Чрево Парижа (3): крики столицы и ее музыка

На средневековых улицах шум стоял невероятный. У «частных» глашатаев — они же «крикуны» — была своя корпорация (в 1416 году в Париже насчитывалось 24 штатных «крикуна»), исправно платившая налоги в королевскую казну. Свои глашатаи были у короля и у церкви. По улицам бродили глашатаи королевских указов и эдиктов, а также «глашатаи мертвых» с колокольчиками и «глашатаи вина», возвещающие прибытие бочек. Но и это не все, их старались перекричать поводыри с медведями и бродячие кукольники, пажи, объявляющие турниры, и зазывалы из соседних лавок.

11:55

Чрево Парижа (3): крики столицы и ее музыка

Гелия Певзнер

Страница с подкастом этого выпуска передачи для экспорта RSS и скачивания находится здесь.

Чтобы заполучить покупателей, нужно было кричать и громче, и изобретательнее других. Именно поэтому умение «выкрикивать» свой товар в ремесле бродячих торговцев было едва ли не главным, причем наряду с громким голосом ценился музыкальный слух и поэтический дар. Современные изготовители телевизионной рекламы подтвердят, что рифма сильнее действует на покупателя. В криках рыночных торговцев знаменитый французский композитор XVI века Клеман Жаннекен (Clément Janequin) услышал музыку, и это не удивительно: Жаннекен был выдающимся контрапунктистом, специалистом по многоголосию, и благодаря ему это уличное многоголосие далеких веков можем услышать и мы. «Капуста, капуста», — тянут голоса, «порей, порей», — отвечают им другие, «горошек, горошек», частят третьи.

Постепенно сложился своеобразный жанр, получивший название Cris de Paris («Парижские крики»). Благодаря ему мы знаем, что ели-пили и чем торговали на парижском центральном рынке и на парижских улицах в разные века.

Первую «коллекцию» торговых выкриков оставил первый прево Парижа Этьен Буало в своей «Книге ремесел». А Гийом де Вильнев (Guillaume de la Villeneuve), королевский шталмейстер, в далеком XIII веке написал поэму Les Crieries de Paris, оттуда мы узнаем, например, какие пироги можно было купить на улицах столицы.

Попробуем перевести:

«А вот кому паштеты-пирожки горячие,
горячие вафли хрустящие,
горячие галеты и баранки,
пончики и пирожки для игры в кости.
Не забудьте и ватрушки с пылу, с жару!»

«Пирожки для игры в кости» — забавная деталь. Дело в том, что после ужина школьники, студенты и другие категории лиц, на которых распространялись дисциплинарные правила, имели право играть в азартные игры… но только на пирожки.

Одним из главных звуков парижского рынка был звук колокола. Того самого колокола, с которого начиналась и которым заканчивалась работа Чрева Парижа.
В 9 часов вечера (летом) и в полночь (зимой) поставщики получали доступ к территории рынка и могли начинать разгружать свои товары. Первыми приезжали овощи. В 11 часов вечера привозили мясо, разгружали, сортировали и отбраковывали (брак отправлялся в зверинцы и цирки). В 3 часа последними привозили срезанные цветы. После 3:30 для въезда на рынок требовалось особое разрешение. В 4 утра появлялись покупатели. Вот такое было рыночное расписание.

Аукционы тоже проходили по звуку колокола. В 5 утра продавали кресс-салат, в 6 утра выставляли на продажу дары моря. До 8 утра осуществлялась только оптовая и полуоптовая торговля «из первых рук», в 8 утра появлялись мелкие перекупщики. Колокол же оповещал о закрытии рынка, и это был сигнал для бедняков и нищих — с этого момента разрешалось подбирать всякие остатки и объедки. Считается, что от слова «колокол» (cloche) пошло и слово «клошар».

Но не один уличный шум сопровождал работу рынка. Была у Чрева Парижа и настоящая музыкальная история. Так, женщинам парижского рынка посвящена одноактная опера-буфф Жака Оффенбаха. Ее премьера состоялась в 1858 году в театре Bouffes-Parisiens. В оперетте бушуют истинно рыночные страсти. Среди действующих лиц — Madame Poiretapée, рыбница, две торговки овощами — Madame Madou и Madame Beurrefondu. Знающие французский язык узнают в этих именах и мадам Сушеную Грушу и мадам Топленое Масло. Главной героиней является признанная «королева рынка» — юная красотка по фамилии Ciboulette, «Луковка». Есть там и еще один персонаж, «Marchande de plaisirs» — «торговка удовольствиями». Так называли продавцов тоненьких вафель-облаток, которые выпекались между двумя железными пластинками прямо на улице. Родившаяся в средние века профессия процветала на рынке и дожила до начала XX века. Нынешние уличные торговцы блинами и панини, собственно, — представители той же профессии.

Музыке уличных криков радовался Марсель Пруст. Он, как и средневековый композитор, слышал в ней церковные песнопения, а также классическую музыку, в частности, «Бориса Годунова».

Марсель Пруст «В поисках утраченного времени», «Пленница»

И тут торговец приводил на память чуть лирическую декламацию Мусоргского, но не только ее. Ибо, произнося почти «говорком»: «улитки, свежие, отменные», продавец улиток с расплывчатой грустью Метерлинка, переложенной Дебюсси на музыку (…) добавлял с певучей меланхолией: «по шести су дюжина»… Конечно, фантазия и остроумие каждого торговца или торговки часто вносили разнообразие в слова всей этой музыки, которую я слушал, лежа в кровати. мотивы начинали перемешиваться в этот утренний час, — торговка зеленью, подталкивая тележку, заимствовала для своей литании григорианский распев:
Свеженькие, зелененькие,
Артишоки нежные,
Артишо…ки, —
хотя, наверно, была незнакома с осьмигласником и семью тонами.

Таинственный голос, от которого ожидал бы услышать самые странные предложения, произносил вкрадчиво: «Бочки, бочки!» Приходилось так и оставаться разочарованным тем, что речь идет всего лишь о бочках, — «Валенсия, прекрасная Валенсия, свежий апельсин». Даже скромный порей: «Вот порей хороший», и лук: «Вот лучок, по семь су пучок», бушевали для меня как эхо волн, среди которых могла затеряться выпущенная на свободу Альбертина, и приобретали таким образом приятность стихов: «Вот морковь, по два су пучок». «Ах! — воскликнула Альбертина, — капуста, морковь, апельсины! Всё вещи, которых мне так хочется покушать. Пускай Франсуаза пойдет и купит. Она приготовит морковь в сливках. Будет так приятно покушать все это вместе с вами. Тогда все эти звуки, которыми мы наслаждаемся, претворены будут во вкусный завтрак». (Марсель Пруст. В поисках утраченного времени. Пленница)

Рынок уцелел за пределами самой столицы, но свой голос потерял безвозвратно. Услышать его отголоски можно только на временных уличных рынках в разных кварталах города, которые работают по утрам, а после обеда закрываются. Чем квартал популярнее, тем громче кричат торговцы, пока не дождавшиеся ни своего композитора Жаннекена, ни своего Пруста.