Он вернулся в Россию, как в детство

Виталий АмурскийНесколько слов о Льве Бруни

Лев Бруни grani.ru

Лев был одной из, я бы сказал, колоритных фигур русского Парижа 80-х годов. Он был правнуком известного поэта Константина Бальмонта, его отец был художник, родословная которого - Бруни, итальянского происхождения - имела давние корни в русском искусстве.

В облике Льва, в манере держаться была некая барственность. Этакая осанка, выдавшая в нём наличие принадлежности к роду славному. Вместе с тем, Лев явно старался ничем не подчеркивать этого.

Более того, вспоминая о своей эмиграции в 70-е годы в Швецию, говорил, что положение его там было хорошо уже тем, что он был совершенно безвестен.

Оказавшийся по семейным обстоятельствам на другом берегу Балтии, он получил шведское подданство, научился неплохо изъясняться по-шведски.

В Стокгольме работал внештатником для русской редакции Радио Швеции, но когда появилась возможность получить прочное место в только что созданной в начале 80-х годов в Париже русской редакции РФИ, то перебрался сюда.

Я познакомился с ним в 1984 году, когда, пройдя государственный конкурс, был принят в эту же редакцию еще с двумя коллегами, о которых сейчас специально говорить смысла не имеет. В ней работало тогда всего три штатных сотрудника: возглавлял редакцию, уже имевший опыт в системе французских СМИ, Владимир Жестков, на втором, говоря условно, месте ( ибо никакого формального статуса у «второго» лица не было ) находился Лев и, наконец, с ними овладевала тогда радиожурналистикой Доминик Дютей.

Помню, как во время одной из первых бесед со Львом, я вдруг услышал от него, что он меня знает по публикации в московском журнале «Детская литература», где я писал о его отце, Иване Бруни. Имелась ввиду публикация в майском номере за 1970 год, посвященная художникам-графикам, работавшим в военной тематике. Отец Льва иллюстрировал, конечно, не только книге о войне, среди которых были такие прекрасные произведения Казакевича как «Звезда», «Двое в степи», «Весна на Одере»... Подумалось: мир тесен!

Кстати, как и мой отец, отец Льва закончил войну в Восточной Пруссии...

В 1987 году я освещал в Стокгольме Нобелевские торжества. Это было особое событие в нашей культурной жизни - лауреатом в тот год стал Бродский. Разумеется, любая командировка всегда связана с разными хлопотами. Лев очень помог мне рядом советов, связанных с тем, как лучше устроиться в шведской столице; помог также связаться с русской редакцией Шведского радио – это весьма упростило многие рабочие проблемы.

Возвращаясь к жизни Льва в Париже, я не могу сказать, что нас сближала тесная дружба – отнюдь нет, но работать с ним было интересно, даже если мы не всегда сходились в каких-то оценках. Место руководителя русской редакции он получил после того, как его освободил Жестков. Кстати, в те времена русская служба была, в основном, ночной – в эфир мы выходили рано утром, следовательно, передачи готовились от полуночи...

Из известных парижских друзей Льва (можно отметить, что он был заядлый любитель преферанса, из-за чего иногда не высыпался и изредка бывал «не совсем в форме») я хотел бы вспомнить богемного Лешу Хвостенко. Они нередко проводили время вместе, у Леши есть прекрасные стихи, посвященные Бруни...

То, что в начале 90-х Лев вернулся в Россию, меня не удивило. Это было время ломки старого. Время надежд. Как-то по телефону (это было осенью) я спросил Леву, который передавал изредка материалы из Москвы в Париж: «Вроде бы, снежок у вас?», - и услышал в ответ: «Да, знаешь, как в детстве!..».

В Россию он вернулся не только на волне перемен и надежд, но и как в детство.

Касаясь материалов, которые Лев передавал в Париж из России, уже вернувшись туда, я сказал бы, что в своих аналитических, обзорных корреспонденциях он проявлял себя журналистом компетентным, умным, но избегавшим острых углов. Вероятно, чутьё подсказывало ему, где и в какой момент нужно остановиться...

Увы, последние годы, по его признаниям, оказались на родине не такими, как он надеялся. Не знаю, насколько глубоки были его разочарования политические; знаю, что в плане бытовом у Льва всё было достаточно прочно, нормально, работал, изредка бывал за границей, во время зимнего отпуска ( до тех пор, пока позволяло здоровье ) любил горные лыжи... Ну, а смерть в таком возрасте – шестьдесят с небольшим!.. да и вообще – всегда невероятна.