Чернобыль – «обреченность» 25 лет спустя

Чернобыльская катастрофа 25 лет спустя. Проблемы «зоны отчуждения»: новый саркофаг и ядерные свалки. Медицинские последствия: от раковых заболеваний к неонкологическим. Что делать с «чернобыльской обреченностью»? «Неприличная» статистика: данные ООН о 4 000 погибших от последствий катастрофы. Поведение СМИ: ужасы и правда. Урок Фукусимы. Что дальше: будущее мирного атома или водородная энергетика. На вопросы RFI отвечает один из ведущих украинских специалистов по чернобыльским проблемам академик Дмитрий Гродзинский.

Саркофаг над четвертым энергоблоком Чернобыльской АЭС, 26 апреля 2006 года © REUTERS

Прошло 25 лет с момента аварии на Чернобыльской АЭС. Аварии, ставшей самой страшной катастрофой в истории мирного атома. В последнюю неделю перед трагической годовщиной на Украине прошла серия мероприятий и встреч — как государственных, так и научных – приуроченных к 25-летию Чернобыля. О чернобыльских проблемах 25 лет спустя мы беседуем с одним из ведущих украинских специалистов по последствиям катастрофы Дмитрием Гродзинским, академиком, председателем Национальной комиссии по радиологической защите.

ПРОБЛЕМЫ «ЗОНЫ ОТЧУЖДЕНИЯ»: НОВЫЙ САРКОФАГ И ЯДЕРНЫЕ СВАЛКИ

RFI: В центре внимания в годовщину трагедии – строительство нового укрытия над 4-м энергоблоком Чернобыльской АЭС. Именно этому проекту была посвящена конференция доноров. На проект «Укрытие» было собрано 550 млн евро из недостающих 740-ка. Работы, начатые французскими фирмами Bouygues и Vinci, должны завершиться к 2015 году. Насколько остра проблема нового саркофага для Чернобыля? Насколько эффективно она решается?

Дмитрий ГРОДЗИНСКИЙ: Это, действительно, очень острая проблема. Требуется немедленно создать новое укрытие, которое называют «конфайнментом», поскольку старый саркофаг (это уникальное строение) создавался в очень сложных условиях мощных потоков излучения: нельзя было осуществлять сварку металлических частей этой конструкции. Она собрана из бетонных изделий различной формы и уже свой срок отжила. Кроме этого, бетон – не саркофага, а остатков четвертого блока аварийного реактора – был подвержен сильному излучению и очень ненадежен. Из старых конструкций там внутри под большим уклоном висит крышка – очень тяжелая, которая может упасть и поднять большую тучу аэрозольных радиоактивных частиц. Поэтому необходимо закрыть все это опасное место, чтобы потом приступить к разборке топливных масс.

RFI: Эта проблема – строительства нового укрытия – стоит на Украине уже давно. Насколько эффективно она решается? Не опаздывает ли Украина и мировое сообщество с ее решением?

Дмитрий ГРОДЗИНСКИЙ: Я думаю, такое опоздание есть. Сперва был проведен большой международный конкурс, и было предложено несколько сот решений этого вопроса. Некоторые были забавные и совершенно немыслимые, а некоторые были очень здраво предложенными конструкциями. Это было давно – лет 5-6 тому назад. И с тех пор продолжает медленно продвигаться это строительство и проектирование. Довольно долго проходило обсуждение целесообразности предложенного конфайнмента и соответствия его задачам. В конечном счете пришли к выводу, что это наиболее приемлемое решение. Но конечно, замедленность была.

RFI: Новое укрытие будет построено к 2015 году. До этого времени чревата ли ситуация на АЭС какими-то проблемами?

Дмитрий ГРОДЗИНСКИЙ: Несомненно. Это очень сложная вещь, ведь старый саркофаг имеет огромное количество щелей, дырок. И через эти дыры радиоактивность выносится, потому что в процессе самооблучения топливных масс образуется большое количество аэрозольных частиц. Там образуется радиоактивная пыль. Вначале искусственно, при высоких температурах расплавленной массы ядерного топлива происходило образование таких «антропогенных» минералов. Казалось, что это незыблемо твердый, прочный материал. На самом деле, из-за внутреннего самооблучения он распадается в пыль. Уже 2 года назад там было до 40 тонн пыли. Через дыры пыль выносится наружу, поэтому надо закрыть это все надежным сооружением. Мы надеемся на то, что старый саркофаг продержится до того момента, когда надвинут на него конфайнмент. Его будут создавать рядом, снесут трубу этого блока и надвинут конфайнмент на нынешний саркофаг.

RFI: Строительство нового саркофага – не единственная чернобыльская проблема. В своем время вы немало говорили о свалках радиоактивных отходов в «зоне отчуждения». Какого сегодня состояние этой проблемы? Решена ли она?

Дмитрий ГРОДЗИНСКИЙ: Нет, она не решена. В зоне имеется около 800 случайно созданных на скорую руку хранилищ (скажем условно, в кавычках это слово), «хранилищ» радиоактивных отходов самого различного характера. Это огромное количество различной техники, сильно загрязненной радиоактивными веществами. «Хранилища» самой разнообразной природы. Я был даже удивлен, когда года 3-4 назад в программе был поставлен вопрос проведения инвентаризации этих временных хранилищ. Надо их ликвидировать. Но захоранивать можно лишь после того, как будет как-то сконцентрирована радиоактивность. Ведь она не очень велика, скажем, в загрязненной технике и т.п. Это все надо перерабатывать. Для этого создано предприятие «Вектор», на котором происходит переработка этих материалов с тем, чтобы концентрировать радиоактивность, которую уже можно будет сохранять на очень продолжительный срок. Само по себе такое хранилище тоже пока не создано. Все в процессе подготовки, но кое-что уже создано. Это очень важная проблема и очень дорогостоящая: сама по себе технология повышения активности отходов весьма капиталоемкая.

МЕДИЦИНСКИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ: ОТ РАКОВЫХ ЗАБОЛЕВАНИЙ К НЕОНКОЛОГИЧЕСКИМ

RFI: Проблемы Чернобыля – это проблемы здоровья людей, проблемы здравоохранения. Вы были одним из первых, кто прогнозировал рост онкологических заболеваний еще через 10 лет после катастрофы. 25 лет спустя ваши мрачные прогнозы оправдываются?

Дмитрий ГРОДЗИНСКИЙ: Несомненно, оправдываются, поскольку заболеваемость возрастает. Есть как последствия в форме злокачественных опухолей, так и в форме болезней, которые носят неопухолевый характер. Те и другие формы заболевания со временем возрастают. Первыми злокачественными опухолями были опухоли щитовидной железы – в частности, у детей, что до аварии наблюдалось чрезвычайно редко. 1-1,5 случая в среднем в год по Украине. А на настоящее время уже 8 000 детей было прооперировано по трем бывшим республикам СССР – Белоруссии, Украине и России. Раки различной локализации имеют разный латентный период – не сразу после облучения возникают злокачественные образования. В настоящее время начинается увеличение частоты рака молочной железы, прямой кишки, легких. Постепенно к ним будут присоединяться раки другой локализации. Очень серьезные дела обстоят с неопухолевыми заболеваниями. Увеличилась частота сердечно-сосудистых заболеваний, инфарктов, инсультов. Соответственно увеличивается и смертность – на территории, загрязненной радионуклидами, ликвидаторов, тех, кого выселили из города Припять и из сел «зоны отчуждения». У всех у них сокращается продолжительность жизни. Довольная высокая смертность наблюдается в зоне загрязнения радионуклидами. Самое неприятно, что у детей ликвидаторов аварии и тех, кто проживает на загрязненных территориях, также возрастают различные болезни. Так что количество «практически здоровых детей» (есть такой термин) существенно уменьшается. Особо чувствительным к действию излучения оказался мозг. Особенно в том возрасте, в котором ребенок готовится к появлению на свет – в эмбриональном состоянии. Эти явления очень четко проявляются. Это увеличение с возрастом частоты шизофренических заболеваний, Кроме того, резко ослабляется когнитивная способность мозга. Поэтому уровень потенциального интеллектуального развития понижен. Пожалуй, это наиболее неприятное явление в постчернобыльский период.

ЧТО ДЕЛАТЬ С ЧЕРНОБЫЛЬСКОЙ «ОБРЕЧЕННОСТЬЮ»?

RFI: Говоря о медицинских последствиях катастрофы, вы в одном из интервью сказали, что «Чернобыль сформировал общество обреченных». Люди, которые страдают от последствий облучения, могут рассчитывать только на прогресс медицины?

Дмитрий ГРОДЗИНСКИЙ: Я считаю, в большей части надо рассчитывать на то, что прогресс медицины будет смягчать эти последствия. Но эта «обреченность» имеет и психологический характер. То, что в человеке заложены молекулярные повреждения (которые могут реализоваться, а могут и не реализоваться), создает это настроение «обреченности». Нужно принимать серьезные усилия для того, чтобы не ожидать неприятностей, а жить полноценной жизнью. Я убежден, что очень вредят облученным людям несбалансированные рационы питания. Необходимо через рационы питания давать людям вещества, которые могут уменьшать вероятность проявления негативных последствий. С облучением – это своего рода лотерея: можно заболеть, а можно и не заболеть. Есть «вероятность» заболевания, которую надо уменьшать. Уменьшать за счет того, что вводить в питание антиканцерогенные вещества (которые противодействуют образованию опухолей), антимутагенные вещества (противодействуют мутационным изменениям и появлению врожденных аномалий), вещества, замедляющие процесс старения. Такие вещества есть в различного рода фруктах, овощах. Я бы шел по пути корректировки рационов питания на территориях, загрязненных радионуклидами, чтобы уменьшить компоненту, фактор риска.

RFI: Получается, что это отчасти серьезная экономическая проблема, поскольку Украина, Белоруссия и Россия – это страны с достаточно бедным населением. Проблема рациона питания для большинства пострадавших – это проблема экономическая…

Дмитрий ГРОДЗИНСКИЙ: Она экономическая, но не очень обременительная. Продукты, содержащие эти вещества, выращиваются. Здесь не требуется дорогостоящих веществ. Если брать семейство капустных растений, из них большинство содержит противораковые соединения. Нужно просто увеличить ассортимент потребляемых овощей и количество овощей и фруктов, потребляемых людьми.

RFI: За 25 лет создана ли на Украине, в России и Белоруссии система контроля за медицинскими последствиями катастрофы, система, которая позволяет четко отслеживать её медицинские последствия?

Дмитрий ГРОДЗИНСКИЙ: Это сделано. Существует регистр – или реестр – всех лиц, получивших повышенные дозы облучения. Он есть для ликвидаторов аварии, «отселенцев», эвакуированных из зоны. По этому реестру производится диспансеризация всех людей, которые были подвержены облучению, осуществляется контроль и учет эпидемиологических данных. Единственно, что здесь мешает (и очень сильно мешает) – это то, что силы, заинтересованные в развитии атомной энергетики, вместе того, чтобы активно принимать участие в исследованиях, которые могут привести к облегчению последствий облучения, они пытаются умалчивать или, наоборот, очень решительно опровергают мнение о том, что от облучения есть какой-то вред. Это очень плохо. Еще Достоевский, который жил во времена, когда об атомной энергии не думали, говорил, что цивилизация не заслуживает ни малейшей поддержки в том случае, если она сопровождается сдиранием кожи с человека. В данном случае получается так: вместо того, чтобы решать задачи медицинского, биологического характера для уменьшения рисков негативных последствий облучения, занимаются тем, что замалчивают данные о том, что дела обстоят не очень хорошо со здоровьем тех людей, которые попали в область действия аварии.

«НЕПРИЛИЧНАЯ» СТАТИСТИКА

RFI: К слову об этих силах, которые пытаются приуменьшить последствия катастрофы… О количестве пострадавших и погибших от последствий аварии уже 25 лет идут так и не оконченные споры. 4000 погибших (ВОЗ). 31 погибший (Научный комитет ООН). 100-400 тысяч (Гринпис). Как вы относитесь к этой полемике?

Дмитрий ГРОДЗИНСКИЙ: Я считаю, что говорить о 4 000 просто неприлично, потому что, конечно, этих жертв значительно больше. Европарламент в свое время создал группу экспертов, чтобы проверить число жертв Чернобыля по Западной Европе. Эти эксперты оценили это число от 30 до 60 тысяч человек. Белорусская Академия Наук дает очень большие цифры – порядка 200 тысяч человек. В Украине оценки совпадают с оценками российских радиологов. Здесь сложность очень большая. Когда мы начинаем говорить о том, что эти жертвы есть несомненно, нам начинают отвечать, что эти жертвы появились по другим причинам: вы плохо живете и потому рано помираете (смеется). В этом есть какой-то смысл. Но мы ведь сравниваем проявление тех или иных болезней для всего населения Украины и для тех регионов, в которых повышенный уровень облучения. Нам в ответ говорят: а там йодная недостаточность, чисто эндемическая ситуация – это она проявляется. И у одной, и у другой стороны для убеждения есть какие-то факты. Поэтому непросто обнаружить и выделить в чистом виде эту радиационную компоненту. Я считаю, что на данный момент времени жертв Чернобыля должно быть на уровне 100 тысяч человек.

ПОВЕДЕНИЕ СМИ: УЖАСЫ И ПРАВДА

RFI: К 25 годовщине Чернобыля вы даете много интервью, проводите интернет-конференции с пользователями мировой сети. Один из частых вопросов интернет-пользователей: соотношение реальных последствий катастрофы и их освещения в СМИ. Это вопрос об «истерии» СМИ по поводу ядерных катастроф…

Дмитрий ГРОДЗИНСКИЙ: Нужно сохранять разумность в высказываниях. Дело в том, что в последнее время СМИ ориентируются на страхи, ужасы, триллеры и т.п. Тенденция усиления степени ужасности для СМИ является очень характерной. Конечно, не нужно пугать людей зря. Но в то же время нельзя их обманывать – за это потом приходится платить большую плату, испытывать великое чувство тяжести на душе. Например, что было во время Чернобыльской катастрофы? Для того чтобы не было паники, было запрещено людям принимать йод. А если бы в момент выделения радиоактивного йода люди принимали бы препарат йода (не тот, которым раны мажут, а тот, который можно глотать, чтоб пищевод не сжечь) или хотя бы использовали йодированную соль, не было бы этих 6000-8000 детей, у которых оперировали щитовидную железу. Ведь у этих детей испорчена вся их жизнь. Почему? Потому что надо заниматься заместительной терапией: принимать все время те препараты, которые вырабатывались щитовидной железой. Это значит на всю жизнь быть связанным с такой химиотерапией (как, например, при диабете). К тому же, есть большие риски метастазов, если своевременно не делается операция. И это все потому, что нас пытались убедить, что ничего серьезного не происходит, пытались удержать людей от паники тем, что не давали им йод. Поэтому правда должна быть на первом месте. Этого не делалось в момент аварии, и сейчас продолжают существовать элементы неправды. Например, тот же форум чернобыльский, созданный при ООН в 2005 году, и назвал цифру 4 000 жертв. К 25-летию Чернобыльской катастрофы они выдали очередной документ, в котором пишут: 6 000 случаев рака – это действительно было, а больше никаких заболеваний нет! Можете жить спокойно! Так поступать нельзя, это не человечно. Возвращаясь к тому же Достоевскому, это значит «сдирать кожу», а при этом говорить о том, что никто ничего не дерет и все очень хорошо.

RFI: Последствия аварии – это еще загрязненные почвы, радиоактивные леса. Насколько эффективно эта проблема решается?

Дмитрий ГРОДЗИНСКИЙ: Совершенно невозможно и немыслимо остановить радиоактивный распад. Надо содействовать тому, чтобы радионуклиды не поступали в растения, продукты питания и корма. Только таким путем можно уменьшить внутреннюю дозу облучения человека. В последнее время широко распространены разговоры о том, что мы будем возвращать эти (загрязненные) территории для сельского хозяйства. Можно. Но не стоит! Потому что продукты питания выращивать там совершенно нецелесообразно. Можно, скажем, биотопливо получать из рапса и т.п. Но почвы эти очень бедные, необходимы большие затраты, чтобы на них что-то получать в больших количествах, чтобы это было экономически оправданно. Кроме того, большие территории, на которых содержатся изотопы плутония, они, конечно, очень продолжительный срок использоваться не будут.

УРОК ФУКУСИМЫ

RFI: С 25-й годовщиной Чернобыля почти совпала новая катастрофа – на японской АЭС Фукусима. По шкале опасности она тоже достигла максимального – седьмого уровня. Насколько сравнимы эти две аварии?

Дмитрий ГРОДЗИНСКИЙ: По сообщениям специалистов из Японии, выбросы там равны примерно 0,1 части чернобыльских. Все-таки они не выбрасывают в биосферу такое количество радионуклидов, как в случае Чернобыльской катастрофы. Но это очень неприятно и свидетельствует о том, что техника, технология ядерной энергетики, к сожалению, не достигла такого уровня, чтобы быть абсолютно «бесплатной». Безопасность атомных станций гарантируется тем, что одна авария приходится на 1 000 реакторо-лет. Почему-то получается так, что случаются эти аварии не через 1 000 лет, а в первые годы. Это настораживает. Необходимо пересмотреть все наши станции в смысле их надежности. Все время бывают какие-то (критические) ситуации. Вот на Ровенской станции в 2009 году был чрезвычайно острый момент, когда могла случиться авария, которая могла превысить чернобыльскую по количеству выбросов.

ЧТО ДАЛЬШЕ: БУДУЩЕЕ МИРНОГО АТОМА ИЛИ ВОДОРОДНАЯ ЭНЕРГЕТИКА

RFI: 25 годовщина Чернобыля, новая авария на Фукусиме… В Европе в связи с этим возобновились дебаты об отказе от атомной энергетики. Как вы относитесь к этим дебатам? Считает ли вы необходимым отказаться от ядерной энергетики?

Дмитрий ГРОДЗИНСКИЙ: Я думаю, что в настоящее время это практически невозможно. Возьмем ту же Францию: 82% электроэнергии дают атомные электростанции. Чем это можно компенсировать? Пока ничем. Но с атомной энергетикой было связано такое эйфорическое состояние, когда полностью прекратили поиск альтернативных решений энергетических вопросов. На будущее говорят о биотопливе, о ветре, об энергии океанских приливов. Но это может дать лишь небольшую часть энергии для того, чтобы заменить атомную. Надо заниматься поисками принципиально новых источников энергии. Конечно, здесь мы должны обратить внимание – в первую очередь – на фотосинтетические процессы. На то, как Солнце, энергия солнечных лучей превращается в вещества в растениях. Существуют возможности создать системы, которые превращают солнечную энергию, скажем, в водород. Создавать водородную энергетику на основе фотосинтетического процесса. На первый взгляд это кажется фантастическим. На самом деле, расчеты показывают, что это достижимо. И тогда доминирующим уже на многие столетия будет водородная энергетика – абсолютно чистая экологически, потому что там при сгорании будет возникать только вода. Надо не запускать исследования в этой области, готовить переход к новой энергетике. Тем более, что и запасы урана на нашей планете не так велики, как и других энергоносителей.