«Франция останется Францией»: почему французы считают светскость своим национальным достоянием
Пятую годовщину терактов в «Батаклане» и на террасах парижских кафе Франция встречает на фоне новой волны террористических атак и антифранцузских демонстраций в ряде мусульманских стран. Принципы свободы слова и светского государства президенту Франции Эмманюэлю Макрону недавно пришлось объяснять в интервью катарскому телеканалу Al Jazeera. Что такое светское государство по-французски — в материале RFI.
Опубликовано:
«Франция останется Францией»: светское государство и карикатуры
Во Франции в последние недели произошла серия исламистских нападений: атака у бывшей парижской редакции «Шарли Эбдо», убийство учителя в Конфлане и убийство трех человек в католическом соборе Ниццы. После слов Эмманюэля Макрона о том, что во Франции продолжат отстаивать светское государство и в том числе право на карикатуры в некоторых мусульманских странах вспыхнули антифранцузские протесты. Во Франции светскость считается национальным достоянием, у нее даже особое «национальное» название — laïcité, лаицизм.
«Лаицизм в нашей Республике это в первую очередь выражение нашей свободы. Потому что светскость позволяет каждому исповедовать религию по своему выбору или не исповедовать никакую — согласно его убеждениям. Республика признает все религии и не ставит на первое место ни одну. Наконец, светский характер нашей Республики — это еще и братство. Потому что все люди, женщины и мужчины, какие бы ни были у них верования и взгляды, заслуживают равного отношения и равного уважения. Поэтому во Франции школа Республики светская. Лаицизм гарантирует всем ученикам и на всех уровнях — образование, посвященное только культу знаний и науки, что выковывает свободный и открытый миру разум».
Робер Бадентер, знаменитый французский адвокат, бывший министр юстиции, добившийся в 1981 году отмены во Франции смертной казни.
«Все французы учат в школе, что в XVIII веке во Франции людей все еще убивали по религиозным причинам и что Вольтер начал писать тексты и письма, чтобы защищать этих людей даже уже после того, как они были казнены, — отмечает в интервью RFI французский историк Сесиль Вессье. — Если мы, французы, во французском обществе хотим жить вместе, лучше, чтобы религиозные вопросы не играли слишком большой роли в публичном пространстве. Пусть у каждого будет своя вера, своя религия, но пусть государство никого не убивает на религиозной почве. Конечно, такого исторического процесса не было ни в арабских странах, ни в России. Поэтому им действительно трудно понять наши представления о лаицизме».
Существует заблуждение, что светское государство урезает свободу для верующих. Но в действительности светское государство увеличивает свободу для всех: как для верующих, так и неверующих, чьи права которых легко попираются при режимах с официальной религией.
Свобода вероисповедания не безгранична — она проходит по той же линии, где начинается свобода других, даже если она выражается в форме богохульства. И светское государство, разумеется, борется с религиозным экстремизмом, с одной стороны, и попыткой запретить исповедовать какую-либо религию — с другой стороны.
Во Франции светскость — это еще и важнейшая часть образования в государственных школах. С 2004 года во французских школах запрещено носить любую атрибутику, которая явно говорила бы о религиозной принадлежности: ребенок не может прийти в государственную школу в хиджабе, в кипе или с нательным крестиком, который будет заметен.
Десятилетия республиканской борьбы
Франция давно выбрала светский путь. Старый порядок (абсолютная монархия) был уничтожен во время Великой французской революции. В Декларации прав человека и гражданина 1789 года говорится, что никто не должен быть притесняем за взгляды, даже религиозные, если их выражение не нарушает закон. Целью, которую преследовали революционеры, в первую очередь было взять под контроль Церковь, а не обеспечить права на вероисповедание. Французская революция носила, разумеется, антиклерикальный характер: тогда был отменен Григорианский календарь, а католические церкви превращали в «храмы Разума», а потом в «храмы Верховного существа».
Но довольно скоро революционное антицерковное движение пошло на спад. При Наполеоне было заключен компромисс с Ватиканом, так называемый конкордат. Он определял отношения между разными религиями и французским государством в течение целого столетия. Однако в XIX веке Франция разделилась на сторонников доминирования католицизма и сторонников светского государства. Уже в 80-х годах XIX столетия последние получили перевес: школа в республике стала светской благодаря реформам Жюля Ферри.
В начале XX века Франция стала светской в современном понимании. В 1905 году был принят закон о разделении церквей и государства. Упор при этом был сделан на свободу вероисповедания — тогда это оказалось компромиссом.
Еще в ту эпоху — конце XIX начале XX века — благодаря науке и технологиям католицизм уже терял свои позиции. И активно продолжил терять их в XX веке — особенно после студенческих волнений 1960-х. Вторая религия Франции — ислам — следовала обратной динамике и сейчас продолжает укрепляется в религиозном пейзаже Франции.
Два похода к лаицизму
Когда религиозная расстановка сил меняется, обостряется полемика между двумя подходами к лаицизму. Первый подход — либеральный — делает упор на свободу вероисповедания. Его сторонники выступают против запретов на религиозную атрибутику в госучреждениях и в общественном пространстве.
Оппоненты этого подхода — сторонники более жесткой светскости — считают, что общественное пространство необходимо сделать как можно более «нейтральным», а религии полностью «сослать» в частную сферу. Вот уже многие годы представители обоих подходов спорят: нужно ли ввести дополнительные меню без свинины в школах? Можно ли устанавливать рождественские ясли в мэриях? Нужно ли отменить национальные праздники Вознесения и Всех святых? Или отменять их не нужно, а следует к ним добавить мусульманские и иудейские праздники? И так далее.
Во Франции существует свобода на вероисповедание, однако разделение церкви и государства является довольно жестким, в отличие от США или России. Французским госслужащим — полицейским, судьям, школьным учителям — запрещено носить религиозную атрибутику. Во Франции невозможно себе представить, чтобы президент при инаугурации давал клятву на Библии, как это происходит в Соединенных Штатах. Или чтобы представителей религиозных культов постоянно звали на политические ток-шоу на государственных каналах для обсуждения таких вопросов, как аборты или однополые браки — что происходит в России. Или представить себе президента Макрона со свечой на пасхальной или рождественской службе в прямой трансляции французского государственного телеканала. Хотя и США, и Россия, по Конституции, — светские государства.
Тем не менее, по закону о СМИ, эфиры государственных телеканалов должны выделять эфирное время на религиозные телепрограммы для представителей всех конфессий. «В законе о СМИ есть положение, что государство и СМИ должны иметь определенное количество религиозных передач, и что эти передачи должны касаться абсолютно всех религий. В этом смысле государство показывает, что оно не против религий, но не афиширует (и президент еще меньше), свою религию, есть ли она», — отмечает Сесиль Вессье.
Границы свободы слова и «Шарли Эбдо»
Еженедельник «Шарли Эбдо» постоянно обвиняют в «кощунстве», «святотатстве», «богохульстве», однако таких понятий во французском законодательстве нет. «Шарли Эбдо» всегда делал рисунки на любые темы — в том числе на тему Холокоста. Карикатуры всегда связаны с актуальными новостями: газета комментирует разные события со своих позиций так же, как и все остальные издания.
Не стоит забывать и том, что «Шарли Эбдо» — нишевое издание, несопоставимое по аудитории с другими французскими СМИ вроде Le Monde, Le Figaro или Libération. Пик популярности «Шарли» пришелся на 1970-е, напоминает Сесиль Вессье. «Эта газета широко продавалась в 1970-е годы. Тогда это было очень модно. В редакции работали известные люди. Мы знали всех, кто был убит в 2015-м году, потому что 40 или 35 лет назад они были звездами. Но им было 80 лет. До теракта редакция существовала с трудом. Мое поколение, я думаю, эту газету не покупало. Следующие поколения — еще меньше, — объясняет историк. — Когда случился теракт, почему люди стали говорить: «Мы — Шарли Эбдо»? Потому что даже если тебе не нравятся рисунки, тебе еще меньше нравится, когда людей убивают за то, что они их рисуют».
Внимание к тому, что делает «Шарли Эбдо», действительно начало расти уже после терактов 2015 года, в особенности за рубежом. Тогда карикатуры издания становились объектом комментариев российских официальных СМИ и МИД РФ, хотя трудно себе представить, что до 2015 года в российском внешнеполитическом ведомстве могли интересоваться публикациями «Шарли». Пять лет спустя исламские радикалы используют эти публикации в своих манипулятивных целях.
Однако речь идет не только об антифранцузских демонстрациях в мусульманских странах. Вопрос «нужно ли продолжать делать карикатуры, которые вызывают болезненную реакцию у некоторых верующих?», появляется и у самых либеральных политиков. Канадский премьер-министр Джастин Трюдо на вопрос о карикатурах на пророка Мухаммеда ответил, что «свобода слова не безгранична».
«В первую очередь мы всегда будем защищать свободу слова. Это право, защищаемое нашими хартиями о правах и свободах. Это ценность и фундаментальный принцип любого свободного общества. Мы всегда будем его защищать. Но свобода слова не безгранична. Нельзя, например, кричать "пожар" в переполненном кинотеатре, всегда есть пределы. Но в плюралистическом обществе, в обществе, где есть различия и где проявляют уважение — как у нас — мы должны отдавать себе отчет — какое воздействие могут произвести наши слова, наши жесты на других. И особенно на общины, которые до сих пор подвергаются большой дискриминации в системе, которая продолжает эту дискриминацию проявлять. Поэтому мы всегда будем защищать свободу слова. Но мы обязаны действовать с уважением к другим и стремиться не причинять произвольно или необоснованно вред тем, с кем мы делим общество и планету».
Джастин Трюдо, Премьер-министр Канады
Эти слова Джастина Трюдо вызвали во Франции полемику. Как и заявление архиепископа Тулузы о том, что «нельзя безнаказанно насмехаться над религиями», и что показ карикатур на уроке —это «подливание масла в огонь».
Как отмечает Сесиль Вессье, открытым по-прежнему остается вопрос об ответственности, как личной, так и коллективной.
«Вопрос об ответственности — это самый серьезный вопрос. Лично я — за свободу слова, которая существует во Франции, где можно писать обо всем, все рисовать, если, конечно, ты не призываешь к убийствам и противозаконным действиям. Хотя эти карикатуры мне не совсем по вкусу. Конечно, те, кто приезжает жить во Францию, должны принимать ту культуру, которая создалась здесь за много лет. Ведь такие карикатуры были уже сто лет назад. Но самый важный вопрос, на который у меня нет ответа: должны ли мы обязательно показывать эти карикатуры на всех зданиях Франции? Мы, конечно, можем. Но мы понимаем, что, скорее всего, появится какой-то мальчик, который только что приехал во Францию, не очень понимает, где он находится, который почувствует, что мы таким образом оскорбляем его бога и что его долг — отомстить всем за это. Мне кажется, что каждый человек, который показывает или распространяет эти карикатуры, должен думать о своей ответственности: не чтобы запрещать, а чтобы понимать, что есть люди, которые могут отрицательно на это реагировать. Это не значит, что должны быть запрещающие законы. Это значит, что мы все должны обращать внимание на то, как молодые люди реагируют на какие-то вещи, которые они, возможно, не совсем понимают».
Сесиль Вессье, историк
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться