Александр Черкасов: «Все сидящие по «болотному делу» – политзаключенные»

Мария Хачатурьян29 октября в Москве прошла ежегодная акция памяти жертв политических репрессий, «Возвращение имен». Акция проводлась у Соловецкого камня, установленного на Лубянской площади всего в паре десятков метров от здания нынешней ФСБ, в 30-е годы - печально известного НКВД.

Александр Черкасов председатель совета общества "Мемориал" svoboda.org

Участники акции по очереди зачитывали имена из списка расстрелянных в годы Большого террора. Об акции у Соловецкого камня мы поговорили с председателем совета правозащитного центра "Мемориал" Александром Черкасовым.

RFI: Вы сейчас на Лубянке?

Александр Черкасов: Нет, я уже не там. Но я там был полчаса назад.

Сколько человек, как вам кажется, пришло?

Сколько – это неправильный вопрос. Люди приходят и уходят. Люди встают в очередь. Очередь – точно более ста человек. Сколько – я не считал. Люди выстаивают эту очередь, говорят и читают имена. В этом году не по два листа, а только по два имени, по два человека. Их [участников – RFI] сменяют другие. Так что в этом году в акции примет участие значительно больше народу, чем в прошлые годы. В прошлые годы редко доходило до тысячи, а сейчас, наверное, несколько тысяч человек будет. Потому что больше народу стремится поучаствовать.

Как показалось, при этом активность в медиа и в социальных сетях была меньше.

Мне тоже показалось, что такого интереса, как был в прошлом году, такого количества камер там не было. Очевидно, что эта память не мейнстрим, не то, на чем стараются строить основу нынешней идеологии. Это странно, но после общественного подъема 2011-2012 гг. больше людей стало приходить на Лубянку к камню в конце октября. Очевидно, потому, что это не просто акция памяти, она сопряжена с действием – каждый участвует, каждый говорит, и его слова разносятся по площади. Потому что люди, очевидно, требуют действия. Хотя бы такого – символического.

Сегодня были некоторые новшества на этой акции, потому что ваш мемориальский исследовательский семинар «Москва. Места памяти» подготовил карту Лубянской площади и прилегающих улиц, на которой отметил расстрельные дома. Расскажите, пожалуйста, подробнее об этом проекте.

Это тоже не совсем новшество. Потому что в прошлые годы водили экскурсии по окрестным улицам, рассказывая о зданиях, связанных с нашим трагическим прошлым. Это отнюдь не только дом 2 по Лубянской площади [здание ФСБ - RFI]. В этом году была подготовлена карта с пояснениями только ближайших улиц.

И выясняется, что с террором связана значительная часть Москвы. Что тут же рядом – на Никольской – в здании Военной коллегии Верховного суда, где, похоже, не только вынесли приговоры (если можно это назвать приговорами) тысячам человек, но там, кажется, и расстреливали. И вообще, красным на этой карте помечено многое.

Ну что ж, это начало. Потому что от общего знания, от чисел мы переходим к отдельным людям, чтобы не превращать трагедию в статистку. И называем имена каждого. И сам террор не должен быть безымянным. Это конкретные люди, конкретные учреждения, конкретные здания, которые несут память об этом прошлом. Вот только так – через конкретику, через ощутимое, через произносимое – можно эту память сохранить и передать дальше.

А есть хоть какие-то мероприятия на уровне правительственном, на уровне мэрии в отношении памяти жертв репрессий? Или ничего?

Завтра, наверное, будут какие-то мероприятия. Но день, который был почти 40 лет назад, в 1974 году задуман и осуществлен как день борьбы и солидарности – День политзаключенного в СССР, придуманный Кронидом Любарским, – сейчас называется официально День памяти жертв политических репрессий, и он – как-то о прошлом.

Но дело в том, что и сейчас продолжаются политические репрессии – у нас есть политзаключенные. По мемориальскому списку таковых более 70 человек получается по самым строгим критериям. И 30 октября – это не только прошлое, это и настоящее. Завтра пройдет пресс-конференция, круглый стол, на котором будут обсуждать современные критерии признания политзаключенными [конференция пройдет в Независимом пресс-центре, ул. Пречистенка, 17/9, в 12:00 - RFI]. Потому что ситуация усложнилась.

Советская власть использовала статьи уголовного кодекса 70-х – «Антисоветская агитация и пропаганда», 190.1 – «Заведомо ложные клеветнические измышления», которые были очевидно политическими. Теперь же для осуждения своих политических противников используют, например, такую «резиновую», «каучуковую» статью Уголовного кодекса, как «Хулиганство».

Пожалуйте – экипаж судна Arctic Sunrise уже из пиратов переоформляют в хулиганов. «Хулиганство» - это статья, которая была вменена Алехиной и Толоконниковой. Необходимо понять, кого сейчас по самым строгим критериям можно считать политическими заключенными, а кто есть орудие в руках манипуляторов.

Например, националисты пытались записать в политические заключенные убийц адвоката Станислава Маркелова – Никиту Тихонова и Евгению Хасис. Много таких попыток.

Сейчас разобраться с ними труднее, чем это было в Советском Союзе, где, как правило, слово уже было делом, и только за слово людей сажали. С другой стороны, вы знаете, что сейчас только троих фигурантов процесса 12-ти – «болотного дела» – Международная Амнистия признала политическими заключенными, узниками совести, потому что в их отношении нет никаких оснований полагать, что они применяли насилие. Но по нашему мнению, все сидящие по «болотному делу» – под следствием или под судом, – они политзаключенные. Нужны понятные и прозрачные критерии для того, чтобы мы могли это объяснять друг другу, обществу и всему миру.

И вас, общество «Мемориал», дамоклов меч современного правосудия тоже не минул, потому что «Мемориал» преследуется прокуратурой [общество «Мемориал» – одна из ключевых фигур в кампании против НКО, которым по закону, принятому в в июле 2012 года, присваивают статус «иностранного агента» - RFI]. На каком сейчас этапе ваши тяжбы?

Наши тяжбы многообразны. Во-первых, мы оспорили прокурорскую проверку с самого начала. У нас прошел суд еще в мае месяце, и мы проиграли. Суд первой инстанции признал, что сама проверка была законной. Мы подали апелляцию и ждем, когда же суд соизволит рассмотреть эту апелляцию.

По другому иску – обжалование не самого акта проверки, а того представления, которое вынесла прокуратура [в постановлении прокуратуры Адмиралтейского района Санкт-Петербурга о возбуждении административного дела от 30 апреля указывалось, что организация получает иностранное финансирование и опубликовала доклад «Цыгане, мигранты, активисты: жертвы полицейского произвола», который был представлен в Комитет ООН против пыток – RFI], – мы подали жалобу еще в конце мая или в июне и до сих пор ждем ее рассмотрения. Дата неоднократно переносилась, сейчас это – 18 ноября [по данным редакции, это 11 ноября].

У разных организаций по-разному идут суды, но это не есть просто ожидание своей участи, это сопротивление. «Мемориал» поддерживает жалобы 11 организаций, поданные в Европейский суд по правам человека – жалобу на сам закон «Об иностранных агентах». И надеемся, что Европейский суд эту жалобу рассмотрит, поскольку мы находимся в статусе потенциальной жертвы.

Применение этого закона грозит просто-таки уничтожением нашей организации и всего гражданского общества и независимых общественных организаций в России.
Так что, с одной стороны, мы тут нападающие – мы подаем жалобы. С другой стороны, мы проигрываем наши иски, но мы готовы продолжать использовать все возможные правовые методы защиты для того, чтобы отстаивать свои права.

А сейчас вашей деятельности что-то угрожает?

Это зависит от решения очередного суда. Потому что пока мы находимся в неопределенном положении. Чем это угрожает? Некоторые наши спонсоры предпочитают подождать – как там решится дело. А между тем, у нас продолжают работать многие десятки юридических консультаций, мы ведем дела в Страсбурге – это очень инерционная структура, и у нас не хватает денег на поддержание этой структуры.

Получается, что без всяких судебных решений уже это приводит к тому, что спонсоры думают, «а не повременить ли?». А еще хуже – а не сделают ли они сами хуже нам, спонсируя нас и тем самым ставя в положение тех самых «иностранных агентов».

Приходится убеждать их, что мы ни в коем случае не собираемся признавать себя иностранными агентами, что мы собираемся продолжать свою работу, не собираемся закрывать свою организацию. Это, скорее, опасения, которые материализуются. И это мешает.