Что означает проигрыш Марин Ле Пен для крайне правых в Европе?

Во втором туре выборов президента Франции крайне правый кандидат Марин Ле Пен проиграла Эмманюэлю Макрону, набрав всего 33,9 %. В последние годы много говорили о росте крайне правых настроений на Западе, популярности евроскептиков. И результаты референдума в Великобритании, и победа Дональда Трампа в 2016 году подтвердили эти опасения. Однако в декабре 2016 года крайне правый кандидат не смог победить на выборах в Австрии на повторных выборах. В марте этого года в Нидерландах партия Герта Вилдерса набрала лишь 13%. Позволяют ли результаты выборов во Франции говорить о смене тенденции в Европе? Как будет реагировать Кремль, явно сделавший на этих выборах ставку на Марин Ле Пен? Своим видением в интервью RFI поделился Антон Шеховцов, исследователь и специалист по крайне правым движениям в Европе. 

Антон Шеховцов

RFI: Результат, достигнутый Марин Ле Пен во втором туре, это победа или провал для «Национального фронта»?

Антон Шеховцов: Я думаю, что это провал. Мне кажется, что Марин Ле Пен имела возможность набрать куда больше. Думаю, что на столь низкий результат повлияли не только неудачные последние теледебаты с Макроном, но также, вероятно, «Macron Leaks», полуфейковый-полунастоящий слив данных из предвыборной кампании Макрона.

Какое будущее, на ваш взгляд, ждет саму Марин Ле Пен и ее партию?

Она сейчас находится в довольно сложной ситуации. Дебаты показали, что вся политика «мейнстримизации», нормализации Нацфронта, попытки вывести его из числа маргиналов не удалась. Марин Ле Пен на дебатах звучала достаточно радикально, агрессивно. Многие из тех, что действительно поверили в то, что она сможет вывести партию из числа маргинальных, разочаровались. Теперь перед ней встанет вопрос: либо возвращаться к радикальной риторике, свойственной ее отцу, Жан-Мари Ле Пену, либо пытаться и далее завоевывать голоса избирателей, убеждая их в том, что это нормальная партия, за которую не стыдно голосовать. Это может привести к конфликтам, например, с ее племянницей (Марион Марешаль—Ле Пен — прим. RFI), которая выступает за более радикальную политику, и внутренние разногласия «Национального фронта», на мой взгляд, могут быстро выйти на первый план.

Вы специалист по крайне правым — не только французским, но в Европе вообще. В последнее время немало говорилось о росте популизма, о том, что крайне правые могут прорваться в тех или иных европейских странах. Теперь мы будем ждать, что произойдет на парламентских выборах во Франции в июне, затем — на парламентских выборах в Германии в сентябре этого года. Сегодняшний результат и сложное положение Нацфронта и Марин Ле Пен, не означают ли они, что популярность крайне правых идет на спад?

Думаю, рост популистских и националистических настроений действительно остановился. Для многих европейцев холодным душем стали «Брекзит» и избрание Дональда Трампа президентом США. Этот холодный душ уже начал действовать в конце 2016 г., когда на президентских выборах в Австрии победил Александер ван дер Беллен, которого поддерживала Партия Зеленых, а соперником у него был крайне правый кандидат от австрийской Партии Свободы Норберт Хоффер. Можно сказать, что с выборов в Австрии началось приостановление роста популистских настроений, когда европейцы начали задумываться, понимать, что на самом деле происходит что-то очень серьезное и нужно сохранять трезвую голову. Затем, после Австрии, мы видели, как мало голосов получила партия Герта Вилдерса в Нидерландах, сейчас же можем видеть, что происходит во Франции. Думаю, что на парламентских выборах Нацфронт не сможет получить большой процент, ну и в Германии тоже, думаю, что у крайне правой «Альтернативы для Германии» мало шансов. Не думаю, что они могут рассчитывать более, чем на 10%.

Вы напомнили о выборах в разных странах Европы, можно ли здесь говорить о тенденции? Победу в Австрии одержал т.н. «внесистемный» кандидат, такой же «внесистемный», как и Эмманюэль Макрон, в то время как традиционные партии провалились. Крайне правые тоже проиграли. Можно ли говорить о тенденции, что побеждать теперь будут внесистемные политики или те, кто объявят себя таковыми?

Думаю, в Германии, например, будет победа системных политиков, основные две партии там остаются те же самые — умеренные консерваторы и умеренные социалисты. В других же странах, где существует некоторое разочарование «мейнстримной» политикой, правых и левых центристов, на первый план будут выходит «внесистемные» фигуры. Вы совершенно правильно сравнили ситуацию во Франции и Австрии: мы видим, что «мейнстримные» политики провалились и там, и там. Некоторая тенденция существует, но не стоит ее проецировать на всю Европу. Где-то «мейнстримные» политики по-прежнему сохранят ключевую роль — например, в Великобритании и далее консерваторы будут бороться с лейбористами, останутся основными партиями в стране.

Может быть неожиданный вопрос: мы называем Марин Ле Пен крайне правым политиком, Нацфронт — крайне правой партией. И действительно, мы видим, что в ЕС она голосует соответствующим образом как крайне правый политик. Тем временем внутри Франции картина несколько иная, немалая часть ее электората приходит с крайне левого фланга. Многие называют ее крайне левым политиком, ссылаясь на ее экономическая программу. Можно видеть некоторый контраст между тем, что говорил когда-то ее отец, который обращался, условно говоря, к богатым, — мелкой и крупной буржуазии — и риторикой Марин Ле Пен, дочери, которая обращается скорее к бедным, позиционирует себя как «народного кандидата». На ваш взгляд, куда все же следует относить эту партию?

Часто возникает путаница, когда не различают между «экономической» шкалой и общеполитической. В экономической шкале Марин Ле Пен, определенно, занимает место на левом фланге. Но когда мы ее называем крайне правой, имеется в виду политическая шкала. Национализм всегда — правая идеология, его противоположностью был бы эгалитаризм, равенство всех, независимо от этнического происхождения и религиозных убеждений. Однако, поскольку она занимает националистические позиции, именно поэтому мы называем ее крайне правым политиком. То, что у нее присутствует левый уклон в экономической программе, если можно говорить об ее экономической программе как таковой, да, позволяет отнести ее к левым, но важно не путать экономическую шкалу с политической.

Еще один вопрос: фактор России не только в случае с Марин Ле Пен, но и с другими кандидатами, был очень заметен в этой кампании. Стоит ли Москве и далее поддерживать французских крайне правых?

В Москве, конечно, будут смотреть на то, как «Национальный фронт» выступит на парламентских выборах. Однако они находятся в непростой ситуации, поскольку их надежда изначально была — в конце 2016 года и в начале нынешнего — на Франсуа Фийона. Когда тот начал терять поддержку в феврале этого года, они поняли, что единственным «их», «российским» кандидатом, остается Марин Ле Пен. Поскольку она проиграла, после утечки этих полуфейковых данных, понятно, что Макрон займет еще более скептическую позицию по отношению к РФ, чем у него была до этого. Так что Москве будет очень непросто налаживать с ним отношения, но каким-то образом это делать придется. Россия, конечно, и далее будет оказывать политическую поддержку Ле Пен. Кремль уже оказывал ей подобную поддержку, в марте она была приглашена в Москву, но у Кремля всегда очень гибкая тактика — он может поддержать Фийона, может поддержать Ле Пен или может отказаться от поддержки вовсе, если это будет выгодно или будет казаться, что тем или иным образом поступить выгодно.

В любом случае, новому президенту нужно будет налаживать отношения с Россией в очень непростой ситуации. Как мы знаем, во время последних дебатов Марин Ле Пен намекнула на то, что в соцсетях могут появиться сообщения о Макроне и якобы его оффшорных счетах — и, как по мановению волшебной палочки, эти сообщения вдруг появились, причем, многие аналитики говорили о присутствии российского следа в этом сливе. На следующий же день появились документы, добытые с помощью хакерской атаки, 15 Гб документов предвыборного штаба Макрона. Затем, сегодня утром, нас ждало сообщение о том, что в метаданных этих документов, полученных, как заявили французские официальные органы, мошенническим путем, были в 9 местах следы российского хакера, связанного с государственными органами.

Да, Георгий Петрович Рошко.

Именно так. А что вы думаете насчет серьезности этого предвыборного слива документов штаба Эмманюэля Макрона?

Думаю, этого можно было ожидать уже в феврале этого года, когда российские государственные СМИ начали распространять заявления создателя Wikileaks о том, что существует подобная информация, что она у них есть и в определенный момент будет слита. Ожидание такое имело место, естественно, они ожидали удобного момента, когда во Франции будет объявлен «день тишины», чтобы ни предвыборный штаб Макрона, ни кто-либо еще не имели права комментировать этот вопрос достаточно детально. Сейчас еще сложно говорить, что там находится, какие из документов — поддельные. Я не думаю, что кто-либо из журналистов успел изучить 9 Гб документов, которые были выложены в интернете. Думаю, там еще будет обнаружено больше следов, свидетельствующих о том, что это провокация, но кое-какие «отпечатки пальцев», позволяющие говорить о причастности российских спецслужб, там уже есть.