Родина глазами эмигранта

Эмигрантская судьба заставляет тебя искать корни, людей, близких тебе по крови, по духу, по привязанности к своим истокам. Судьба свела меня во Франции с удивительно красивыми стариками, которые приехали погостить к своему сыну, который в разгар чеченской войны вынужден был бежать в поисках безопасности.

Улица Назрани DR

Им обоим уже было под 70 лет, но, глядя на них, я чувствовала себя древней мумией. Сколько в них было жизни и радости!

Бабулька, всю жизнь привыкшая к труду и семейным хлопотам, вдруг оказалась не у дел; в гости не очень находишься в огромном незнакомом городе, нет привычного огорода, который надо обхаживать весь год, нет кур, которые спозаранку кудахчут и зовут хозяйку.

Но, будучи неугомонной, она находит себе утешение во внуках, и самое главное - в уточках, которых вдруг обнаружила в центре Страсбурга. Каждое утро, набрав корма, она отправлялась на пруд кормить своих подопечных. Утки очень быстро привязались к ней, и отдыхающие в парке французские пенсионеры заметили старушку, и стали приносить ей еду для птиц.

Не зная языка, она смеялась и благодарила их, они в ответ улыбались. Деда, который иногда её сопровождал, со спины можно было перепутать с сыном – такая стать была у горца! Но главное – это были его глаза, которые лучились от света и доброты.

Приехав в Париж, они первым делом отправились, куда бы вы думали? На Эйфелеву башню!

Через год старики засобирались домой. Весенне-огородные хлопоты и вечерние рассказы соседям и родственникам заполнили жизнь этих милых людей уже в родном селе. На одной из очередных «лекций» деда, о том, какая эта прекрасная страна Франция, где, по признанию его самого, он почувствовал себя человеком, не без издевки родственник спросил его, зачем же ты, мол, приехал в Ингушетию, коли так тебе хорошо жилось в этой самой Франции? Помолчав, дед поднял глаза и промолвил: - Приехал, чтобы умереть дома.

Через несколько дней мне позвонили из Страсбурга, и на том конце провода раздался глухой голос, который сообщил, что дед скончался. Умирая, он походил по больничной палате, пошутил напоследок и тихо уснул, отойдя в вечность. В памяти остался только его ласковый смех и искрящиеся глаза.

Прожив трудную жизнь, полную лишений, он познал радость бытия в далекой ему Франции и имел счастье умереть на земле своих предков. Сын поехал в Ингушетию за тысячи километров, чтобы, как велит долг, присутствовать на поминальном обряде.

RFI: Микаил, сколько лет вы не были на родине?

Микаил: Уже двенадцать лет.

RFI: Много воды утекло с тех пор и много крови. Военное присутствие при въезде в кавказский регион сразу бросается в глаза?

Микаил: Никаких военных постов. Когда из Беслана выехали, до села Чермен стояли военные, а потом на территории Ингушетии уже никаких постов. Так спокойно все. Министерство внутренних дел работает - и посты дорожной службы действуют, и государственная автоинспекция. Спокойно стало после последних зачисток в селении Аршты. Все идет своим чередом.

RFI: Главные перемены, которые вы увидели за время вашей эмиграции?

Микаил: Кругом одни магазины - вся Назрань застроена магазинами, за двенадцать лет, что меня не было на родине, появилось много- много магазинов. А все остальное осталось – пыль, грязь.

Уважение потерялось друг к другу: такие важные национальные категории, как понятия «старший», « младший» - исчезают.

Когда я уезжал, была война, и ситуация крайне напряженная. По возвращении вижу, что изменения - не в лучшую сторону, далеко не в лучшую. Во всем мире дороги разбиты на разделяющие полосы, а если вы пренебрегаете этим правилом, то и водители будут ездить, как попало и куда попало.

Изменения я заметил только в том, что появилось огромное количество магазинов. Строят дом, а на первом этаже обязательно магазин. Республику нельзя назвать бедной: если столько магазинов, значит, народ покупает что-то, значит, у народа деньги есть.

RFI: Почему так много критики в адрес Евкурова?

Микаил: Я сам реалист и пока своей «шкурой» не почувствую этот негатив, то не поверю. У меня отдельное мнение насчет Юнус-Бека (Евкурова). Я говорю, что если вы не будете поддерживать своего президента, то и он ничего не сможет сделать. Недовольных всегда больше, чем довольных: все живут только своим двором, который обложен трехметровым забором.

Я работаю во Франции, и у меня нет даже мысли, чтобы скрыть где-то доходы. Заработал – заплати налог. Дети учатся в школах без взяток и подарков, и их учат так, чтобы они жили нормально, в рамках закона.

А тут живут в погоне за деньгами, и большинству наплевать на все. Есть, конечно, и те, которые живут на зарплату, стараются придерживаться самых положительных качеств вайнаха (дословно – наши люди, обозначение принадлежности к ингушскому и чеченскому этносу - прим. RFI), а большинству наплевать.

RFI: Не боитесь, что соотечественники не поймут вашей критики?

Микаил: Я не приехал сюда за длинным рублем. Я хочу конкретных дел, чтобы нашу республику увидели европейцы, чтобы в Ингушетию приезжали французы и видели красоты наших гор, чтобы наши дети могли ездить туда, построить деловые взаимоотношения между нами.

Мы сами своими руками копаем яму под нашими ногами. Своими руками… Мы сами научили друг друга давать взятки, откаты, подкаты и так далее.

RFI: Нет ощущения, что ты стал чужим, что ты не так думаешь, живешь не так, как твои селяне?

Микаил: Нет, я не чувствую, что я чужой. Я абсолютно не чувствую себя чужим за двенадцать лет отсутствия на родине, даже при всех этих негативных ситуациях. Душа моя поет сейчас, хочется в магазин зайти, пройтись по городу, посмотреть на наших ингушей, пообщаться.

RFI: Как относится население к проводимым спецоперациям, и есть ли поддержка действиям вооруженного подполья?

Микаил: Я задавал этот вопрос в Долаково, Назрани, Экажево (населенные пункты Ингушетии - прим. RFI), - кроме проклятий, эти люди ничего не получают. Плюс к этому, они заведомо делают из себя жертв на заклание. У нас и так много здесь проблем – нерешаемых, решаемых.

RFI: Безработица – этот один из факторов преступности?

Микаил: Какая безработица? Одни магазины, одни складу - тут бурлит все.

RFI: Магазины и рынки заполнены женщинами. А где работает мужская часть населения?

Микаил: Вся молодежь занята стройками и зарабатывает на стройках. Чтобы сказать, что такая высокая безработица, я этого не видел. Видимо-невидимо строительного материала вокруг, такие дома во Франции стоят 2-3 миллиона евро.

RFI: Что надо сделать, чтобы в Ингушетии можно было жить так же достаточно, красиво, без ощущения страха за день, который не наступил или который уже не наступит для кого-то?

Микаил: Выход прост: нужно пожертвовать один раз и перестать давать взятки, переставать давать откаты. Сказать себе, что не будем ночью жечь газ, не будем воровать электричество, будем платить, как положено, все налоги и тогда у нас может быть республика.

А пока, все, что творится, поставлено в погоне за длинным рублем. Президенты приходят и уходят, а Ингушетия остается.

RFI: Так родина для тебя и детей - это Ингушетия или Франция?

Микаил: Нет-нет, что ты…Я очень благодарен Франции, чувства переполняют. Но Родина - Ингушетия. Родина, глазами эмигранта – это моя родина, которой мне хватало все эти 12 лет, даже со всеми негативными сторонами. И хочется видеть её больше, чем Страсбург.

Если взять в руку земной шар и на расстоянии вытянутой руки посмотреть со стороны, то кусочек земли, который нам Всевышний дал, особо выделяется на земном шаре. Ингушетия – это прекраснейшая республика. Вот и все.