Михаил Борщевский о Brexit: «Если прохудилась крыша, то разве нужно бросать дом?»

Прошел месяц после исторического решения Великобритании о выходе из Евросоюза. О том, каковы могут быть последствия Brexit’a, и о том, какую роль в этом процессе сыграли глобализация и сепаратизм, рассказывает главные редактор британского журнала Herald of Europe, профессор Михаил Борщевский.

Reuters

Михаил Борщевский: Статья, которую я вам сейчас показываю, называется «Глобализация и сепаратизм». Это были утренние размышления по окончании референдума в Великобритании, записанные через три часа после того, как это случилось, и в тот же день опубликованные на сайте журнала «Вестник Европы». Тема «Глобализация и сепаратизм» — а Brexit является одной из форм этого сепаратизма, его явных проявлений, — занимает меня уже не первый год. Я начал ею заниматься задолго до того, как даже была задумана программа Brexit’а.

Впервые сообщение господина Дэвида Кэмерона о том, что надо проводить референдум о выходе Великобритании из Евросоюза, прозвучало в 2011 году. Тогда, во время очередной выборной кампании, ему хотелось любой ценой сохранить кресло премьер-министра, и он пообещал нации реструктурировать отношения с Евросоюзом и провести референдум о нахождении Великобритании в ЕС не позднее 2016 года. Очевидно, что, давая подобные обещания, господин Кэмерон не мог предвидеть многие из тех событий, которые произошли за последние пять лет. Я имею в виду и беспрецедентный рост исламского терроризма в Европе, и резкое увеличение числа мигрантов внутри Евросоюза и со стороны, и обострение национально-территориального синдрома самоидентификации разных групп населения в разных странах. Когда я говорю об обострении синдрома самоидентификации, я имею в виду то обстоятельство, когда общественное мнение склоняется к позиции, что «мы — это мы, русские, или англичане, и нам лучше самим по себе, а все остальные мешают».

Кампания по разъяснению возможных последствий выхода началась относительно недавно, максимум за три месяца до самого голосования, и она не была достаточно развернутой. Никто всерьез не объяснил СМИ и самим массам даже такие очевидные вещи, как возможность долговременной экономической рецессии и распада Великобритании вследствие неотвратимого выхода из ее состава Шотландии и, возможно, Северной Ирландии и Гибралтара. В результате мы имеем расколотое общество.

Премьер-министр вышел (после референдума — прим. RFI) и сказал: «Нация сказала свое слово». «И мы будем едины как никогда», — сказала уже новый премьер-министр Тереза Мэй. Ни то, ни другое не соответствует действительности. Во-первых, это не нация сказала, а половина нации, в лучшем случае. Во-вторых, как в условиях этого раскола можно говорить о том, что теперь мы будем едины как никогда? С моей точки зрения, это популистские высказывания. Везде — это касается не только Великобритании, но всего мира, взгляните хотя бы на Дональда Трампа или Хиллари Клинтон — люди, которые идут занимать руководящие должности в политике, говорят то, что от них хотят услышать. Причем, если еще несколько десятилетий тому назад многие из них говорили не только то, что от них хочет услышать улица, но и то, что от них хотят услышать те социальные группы населения, которые являются главным мотором экономики, или те социальные группы населения, которые в силу своего образования могут глубже видеть последствия, то сегодня желание потрафить голосу улицы доминирует. Поэтому, когда мы видим и слышим то, что видим и слышим, то все сожалеют о том, что время героев в политике, которые могли не стесняясь нарушить политическую корректность, таких как госпожа Тэтчер, господин Рейган или господин Коль, прошло.

RFI: Почему, как вы думаете?

Я думаю, что этому в большой степени способствовало то обстоятельство, что бюрократия, в частности евробюрократия и бюрократия каждой отдельно взятой страны, как в Европе, так и за ее пределами, понимает, что для того, чтобы самовоспроизводиться расширенно, ей нужно получить на свою сторону мнение именно большинства. Несдерживаемый и неконтролируемый в достаточной степени рост бюрократии вызван тем, что давным-давно описано в науке как эффект самоорганизующихся систем. Бюрократии разного рода являются наивысшим достижением самоорганизующихся систем внутри человеческого сообщества. Существуют самоорганизующиеся системы внутри разных биологических видов и даже техногенные самоорганизующиеся системы. Но вот внутри человеческого сообщества люди, получающие в свои руки те или иные формы власти или возможности распоряжения ресурсами, всегда склонны к самоорганизации. Самоорганизации такого рода требуют расширенного воспроизводства. Расширенное воспроизводство в условиях демократии требует обращения к голосу масс, то есть к голосу улицы, а улица, как известно, приблизительно всегда требует одного и того же.

Получается, что демократия не создала никаких механизмов, которые сдерживали бы бюрократию?

Зачатки таких механизмов есть, они заложены в самой выборной системе. Но посмотрите, сколько лет у нас господин Баррозу был главой Евросоюза — почти два десятка лет. Более того, если вы посмотрите не только на касту политиков, а, например, на банкиров, которые руководят в большой степени судьбами мира в силу того, что они отвечают за финансовые потоки, за развитие финансовой массы, за ее спады и подъемы, — кто контролирует их выборность? Они могут сидеть не одну каденцию, а пять, шесть или восемь. Возьмите оборонные структуры или структуры правопорядка: в них сменяемость — сложная проблема. Итак, я хотел сказать, что выбор, который был произведен, не был неизбежным. Он мог бы быть другим, если бы произошло своевременное подробное ознакомление людей с последствиями их собственных решений и с мерой их личной ответственности, которая неизбежно возникнет — когда ситуация с экономикой ухудшится, когда начнется, не дай бог, большая безработица, когда пойдут более серьезные столкновения между социальными и социально-национальными группами. Феномен личной ответственности возникает, потому что ты должен отвечать не только за себя, но и за свою семью, своих близких, за своих коллег. Наверное, нет нужды объяснять, что такая ответственность является обязательной частью любого свободного выбора в свободном мире.

Все, что вы перечислили: безработица и прочее, — вы считаете, что именно таковыми будут последствия Brexit’а?

Да, потому что когда людям говорили: «Мы вернем те 30 млрд, которые мы сегодня платим Евросоюзу, и пустим их, скажем, на укрепление системы здравоохранения или системы образования, охраны порядка», — это, мягко говоря, не соответствует действительности. Они думают, что эти 30 млрд покроют потери. Нет, конечно, потери будут гораздо больше. Даже если процесс выхода пойдет относительно мягко, все равно все остальные игроки клуба под названием Евросоюз, для того, чтобы не возник эффект принципа «домино», будут стараться сделать так, чтобы не смягчить выход Великобритании, а, наоборот, сильно его ужесточить. Соответственно, мы можем ожидать очень серьезных изменений в области торговых пошлин, в области доступа к финансам на рынке займов и даже в том, что просто называется территориальным разделением труда.

Скажем, у нас сегодня существует развитая автомобильная промышленность, в значительной степени принадлежащая владельцам из-за рубежа, в том числе из стран Евросоюза. Я думаю, что условия их бизнеса резко ухудшатся, и, может быть, им придется какие-то из своих предприятий закрывать. Сильные затруднения будут не только в получении кредитов из-за рубежа, но и в пересмотре торговых договоров с огромным количеством стран — более 50 стран.

Мы, британцы, здесь пока еще не почувствовали повышения стоимости жизни, включая покупку товаров, услуг, сервиса и так далее, но мы почувствуем. Уже мы видим, как определенным слоям из стран Восточной Европы, которые занимают здесь в основном рабочую нишу иммигрантов, уже приходится сворачиваться и уезжать. Например, произошедший буквально через неделю после голосования разгром польского культурного центра в Хаммерсмите вызвал желание у очень многих поляков уехать, я это знаю. Это люди, которые заняты в сфере строительства, сфере сервиса. Я уверен, что из числа голосовавшего автохтонного британского населения очень мало будет желающих занять именно эти рабочие места. Разумеется, такое последствие, как отток за рубеж значительной части молодых образованных специалистов, к сожалению, это тоже немаловажная проблема. Но самое главное — то, что мы не можем измерить в материальных потерях, это и относится к противостоянию двух тенденций: глобализация и сепаратизм.

Конечно, мы понимаем, что глобализация несет не только позитивный эффект, связанный с широким распространением новых технологий, с широкими возможностями перемещения людей, товаров и услуг. Глобализация касается всего: как положительных процессов, так и отрицательных: глобализация терроризма, глобализация наркотиков и так далее. К сожалению, это процессы неизбежные, но тем не менее в целом, когда мы говорим о глобализации, это неизбежность. Сегодня говорится, дескать, давайте разбежимся по углам. В последнее время в прессе это принято называть «реконструкции центров влияния в мире». Это все слова, которые закрывают реальность. Реальность заключается в том, что усиление сепаратизма и, в том числе, не дай Бог, распад таких больших образований, как Евросоюз, приведет, разумеется, к увеличению всех локальных конфликтов. Во-первых, если бы Европа распалась, каждой стране пришлось бы бороться отдельно с тем же мусульманским терроризмом, а у большинства стран просто нет возможностей для этого. Это мировое зло, а с мировым злом надо бороться всем миром. Причем не только с мусульманским терроризмом, любой терроризм — мировое зло.

Что за этим последует? Давайте вспомним, что когда в 1946 году величайший премьер-министр этой страны, сэр Уинстон Черчилль выступал в Цюрихе, он сказал, что нам нужно как можно скорее организовать нечто подобное Соединенным Штатам Америки, и главной целью этого объединения является предотвращение новых возможных конфликтов и столкновений на нашем материке. Когда в начале 90-х годов случилась Гражданская война в Югославии, для меня лично это была гигантская травма просто потому, что я понимал, что создание такого прецедента — войны в центре Европы — безумно опасно для европейского будущего, и мы еще не до конца пожали негативные последствия этого. Вот эти отдаленные последствия — это самое страшное. Если сегодня не попытаться поставить некоторую преграду сепаратизму разного рода, то мы получим ситуацию, в высшей степени опасную.

Мы говорили сейчас о Великобритании, но все-таки в каждом разводе ответственность несут обе стороны. Очень много раз я слышала, что теперь это послужит уроком для европейской бюрократии, которая, несомненно, тоже виновна в том, что произошло. На ваш взгляд, какой-то урок будет из этого извлечен с европейской стороны?

Уроки бывают разные. Бюрократия может извлечь этот урок таким образом, чтобы избежать возможных повторов подобного рода отторжения и сохранить все свои привилегии. Либо она может извлечь из этого урок таким образом, чтобы ограничить самое себя. Только пойдет ли она на это? Скорее всего, нет. Поэтому тут важно, чтобы было проявлено большое усилие людей, политиков из каждой отдельно взятых стран.

Недавно я выступал в Швейцарии на одной финансовой конференции, это было как раз за несколько дней до Brexit’a, и у меня спросили, что я думаю по этому поводу, хотя я выступал по совершенно другой теме. Я тогда сказал: «Если у вас в доме прохудилась крыша, вы что, бросите дом, будете менять его, или чинить, менять крышу?». Менять крышу надо, безусловно. В этом смысле реконструкция бюрократии необходима. Может быть, это и должно было стать предметом очень широкого обсуждения — не обязательно в форме референдумов, потому что задавая огромному количеству людей всего лишь один вопрос «Вы за или против?», вы раскалываете общество. Чтобы люди могли подробно высказаться, им нужно объяснить, о чем идет речь. Спросите людей: «Что, с вашей точки зрения, должно подлежать изменениям?» Это может быть серия глубоких социологических опросов, экономико-финансовых аналитических программ и исследований, но это не должна быть популистская истерика. Сегодня мы присутствуем при истерике с обеих сторон, и вот это крайне неприятно. Нужно обладать достаточно здравым, спокойным рассудком и принимать решения, взвесив максимальное количество факторов о том, каким образом и в какую сторону можно реконструировать бюрократию, но, безусловно, это можно и нужно сделать.