Сенатор Гаттолен: «Франция должна дать понять России, что нам не особенно нужны ее капиталы»

В Париже 6 мая прошла акция солидарности с подсудимыми по «Болотному делу». Выразить свою поддержку российским политзаключённым и оппозиционерами пришёл и французский политик, сенатор от зелёных Андре Гаттолен. По словам сенатора, он участвует в подобных акциях ещё с 1980-х годов. О том, почему ему небезразлично происходящее в России и о том, как французским властям и бизнесу стоит выстраивать отношения с президентом Путиным Андре Гаттолен рассказал в интервью RFI.

http://andregattolin.eelv.fr

Андре Гаттолен: Как сенатор-эколог от департамента От-Сен я всегда присутствую на всех манифестациях, которые защищают права и гражданские свободы во Франции и, особенно в странах, где более тяжелая ситуация, в частности в России, в Китае и некоторых других странах Азии. К несчастью, мои коллеги-парламентарии менее чувствительны к такого рода вопросам. Я всегда был очень ангажированным в прошлом в вопросах прав человека.

Россия – страна, которую я плохо знаю, но за которой я наблюдаю многие годы – в 80-х годах я был среди тех, кто защищал диссидентов в странах бывшего советского блока. Я всегда был крайне внимателен, поскольку являюсь европейским активистом, в Сенате я являюсь секретарем комиссии по европейским делам, и для меня Россия является частью Европы. Поэтому я не могу не интересоваться этим. Я интересуюсь делами азиатского континента, а также арктическим пространством, а Россия находится в центре между Европой, Азией и Арктикой. И я лично заинтересован этим вопросом.

В том, что касается прав человека, я длительное время боролся в 70-х годах в рамках «Международной Амнистии» за права политзаключенных в России. И несколько лет назад я встретился с людьми из Russie-Libertés. Я одобряю их борьбу и полагаю, что я должен сблизиться с этими движениями в качестве парламентария.

RFI: Не кажется ли вам, что с началом событий в Украине западные правительства немного забыли о правах человека в России?

Да. В сочинский период было некоторое количество репортажей по поводу того, как это происходило – о суммах, которые были затрачены, об условиях труда, экологическом абсурде этих сочинских объектов, о фактах подавления протеста. В экономических и финансовых кругах мы все больше отдаем себе отчет, что Россия, конечно, великая страна, в которой, несомненно, есть возможности развития бизнеса, но, когда вы иностранец (да и для русских тоже), но в особенности, когда вы иностранец, условия для инвестиций очень плохие при наличии коррупции, при правовом беспределе. Я более трех с половиной лет защищаю в Сенате дело Сергея Магнитского, я хорошо знаком с Уильямом Браудером, потому что он один из тех иностранных инвесторов, кто поверил в развитие России.

Первое время, впрочем, Путин был рад этим зарубежным инвесторам, рассчитывая на них в борьбе против существующей коррупции. А сегодня он и приближенные к нему создали новую систему коррупции. И когда вы являетесь инвестором или хозяином крупного предприятия в России сегодня, вы не можете быть спокойным по поводу того, что произойдет с ценностями, которые вы будете производить в стране, и вы в любой момент рискуете, потому что важная фигура в правительстве или близкая к правительству может в любой момент решить присвоить часть богатств, легально производимых в стране.

Так вот, в экономических кругах происходит понимание этого, к чему добавляются тяготы, давящие на гражданское общество, на свободы – будь то свободы в сфере сексуальной, в сфере защиты окружающей среды, в сфере борьбы с коррупцией и правовым беспределом. Досье множатся, а также их резонанс. Дело Pussy Riot доказало людям, что желание видеть Россию современной, демократической, которая зиждется на современных фундаментальных правах – это неприемлемо сегодня для части общества и особенно для кремлевских руководителей.

Каковы будут действия Франции сейчас?

Я очень пристально наблюдал за двумя встречами между Владимиром Путиным и Франсуа Олландом, одна из которых, когда Владимир Путин впервые приехал в Париж, прошла очень плохо. Посещение России тоже не увенчалось большим успехом. Отношения довольно прохладные. Я полагаю, что Франция должна дать понять России, что нам не особенно нужны ее капиталы. Я не очень понимаю, почему на Дефанс – в департаменте От-Сен – позволили строительство двух огромных башен-близнецов высотой более 300 метров молодому российскому инвестору, происхождение капиталов которого неизвестно, и чей проект не имеет никаких гарантий рентабельности.

Почему мэрия Парижа позволяет строительство большой православной церкви, финансируемой российским правительством? Когда сегодня мы наблюдаем, как люди из окружения Путина принимают Марин Ле Пен в России, как все крайне правые интеллектуалы приглашаются в круги, близкие к власти, для чтения чрезвычайно высокооплачиваемых лекций, задаешься вопросом, что же делает господин Путин и во что он играет по отношению к Франции.

Мы – не немцы, мы очень мало зависим от российского газа – только 12 % импортируемого газа происходит из России. У нас, в основном, норвежский газ. Я полагаю, мы должны иметь смелость сказать господину Путину, что мы не принимаем такие условия. Он же не развяжет ядерную войну против Франции. В том, что касается бизнеса, заниматься бизнесом с людьми, которые не соблюдают правил и для которых логика коррупции и беззакония становится все больше и больше правилом, это не в интересах французской экономики.

Вы полагаете, что Франция не нуждается в России и ее капиталах?

Полагаю, что нет. Когда смотришь на российские капиталы, которыми они так гордятся, это частные инвестиции отдельных людей, которые являются инвестициями, в основном, в сектор недвижимости. Сегодня один из крупнейших инвесторов во Франции – это не Россия, не Катар. Это Норвегия. Я бы предпочел, чтобы мы имели договоренности и усилили сотрудничество с Норвегией. Норвегии, у которой очень значительные газовые и нефтяные ресурсы, чтобы уменьшить зависимость Европы и, в частности, Германии от России, мы могли бы сказать: «Мы просим вас в течение пяти лет увеличить производство газа, чтобы позволить странам Евросоюза создать перевес сил в отношении России», поскольку это соотношение сил в основном зависит от ресурсов полезных ископаемых и газа. И это, по-моему, было бы настоящим орудием, настоящим решением, которое позволит дискутировать с господином Путиным с поднятой головой.

К тому же существует эволюция, трансформация взглядов, которая ощущается во французских дипломатических кругах с момента украинского дела, что этот пересмотр Россией границ и договоренностей тревожит. И заставляет французское руководство пересмотреть подход к отношениям с Россией. Мы всегда считали, потому что мы любим этот народ, народ, с которым у нас долгая-долгая история отношений, по меньшей мере, двух или трехвековая, мы всегда считали, что русские – наши друзья и наши союзники. Тем не менее, сегодня это не русский народ виноват в этом, но российское правительство, которое отказывается от какой бы то ни было стабилизации. Когда они концентрируют войска на границах Молдовы, поскольку там есть русское меньшинство, когда в их речах звучит, что повсюду, где присутствуют русские, это Россия, это становится тревожным. Это значит, что все акты, все международные договоры о границах могут подвергнуться пересмотру. И это начинает всерьез тревожить французскую и европейскую дипломатию. И мы надеемся, что это подвигнет европейские позиции по отношению к России в правильном направлении защиты прав и свобод.

А что скажут французские инвесторы, такие, как Total, у которого проекты сотрудничества с Россией?

Надо сказать нашим предприятиям, что в какой-то момент нужно делать выбор, что Россия – не единственная страна, с которой можно работать и торговать. У Total огромные интересы в Норвегии, где он ассоциирован с национальным предприятием Statoil. Есть иные возможности, мы не обязаны, и я не считаю, что крупные интернациональные компании могут быть полностью зависимыми от выбора наций. Если Россия хочет работать с Total, если ей это нужно, она будет с ним работать. Уже давно эти предприятия не национальные, не частные предприятия. Мы как государство должны навязать им определенные рамки – вы хорошо себя чувствуете на французском рынке, вы владеете французскими капиталами, мы ожидаем от вас минимального уважения. И я не понимаю, почему мы по отношению к странам, которые не соблюдают правила демократии, не можем сказать: вы не можете выйти на французский или европейский рынок, потому что вы не соблюдаете фундаментальные правила. Спасибо, нет. Вы сможете вернуться, когда улучшите эти условия. И я считаю, что так мы можем поступить и по отношению к России.