Лечить в убежищах под обстрелами: как украинский врач-волонтер работает с коллегами на деоккупированных территориях
До полномасштабного российского вторжения 27-летний украинский кардиолог Богдан Авраменко работал в частных медицинских центрах. После 24 февраля 2022 года он стал медиком-волонтером. Украинской редакции RFI Богдан рассказал об особенностях работы врачей на деоккупированных и прифронтовых территориях, сложностях с эвакуацией гражданских лиц, а также о международном медицинском сотрудничестве.
Опубликовано:
Богдан Авраменко родом из Донбасса. До войны он работал кардиологом в двух частных медицинских центрах Киева. Сегодня Богдан — участник украинско-израильской инициативы волонтеров-медиков «FRIDA Ukraine». Он уже участвовал в более чем 50 выездных миссиях, оказывал помощь украинцам в Черниговской, Харьковской, Киевской, Херсонской, Сумской, Донецкой, Николаевской областях и в Днепре.
Недавно Богдан стал координатором проекта мобильных клиник, который запустили в Харьковской области «FRIDA Ukraine» совместно с польской НКО Polska Misja Medyczna (Польская медицинская миссия). Все врачи выезжают в освобожденные от российской оккупации города и поселки на волонтерских началах в свободное от работы время. В команде 20 – 25 врачей разных специальностей, которые уже провели более 45 тысяч консультаций.
RFI: Насколько ваша обычная работа врача отличается от медицинской волонтерской деятельности?
Богдан Авраменко: Честно сказать, наша организация как маленькая семья. И мы как-то друг друга постоянно поддерживали. Однако, конечно, это совсем не то, что ты видел у себя в кабинете.
Было очень тяжело, потому что было достаточно пациентов, которые нуждались в каких-то специфических лабораторных обследованиях для установления правильного диагноза. Но, к сожалению, сначала мы были очень ограничены в ресурсах даже в крупных городах. Мы не могли найти лабораторию для проведения обследования пациентов, чтобы подтвердить диагноз.
Эмоционально было очень сложно, потому что почти каждый пациент (особенно когда только закончилась оккупация) рассказывал не о том, как он болеет. Нам не жаловались на здоровье. Пациенты просто могли плакать на приеме из-за того, что был разрушен их дом, у кого-то погибли родственники. Тогда мы пытались поддерживать психологически, потому что это один из наших приоритетов на оккупированных территориях.
Но и все-таки это было по-другому: когда ты принимаешь пациентов, например, в каком-нибудь бомбоубежище, а там где-то — взрывы, там что-то стреляет.
Как боролись со страхом?
В начале страха не возникало. Возможно, потому, что уже знали, что такое взрывы, прилеты, разрушения. И как-то уже не замечали.
Что было самым тяжелым в медицинских миссиях на освобожденных от оккупации территориях?
Если говорить о самом тяжелом моменте, пожалуй, это общение с детьми, живущими очень близко к линии фронта. В большинстве случаев это регионы Донецкой и Харьковской областей. Для меня дети лучше всего отражают реальность. И вот дети восьми, девяти, десяти лет не выглядели на свой возраст умственно, интеллектуально, эмоционально.
Потому что эти дети слышат взрывы, видят прилеты. У некоторых детей гибнут родители. Наверное, самым горьким для меня как врача был разговор с девятилетним ребенком, которому как будто уже давно за пятьдесят. Он оценивает мир совершенно по-другому.
Трудно было, когда ты в бронежилете, в каске, защищенный едешь в автомобиле, а там просто дети гоняют мяч по улицам Бахмута или Купянска. И для них взрывы – это что-то нормальное и привычное.
С какими болезнями чаще всего приходилось иметь дело?
С совершенно разными. Однако любая патология может быть связана со стрессом. Люди долгое время находились в убежище, они днями, неделями не выходили. После этого они не получали медицинской помощи, и заболевания становились очень запущенными. Медики в данном случае говорят о «декомпенсированных пациентах». То есть люди имели довольно простые заболевания, артериальная гипертензия, например. Но без должной помощи болезнь развивалась во что-то более тяжелое.
Один-два пациента постоянно были с острыми состояниями, их мы госпитализировали в больницы. Это инфаркты, инсульты. У пациентов часто бывали внутрикишечные кровотечения и инфекционные заболевания. Тяжелые осложнения после гриппа, ковида.
Вам приходилось лечить людей в бомбоубежищах?
К большому сожалению, там, где мы работали, нет другого места для приемов, потому что там тревога не прекращается, обстрел возможен в любой момент. Мы постоянно принимали пациентов в разрушенных больницах. Там мог остаться целым лишь частично первый этаж и бомбоубежище в подвале больницы или какого-нибудь дома рядом. Люди обычно там так и живут.
Вы также занимаетесь эвакуацией гражданского населения. Как это происходит?
Есть два варианта развития событий. Или эвакуация пациентов, которых мы продиагностировали во время приема. И мы говорим о том, что выезжать нужно не только из-за боевых действий, но и по состоянию здоровья.
А второй вариант медицинской эвакуации, когда к нам обращаются пациенты или родственники пациентов, которые уже договорились о дальнейшем лечении где-то далеко и которые нуждаются в выезде. Тогда мы приезжаем на карете скорой помощи и везем пациента в больницу.
Также мы практикуем эвакуацию пациентов за границу. У нас есть партнеры в Германии, в Израиле. Они полностью принимают на себя лечение этих пациентов.
Насколько сложно уговорить людей, которые не хотят уезжать из собственного дома?
Сложно, очень сложно. Особенно, когда это пациенты очень преклонных лет. Или когда родственники не понимают критичности ситуации. После разъяснений пациенты в основном соглашаются, но уходит много времени и сил на то, чтобы их уговорить. Они боятся, что не смогут вернуться домой, что кто-то ограбит их дома, что будет вражеский прилет и у них ничего не останется.
Во время медицинских миссий или эвакуации вы не попадали под вражеские обстрелы?
Под обстрелы попадали, но никто не пострадал. Когда мы приезжаем на место, мы стараемся делать это максимально незаметно, потому что мы всегда — цель. Были прилеты несколько раз прямо радом с нами, в 200 метрах. Но из наших врачей никто не пострадал. Нас Бог оберегает.
Можно ли прогнозировать, что будет после окончания активной фазы войны на деоккупированных территориях со здоровьем жителей? Насколько нужны будут там такие медицинские миссии, как ваша?
Мы это прогнозировали, делали собственные расчеты. Из того, что мы видим, потребность в таких врачебных миссиях в Украине будет даже значительно выше, чем сейчас. Потому что, согласно официальной статистике минздрава, более тысячи учреждений здравоохранения были разрушены.
Невероятное количество врачей уехало с этих территорий. И вероятность, что все они вернутся, очень минимальна. Потому после деоккупации территории увеличится и количество пациентов. А врачей не так много, поэтому после войны они будут иметь гораздо больше работы, чем сейчас.
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться