Станислав Белковский об итогах 2015 года для «уставшего» Путина

Почему президента РФ Владимира Путина больше интересует геополитика, чем политика внутренняя? Есть ли у российского президента явный «мессидж» для российского народа? Что бывает, если всё время идти «от победы к победе»? Возможна ли конвертация протестного движения в политические решения? Чего стоит опасаться и на что надеяться в 2016 году? Итоги 2015 года для России и Путина в интервью RFI подводит политолог Станислав Белковский.

Политолог Станислав Белковский

11:57

Итоги с Корзуном - Станислав Белковский об итогах 2015 года для «уставшего» Путина

Сергей Корзун

Заканчивается политический год, один из самых драматичных и тяжёлых для России. Год, который показал рекордные рейтинги Владимира Путина, год, когда в двух шагах от Кремля был убит оппозиционный политик Борис Немцов, Россия вступила в сирийский конфликт, а внутри страны продолжилась серия необъяснимо жестоких приговоров, вынесенных за оппозиционную деятельность. Страна продолжает окукливаться и смакует свою исключительность, всё больше напоминая Советский Союз брежневских времен. Законодатели, не останавливаясь и даже не особо задумываясь, принимали всё новые репрессивные законы, а любые гражданские инициативы, не аффилированные с государством, подавлялись в зародыше.

Свою версию главных политических событий года в интервью для RFI излагает политолог Станислав Белковский:

В качестве главных я бы выделил в 2015 году два события: убийство Бориса Немцова 28 февраля, которое обозначило совершенно новый период существования российской оппозиции и российской политики. Когда стало ясно, что политический террор возможен и без ведома первого лица, и первое лицо ничего не может поделать с этим политическим террором, невзирая на то, что источник и составные части этого террора хорошо известны всем, в том числе, безусловно, ему.

Ну, и вторжение в Сирию, которое обозначило продолжение линии Кремля на войну. Стало ясно, что операция по принуждению Запада к любви, развернутая Владимиром Путиным после аннексии Крыма весной 2014 года, заходит в тупик, и поэтому нужны новые театры боевых действий, новые сюжеты, которые побуждали бы Запад к переговорам с путинской Россией. Запад по-прежнему не идет на переговоры, значит, Сирия — не последний фронт. Но то, что спираль войны будет раскручиваться и раскручиваться, стало очевидно в тот момент, когда Владимир Путин получил разрешение Совета Федерации на использование войск на территории Сирии.

Почти все в один голос говорят, что внешняя повестка дня оказалась для России значительно важнее, чем внутренняя. Вы согласитесь с этим?

Внешняя и военная повестка для оказалась важнее не для России, которой сейчас войны совершенно не нужны и серьезные геополитические сражения тоже, а лично для Владимира Путина, который утомлен экономикой, утомлен внутренней политикой, считает, что ни экономика, ни внутренняя политика не могут быть для него источником серьезных проблем и тем более системной дестабилизации. Который чувствует себя королем международных отношений еще с тех времен, когда работал по линии КГБ СССР в Дрездене, а затем, когда был заместителем мэра Санкт-Петербурга по внешним связям. Здесь он чувствует себя на коне, ему приятнее общаться с Бараком Обамой и Ангелой Меркель, и по крайней мере, мистифицировать, и как принято сейчас говорить в интернет-средах, «троллить» их, чем разбираться в хитросплетениях внутренней российской жизни. И, собственно, сообразно личным приоритетам Владимира Путина выстраивается внешняя политика на фоне резкого ухудшения экономической ситуации и нарастания, пока еще очень глухого, раздражения в народе в следствие социально-экономической линии Кремля.

Сам Путин изменился в 2015 году, хотя бы если сравнить его пресс-конференцию по итогам года в прошлом году и нынешнюю?

За последние два года Путин, конечно, сильно изменился, потому что почувствовал, что схватил бога за бороду. Многочисленные объяснения его друзей о мировом масштабе его «врагов», по крайней мере номинальных, всяческие обложки журналов Time и Forbes, где он провозглашался самым влиятельным человеком мира из года в год, окончательно убедили его в том, что он самый влиятельный человек мира и есть, что он действительно единственный сильный лидер в нынешнем поколении предводителей крупных государств. Какие-нибудь Обама и Меркель скоро уйдут, а он уйдет только тогда, когда сам этого захочет, то есть, неизвестно, когда. И его никто к этому не побуждает.

Но есть отдельно брать итоговую пресс-конференцию 2015 года, то совершенно видно, что Путин устал, что у него нет никакого конкретного месседжа, адресованного ни элитам, ни народу. Если в 2014 году он преподносил аннексию Крыма как величайшее свое не только политическое, но и историческое достижение, то в 2015 стало ясно, что тупик в сирийской военной операции, по-прежнему отсутствие какого-либо конструктивного формата переговоров с Западом о разделе мира, продолжающиеся санкции, ухудшение ситуации в экономике, которое нельзя скрыть даже ему и от него, — все это лишило его, мне кажется, какого-то оптимистического заряда и задора в преддверии итоговой пресс-конференции, и она получалась достаточно формальной. Не случайно Владимир Путин сам свернул ее после трех часов, хотя прежде купался в лучах журналистского внимания, и каждая следующая пресс-конференция, была, как правило, продолжительнее предыдущей.

Кто сейчас рядом с Путиным? Потому что в одиночку управлять такой большой страной, с таким клубком проблем все-таки невозможно.

На одном уровне рядом с Путиным нет никого. Он абсолютно оторвался от политической элиты и ушел в политическую стратосферу, где, собственно, существуют Обама, Меркель, «Исламское государство», но никакие-то соратники и сподвижники по внутрироссийской борьбе. Все сегодняшние политики и чиновники выполняют для Путина определенную функциональную роль и не более того. Если Сергей Шойгу обеспечивает деятельность вооруженных сил и переброску тех или иных контингентов и вооружений туда, куда надо, этого для Путина вполне достаточно, но политические решения принимает он сам. Так же как, например, министр иностранных дел Сергей Лавров не более чем спикер Путина по внешнеполитическим вопросам, но не человек, от которого хоть в какой-то степени зависит стратегия российской внешней политики.

Что касается экономики, то Путин, как мне представляется, следует принципу «бог не выдаст — свинья не съест». Он исходит из того, что в момент его прихода к власти, нефть стоила еще дешевле, чем сегодня. А финансовых резервов у страны практически не было, зато был серьезный внешний долг. Что кризис 2008–2009-х годов был более жесткий, чем сегодня. И что мы все как-нибудь пройдем с той же командой, с которой работали и прежде. Ибо, Путин, как индуктивист и человек инерционного мышления, человек, который считает, что если вчера все получилось, то получится и завтра, он как правило все время воссоздает определенные обстоятельства, которые позволили ему выиграть вчера. Он воссоздает и определенный набор людей, именно поэтому он не стремится к хаотическим кадровым перестановкам и смене поколений во власти. Поэтому для него Набиуллина занимается финансовой стабильностью, а правительство кое-как борется с последствиями санкций и пытается стимулировать экономический рост. Не очень успешно, но это неважно, потому что на смену этому правительству все равно не придет никто, ибо нет скамейки запасных. В общем, Путин пытается не вдумываться в детали, пытается мыслить о ситуации в широком контексте, исходя из того, что он очень везучий лидер, что за 16 лет правления он вышел из массы критических ситуаций невредимым, и так будет и сейчас. При этом, Владимир Владимирович игнорирует, мне кажется, простое житейское правило, которое реализуется в ста случаях из ста: жизнь или идет чересполосицей, то есть победа сменяется поражениями, или, если ты все время идешь от победы к победе, значит, впереди у тебя какое-то крупное серьезное поражение. Я не знаю в истории ни одного примера, когда это было бы не так.

Выборы в России играют какую-нибудь роль, и будут ли играть какую-то роль парламентские выборы 2016 года, учитывая уроки 2015?

На сегодняшний день я не вижу какого-то серьезного политического значения выборов, в том числе парламентских, намеченных на сентябрь 2016-го. Если ситуация не изменится кардинально, если не случатся какие-то форс-мажорные обстоятельства, которые повлияют на политическую систему, то так и останется. Будет сформирован послушный парламент из четырех, максимум пяти партий, в котором реальной оппозиции места не будет. Я не исключаю, что три-четыре депутата пройдут по мажоритарным округам от реальной оппозиции, то есть люди системы — Владимир Рыжков или, скажем, Дмитрий Гудков, но ясно, что никакого существенного голоса и значения в Государственной думе они иметь не будут. Выборы вновь приобретут какое-то значение только с уходом Владимира Путина по любой причине.

Можно ли говорить о каком-то векторе развития России или ее курсе? Куда он движется? Что показал в этом отношении 2015 год?

Фактически, Владимир Путин, как олицетворение России (а нам в уходящем году объяснили, что Путин и Россия — суть одно), поэтому интересы Путина тождественны интересам России, а способ мышления Путина эквивалентен национальной стратегии нашего государства. Путин стремится к переделу мира, фиксации определенных зон влияния крупных государств и, тем самым, возврату в логику ялтинско-потсдамского мира, которая существовала с 1945 года — момента окончания Второй мировой войны и подведения итогов Второй мировой войны — и до конца 1989 года, когда рухнула Берлинская стена, что считается символическим окончанием Холодной войны, которую я склонен считать Третьей мировой. Поэтому Путин сосредоточен на системе международных провокаций, которые побудили бы Запад к неизбежным переговорам с ним. Запад всячески отбрыкивается и дает понять, что какие-то локальные переговоры возможны, но ни о каком воссоздании ялтинско-потсдамской системы и речи не быть может, поскольку фарш невозможно провернуть назад и невозможно вернуть мир и человечество на 26 лет назад. Ибо с тех пор много воды утекло, и мир приобрел качественно иные очертания.

Во внутренней политике и экономике это выражается в самоизоляции, особенно на фоне углубляющихся санкций и контрпродуктивных антисанкций, фактически бьющих по российскому потребителю гораздо больше чем по западным поставщикам любых товаров и услуг на российскую территорию. Это усугубляется и новыми локальными конфликтами, в которые Путин втравливает Россию, например, только что созревший конфликт с Турцией, случившийся буквально на ровном месте, притом, что еще совсем недавно Турция считалась едва ли не союзником и одной из немногих стран-членов НАТО, которые относятся к России и Путину достаточно лояльно. Ситуация с Украиной полностью не исчерпана. И вот в этой ситуации полной изоляции, естественно, вырастают наиболее мракобесные тенденции в интеллектуальной и в культурной жизни. В общем, Россия все более превращается в пародию на Советский Союз начала 1980-х годов. Дряхлая, лишенная внутренней энергии, ресурсов и воли к жизни страна, которая удерживается только представлением о том, что кругом враги и надо сплотиться на любых условиях и при любых обстоятельствах для жесткого противостояния этим врагам, стремящимся нас, якобы, расчленить и уничтожить, о чем сами враги, похоже просто не догадываются.

Есть ли в России ресурсы внутреннего протестного массового движения? И о чем говорит пример дальнобойщиков?

Пример дальнобойщиков как раз говорит о том, что массового протестного ресурса в стране нет. Протест дальнобойщиков, во-первых, был социальным. Он был связан опять же скорее с челобитными царю, чем с требованием какого-то переустройства политической системы и смены главных действующих лиц во власти. А во-вторых, он не стал массовым. Но таких очагов может быть достаточно много, и постепенно они могут быть конвертированы в массовый социальный протест, чреватый протестом политическим. Но это будет, во-первых, не скоро, с учетом того, что политическая система не предполагает возможности конвертации протеста в реальные перемены и перестановки в различных эшелонах власти. С другой стороны, естественно, вся правоохранительная система и силовые структуры, которые стали объектом приоритетного внимания и финансирования со стороны государства в последние десять лет и, особенно, после «Арабской весны», напугавшей Владимира Путина, они в этой ситуации пока еще будут на стороне Кремля. Поэтому я все-таки самым вероятным считаю… Если власти вообще суждено смениться в ближайшие годы, то самым вероятным я считаю сценарий «дворцового переворота», скорее чем революции.

Главные надежды на 2016 год и главные тревоги, чего стоит опасаться?

Опасаться следует эскалации войны. Все-таки несколько поколений ныне живущих активных россиян воспитаны на брежневском доминирующем лозунге: «лишь бы не было войны». Поэтому война всех пугает. Надо опасаться и «афганизации» конфликта в Сирии, возникновения новых очагов нестабильности, и усугубления нестабильности в старых очагах, типа Украины. Опасаться надо новых волн политических репрессий, чем ознаменовался и финиш 2015 года, когда в один день были предъявлены новые обвинения Михаилу Ходорковскому, в причастности к убийствам. В этот же день был приговорен к трем годам заключения активист Эльдар Дадин, лишь за то, что несколько раз принял участие в мирных, хотя и несанкционированных, митингах. И в тот же самый день прокуратура пришла с обысками и выемками на телеканал «Дождь». Думаю, еще будет несколько витков таких репрессий, которые могут сопровождаться уничтожением последних островков и очагов свободы слова, последних независимых СМИ в стране.

А надеяться надо на то, что уровень разочарования Владимиром Путиным и тем, как его личные амбиции реализуются в российской политике, в элитах будет нарастать. Значит, элиты, которые уже после Крыма перестали воспринимать Владимира Путина как гаранта своих интересов, будут все более и более раздражены вождем. Единство их окажется эфемерным, и это подготовит почву для определенных политических перемен, каким бы ни был их сценарий.