Анна Качкаева – «Эфир быстренько свернули, хватит сквознячка»

Пресс-службы российских телеканалов накануне выборов в ГД неоднократно заявляли, что в связи с голосованием количество информационных выпусков новостей будет увеличено, а сама информация будет доходить до зрителя максимально быстро. О том, как освещались думские выборы на телевидении в России днем, как была изменена информационная сетка вещания вечером, и о том, где, на самом деле, информация распространялась максимально быстро, рассказала Анна Качкаева, декан факультета медиакоммуникаций «Высшей Школы Экономики», обозреватель радиостанции «Свобода».

RFI: Во Франции, быть может, не очень понятно, как же все-таки проходило освещение выборов. Еще одной главной новостью вчера было то, что информационные сайты либерального направления, такие, как «Эхо Москвы», «Большой Город», «The New Times» и др. вчера не работали. Говорили ли об этом по российскому телевидению?

Анна Качкаева: Выборы, конечно, освещались, все-таки месяц была так или иначе разрешенная предвыборная кампания, агитация, ролики, дебаты. Условные, но, тем не менее, они были на государственных каналах. Все остальные могли использовать это время, но, в общем, освещали на самом деле в информационном режиме и, главным образом, новости, конечно, были о двух главных персонажах политической сцены, и вокруг них все и крутилось – если говорить о телевидении. Естественно, поскольку у нас уже давно разные повестки дня в разных типах медийных платформ, то в качественных газетах и на радиостанциях и журналах, естественно, палитра предвыборных споров и обсуждение того: ходить -не ходить, за кого голосовать – была гораздо шире и представительнее, чем на телевизионном экране.

А что же случилось вчера? Вчера, как я полагаю, произошел вполне исторический день, потому что было два параллельных потока. И впервые можно говорить о том, что выборы в России происходили в двух информационных режимах: в системе официальных медиа, (главным образом, телевидения, которое рассматривается всегда электоральным ресурсом) и в массовой сетевой гражданской активности, которая была вчера, конечно же, спровоцирована тем, что так массово, энергично и нагло были повержены сайты многих либеральных изданий. Вы еще не упомянули «КоммерсантЪ», «Газету», «ЖЖ», который на ладан дышал.

RFI: Да, конечно, и «Голос» также.

Анна Качкаева: Про «Голос» даже не будем говорить – вокруг этого было тоже много споров и разговоров. Я думаю, что это была очень подстегивающая акция, потому что с утра, как только это стало понятно, сети просто «взорвались». Это говорят и эксперты, это было видно вчера всем журналистам, и всем тем, кто с сетями работает. Потому что начались перепосты, люди начали снимать, в YouTube стали выкладываться бесконечные ролики, причем, со всей страны.

Вдруг все узнали, что в некоторых местах появилось интернет-телевидение , которое снимает эти сюжеты, следит за всякими безобразиями, происходящими в маленьких и больших городах. Люди берут с собой мобильные телефоны, что они об этом сообщают, что они потом рассказывают, что происходило на участках. И так-то минувшая неделя была довольно активной, ощущалось, что какая-то протестная волна достигла своего пика, и люди, которые раньше не собирались голосовать, вдруг поняли, что неважно, как они проголосуют, но очень важно, чтобы этот голос никуда не делся, чтобы было понятно, что они пошли. И эти люди были людьми «сетевыми», безусловно. Активными, которых многое не устраивает, люди больших городов-миллионников, люди, принимающие решения, конечно, активные, конечно, молодые.

И вчера это было чрезвычайно заметно. И это позволило нам, уже после 3-4 часов, когда Tweet-ленты превратились в громадное информационное агентство. Facebook и Вконтакте просто разрывались этим огромным количеством обсуждений, главным образом, молодых людей.

И я точно могу сказать, потому что я всю неделю мониторила, почти 100 человек опросила – ближних, дальних, старых, молодых, тех, кто первый раз голосовал, пенсионеров Подмосковья, людей, которые живут не здесь, от Швейцарии до Лондона, от Новосибирска до Казани, студентов, преподавателей, людей, не связанных с журналистикой – в общем, почти 100 человек. И я поняла, что все голосуют. Все.

И это – та самая активная часть, которая, конечно же, сильно поддавила общую информационную повестку дня, которая существовала на телевидении. Естественно, вчера весь день телевидение (большое) о нарушениях не сообщало.
Выглядело это до 6 часов довольно забавно, потому что все новости начинались тем, что выборы идут, голосуют, нарушений нет, - говорил нам государственный канал весь день.

НТВ старалось не врать, но говорило полуправду. Сообщало о том, какова явка, как двигается процесс голосования. Просто не упоминало вообще и не говорило слова «нарушения». Но, по крайней мере, не врали.

Когда же, после 21 часа, разверзлась эта картинка, и канал «Россия» устроил дискуссию, в общем, напоминающую дискуссию 90-х годов, когда в студии оказались люди, которых мы лет по 7 не видели: от Иры Ясиной до Шергунова, Юргенса, нескольких режиссеров – Райхильгауза, который говорил о крови, историк Сахаров, который говорил о том, что «сакральность власти падает».

И когда стали приходить лидеры партий, в том числе, оппозиционных (парламентских оппозиционных) и непрошедших – Миронов и Явлинский – и когда они в эфире начали говорить о том, что система повисла, что принято политическое решение, что были вбросы, нарушения и т.д., стало понятно, что сейчас вылетит слово «фальсификация», атмосферка в студии была уже не такой бодрой, как она была в 9 часов.

Очевидно, что сторонники «Единой России» не находили аргументов, и началось такое перетасовывание фактуры: что стакан наполовину пуст, толи наполовину полон, что на самом деле «Единой России» было выгодно, чтобы она чуть-чуть снизила свой процент, потому что нельзя быть партией монополии. Надо давать больше демократии, поэтому это хорошо, и давайте этому поаплодируем, - сказал один из участников. И в аудитории разве что только не засвистели. Кстати, было очень заметно, как эта аудитория совершенно не принимает Жириновского, и как он неловко, несколько слиняв, покинул эту студию.

Но 4 часа прямого эфира дали эффект такого удивительного вновь возвращающегося сквозняка. Потому что до 9 часов нарушений «не было», «не было», «не было». Собственно, в эфире тоже говорили международные обозреватели, что нарушений не было. Но когда люди открывали рот – от журналистов до либеральных общественников, до лидеров партий – и рассказывали, что происходит и творится, то на государственном канале становилось странновато. И к 2 часам это все свернули.

RFI: После того, как Явлинский сказал, что эта Государственная Автоматизированная Система (ГАС) Российской Федерации выбора «висит», что произошло после этого?

Анна Качкаева: Такое ощущение было, что (они же друг за другом пришли: Миронов, а потом Явлинский – с разницей небольшой) Миронов начал говорить о безобразиях в Питере – там 90 за «Единую Россию» в нескольких участках, избит один из депутатов, система «висит», и я предлагаю подумать, кому и зачем это надо.

Это был первый такой «заход», его трудно было отбить. И дальше пошли темы сакральности власти, что очень плохо, что лидеры не участвуют в дебатах, и что надо с этой партией что-то делать. А потом пришел Явлинский, который в двух фразах, сказал, что он разбирается в математике, если 3 часа это все «висит», то у меня нет сомнений, что это политическое решение. Дальше только не прозвучало слово «фальсификация», но на самом деле нужно признавать все это недействительным.

И у меня есть ощущение, как и у многих моих коллег, поскольку Соловьев и сам канал заявляли, что эфир будет до 3 ночи, после этого эфир быстренько в 2 ночи свернули, чтобы больше не «подбрасывать дровишек». И даже новости на этом закончились, видимо, решили, что хватит этого «сквознячка».
Дальше опять в социальных сетях начали обсуждать: а не пошли ли они сейчас думать о том, что можно сейчас сделать очередные вбросы, и тогда мы проснемся в стране, где будет 60+.

Но все проснулись – ничего не произошло. Это говорит о том, что совсем уж очевидных, грубых историй (их итак хватило) делать не стали и сохранили баланс с тем, что у «Единой России» теперь не будет парламентского большинства, и парламент может превратиться в место для дискуссий.

И в эфире главного канала страны, по сути дела, стало понятно, что, во-первых, не то, что оппозиция проиграла, а власть победила, а то, что ситуация сильно поменялась. И то, что медийное поле на все это оказало воздействие, говорило несколько человек в этой аудитории. Более того, эфир канала «Россия» смотрели вчера не просто только в европейской части, как это иногда бывает, потому что поздняя ночь уже, а его показывали по всем Орбитам, то есть страна и в ночи, и утром могла все это посмотреть.

Именно поэтому было довольно концептуально, что в 2 часа ночи таким быстрым решением по стране дали «Битву за Москву», а на канале «Россия» в европейской части пустили очень хороший фильм «Любовник». «Любовник» и «Битва за Москву» - это такая концептуальная тема в эту ночь выборов. А на Первом канале шел фильм «Место встречи изменить нельзя» после того, как Петр Толстой закончил свой эфир. На НТВ –боевичок.

И в этом смысле, канал «Россия», конечно, выиграл с точки зрения позиционирования. Другое дело: то ли начальство наверху – Добродеев – интуитивно правильно понял ситуацию, потому что понятно, что всех этих людей приглашали заранее, или предполагали, что может быть такая история, и на всякий случай подстраховывались.

Почему свернули – это я думаю, мы будем постепенно узнавать.

А может быть, просто чтобы не доводить до края. Такой эксперимент есть – и дальше посмотрим, можно ли эти «заслонки» и «флажки» двигать чуть дальше. Или это все-таки был только эксперимент, и не было некой попытки возрождения общественно-правовой службы, потому что государственный канал ведь может, наконец, ощущать себя не только каналом государственным, но и каналом общества.

Например, думать, что холдинг «Россия», который все время пытается себя позиционировать как такой набор каналов ВВС, не являясь по форме собственности управления таковым, но есть это ощущение, что нужно, может быть, двигаться в сторону «public service», но пока мы не увидим продолжения этих попыток и, самое главное, пока мы не увидим, что же будет в марте – а это одна из самых главных интриг: как на телевидении будет разворачиваться эта тема президентская после нынешней ситуации – о каких-то очевидных сценариях говорить, конечно, рано.

RFI: На Facebook висят скриншоты с разных каналов, где были даны первые результаты в процентах. И если сложить все эти проценты, то получалось 120 - 130 процентов. Это несколько странно.

Анна Качкаева: Даже ведущие удивлялись, не понимали, что там с этим происходит. Может быть, поэтому решили, что, хватит этих прямых включений, потому что не очень понятно, что там с этими электронными технологиями происходит.

Вообще, вся электронная технология, сети, и вся эти интерактивность и активность, они поддавливают ситуацию, она очень быстро становится явной. И у меня такое ощущение, что два персонажа этой политической сцены вчера явились в штаб «Единой России» быстро с такими не сильно светлыми, просветленными лицами после того, как стала понятна картина.

Потому что все более и более в цифровом режиме обрабатываются протоколы. И после где-то 17-20% приблизительно становится ясной общая картина, как ее ни корректируй. И, наверное, к марту все это будет еще более очевидным. И с точки зрения драматургии, сценария, Путину нужно будет выбирать, хотя сейчас многие говорят, что ему это удобно, теперь он может списать на то, что «Единая Россия», поскольку была меньшая явка – и вчера это словами Гельмана это отчасти проговорилось, что специально «ослабили вожжи», чтобы дать возможность переменам, почувствованному раздражению общества вылиться – и вот сознательное такое устроили понижение процента «Единой России».
Не знаю, можно ли верить тому, что это спецоперация или это, все-таки, уже неизбежность, но, в любом случае, «главный герой» поставлен перед необходимостью как-то участвовать всерьез: либо он должен сохранять тот процент как национальный лидер, с которым он избирался в прошлый раз – а это означает, что он должен действовать либо по старой схеме и не учитывать того, что произошло вчера, в том числе и в информационном поле, которое надо либо «зачистить», либо «положить» все, все эти сайты и, вообще, с медиа что-то делать.
Либо он должен как-то меняться, к чему он, как мне кажется, ни в силу возраста, ни характера, ни ментальности, не готов. Поэтому это будет развилка: и особенно спорить-то ему не с кем, потому что оставшиеся товарищи крайне «очевидны» и уже очень всех утомили, а нового на площадку противника ему не вывели.

RFI: После освещения на ТВ теракта в Домодедово у многих сложилось ощущение, что новости – только в интернетом, в социальных сетях. И в какой-то момент мы поняли, что телевидения больше не существует: о теракте мы узнали через Твиттер. Как вы думаете, то, что произошло вчера, то, что пытались сказать о фальсификации, это – возрождение телевидения? Информация из сетей выйдет на телевидение?

Анна Качкаева: Да, но для этого телевидение должно измениться. Если оно примет этот вызов и будет пытаться как-то интегрироваться с интерактивностью – это главное свойство сети - с необходимостью иметь обратную связь.
Ведь то, что мы вчера получили? С точки зрения политики мы получили реакцию общества: нас не устраивает, что вы с нами не общаетесь, что мы для вас – никто. Это очень важный месседж.

Но это связано с телевизором, в том числе, потому что телевизионная «вертикаль» может и стягивать страну – цифровой разрыв колоссален: во многих местах еще нет такого проникновения сетей интернета.

Но если на это не реагировать, то может оказаться на телевидении проблема. Телевидение на это как-то будет реагировать. И оно уже реагирует: оно и темы берет из интернета, и пытается скриншоты выкладывать, и онлайн-вещание вести, и смотреть за тем, как эти маленькие каналы, которые работают в интернете, что-то делать начинают, начиная от «Дождя» и кончая какими-нибудь еще интернет-проектами.

Потом же очевидно, что больше и больше людей, если у них есть имя и репутация и некоторый навык технологический, они - сами себе скоро телевидение, радио, порталы и все, что хочешь.

И с этим тоже надо уметь как-то взаимодействовать, не говоря уже о том, что одноканальное, детерминированное воздействие телевидения – в одну сторону – больше не работает, потому что люди даже его обсуждают в сетях.

Это, собственно, тенденция мировая и, конечно, какие-то медийные прорывы происходят везде, и телевидение, кстати, в общественном мире хуже всего приспособлено для этой сетевой организации, для интерактивности, потому что его суть в том, что оно стало массовым и масштабным, продуцируя одинаковые, унифицированные эмоции для всех в громадном количестве, становясь символом массовой культуры, массового потребления.

А интернет и сеть по сути своей противоположен, по тому, в какой системе координат он взаимодействует и как он построен по принципу индивидуального потребления.

Не случайно нынешний гуру сетевых технологий Кастельс говорит о «self mass communications» - об индивидуальной массовой коммуникации. Если телевидение перестроится в эту систему координат, а оно об этом, безусловно, думает, используя и UGC контент-потребителей, и пытаясь привлечь людей к обсуждению своего эфира, и черпая оттуда темы, и вынужденно реагируя на оперативность, уже понимая, что с оперативностью Tweet и сетевой сети оно уже никогда не сравнится, потому что оно может продуцировать только вот это общее ощущение эмоций и некоего объединения.

Вот это телевидение будет вынуждено для себя принять. Оно, конечно, не умрет и вряд ли возродится в том виде, в каком традиционно мы привыкли его воспринимать лет 10-15 назад. Оно просто должно будет меняться.