяти жертв геноцида крымскотатарского народа (в этом году 70-летие депортации), эта девушка (я даже помню её имя) написала: «Мы не ценили, оказывается, самого главного: Украина, не решая многие наши ожидания, обеспечивала нам самое главное – она нам не запрещала быть самими собой». Я думаю, что это самое правильное. Свобода слова, свобода мирных собраний, свобода на открытые дискуссии – эти ценности больше оцениваются тогда, когда ты их лишён. Вот мы сегодня этого лишены, поэтому мы оцениваем это.

Вы получили уже российский паспорт, будете его получать?

Я не получил российский паспорт.

И не будете получать?

Я пока поставлю точку на том, что я не получил российский паспорт.

Много людей в Крыму живёт с украинскими паспортами?

Это очень тяжёлый выбор, и он для многих связан с десятками мотиваций – и личностных, и межличностных, и общих. У меня самая главная мотивация – естественно, я хочу жить на своей родине. Я хочу быть со своим народом. Тем более, я сейчас избран в этой должности, поэтому я должен найти такое правовое разрешение, которое мне позволяло бы выполнять свои обязанности, по крайней мере, до той поры, пока мне верят люди. С того момента, когда будет избран новый председатель Меджлиса, тогда, конечно, я буду иметь право опираться больше на личные мотивации. Сейчас для меня личные мотивации на втором плане.

5-6 июня Путин будет в Париже, Порошенко будет в Париже. Будут встречаться с Олландом, ваш вопрос будет подниматься. Вы обсуждали это с Порошенко?

Не уверен, что Путин будет встречаться с Порошенко, как не уверен в том, что другие лидеры – те, которые будут встречаться с Путиным, если такие встречи состоятся, что они будут говорить о проблемах крымских татар. Мне кажется, это мероприятие само по себе очень важное с точки зрения осмысления той трагической истории, которую пережила сегодня объединенная Европа, а вчера – многие страны европейские, в том числе, и Франция. Это важное мероприятие будет, в определенной мере, скованным из-за того, что принципы, заложенные в послевоенной Европе, были нещадно, жестко разрушены. И среди тех, кто соберется, есть разрушители этих принципов. Поэтому не думаю, что диалоги, которые там могут состояться между лидерами, могут быть эффективными. Это просто будет протокольная формальность.