«Самое страшное — выйти из дома»: жительница Харькова Илона — о том, как она с родителями стала беженкой в Европе
По данным ООН, с начала полномасштабной войны Украину покинули уже более четырех миллионов человек. Большинство беженцев приняла Польша. В середине марта Варшава и Краков заявили, что уже не могут больше принимать беженцев. Многие украинцы транзитом через Польшу направляются в другие страны Европы. Евросоюз предоставляет им бесплатные билеты, питание и ночлег. Русская служба RFI поговорила с преподавательницей из Харькова Илоной, которая вместе с родителями в начале марта покинула родной город и, проехав через всю Европу, добралась до Португалии.
Опубликовано:
Первые дни войны
«Нас трое — я и мои родители, мы все живем в одном доме, но на разных этажах. 24 февраля я пришла к родителям в девять утра, и они мне сказали, что началась война. Я вообще не интересуюсь новостями и подумала, что это фейк-новости. Только накануне мы говорили с моими коллегами-преподавателями в разных странах, что мы не верим в то, что Европа говорит, что что-то начнется у нас. И Путин тем более в среду [23 февраля] сказал, что никто ни на кого нападать не будет, что все в порядке. Но в ночь на 24-е все стало грохотать.
У нас такая запасливая семья — хоть мы и не знали, что война будет, но у нас всегда был полный холодильник. Слава богу, мы запаслись едой накануне. Так что в течение первой недели проблем с едой, с водой мы не испытывали. У нас за неделю была и вода в кранах, и свет, и интернет, и газ. Наши соседи периодически бегали от всех этих звуков на нулевой этаж. Мы один раз туда сходили. Условия там были жутчайшие, неподготовленные к войне: во-первых, запах, во-вторых, нервозность — собаки, кошки, дети — все плачут, все кричат. Мы поняли, что это не наш вариант, и мы там умрем просто от стресса и психологического давления, даже если бомба туда не попадет. Поэтому, когда мы слышали все эти звуки — ракеты, бомбы и микс из этого всего — то прятались в ванной. Я помню свои чувства ночью, когда этот звук, когда он спускается, буквально секунды этот звук, и думаешь, боже-боже, хоть бы не сегодня, хоть бы не в наш дом, хоть бы куда-нибудь в поле, где никого нет.
Но когда прошла неделя, мы поняли, что холодильник пустеет и уже скоро будет нечего пить. Стало понятно, что все это затягивается, ничего не улучшается, а ухудшается, кругом все грохочет и все безрадостно. На восьмой день со светом уже начались проблемы. И мы решили, что надо куда-то ехать. Но родственников у нас нигде нет. У нас были родственники в Луганской области в городе Счастье. Но к тому времени 80% Счастья уже не было, и ни они к нам, ни мы к ним — никто ни к кому не мог переехать. Поэтому мы собрали все вещи, сколько могли, прочитали в интернете, что ни в коем случае в Харькове нельзя заходить в поезд с обычным багажом. Потому что это место багажа в 23 кг занимает очень много места и вместо него могла бы поместиться чья-то собака, например. А в кульках много не унесешь — тяжело и неудобно. Но что делать!
Отъезд из Харькова
5 марта мы решили выезжать, обзвонили 20 таксистов, но никто не соглашался нас довезти. Потому что у людей уже не было бензина. И никто ни за какие деньги не хотел нас везти. Согласился только один человек, которому мы в итоге заплатили 2000 гривен вместо обычной суммы в 80 гривен. Но жизнь дороже. Ехали мы медленно, потому что боялись попасть на растяжку и взорваться.
Самое тяжело было — это выйти из дома. Потому что у нас было такое впечатление, что случилось что-то с конечностями. Мы не выходили все эти дни из дома, жили в ванной. Я в ванной вела занятия с учениками, чтобы не сойти с ума и чтобы как-то отвлечься. У меня и ученики, которые в Украине и также прятались где-то и выходили на занятия. Лучше так, чем сидеть и ждать, пока умрешь. Так что самое тяжелое — покинуть дом, когда не знаешь, вернешься или нет, что там будет с домом, разбомбят ли, придут ли мародеры… И после того, как ты живешь в ванной и читаешь в новостях, как вокруг стреляют, бомбят, а потом выходишь на улицу и видишь свет, то в начале это страшно. Но все равно выходишь из дома, садишься в автомобиль и думаешь, куда смотреть — то ли на эти растяжки, из-за которых ты можешь взлететь в небеса, или же в бинокль смотреть, едут ли танки или нет, или пускают ракеты или нет. Потом видишь людей с автоматами, думаешь: умрешь — не умрешь.
На вокзале мы встали в общую очередь, простояли там много часов. На вокзале другая проблема — скопление людей, начинают бомбить и вместо того, чтобы заходить в поезд, прячешься у колонн вокзала. Потом уже надоедает бояться, думаешь, где страшнее: в поезде, который бомбят, или возле этой колонны, прикрепленный к которой может быть так и умрешь. На первый поезд мы не попали, попали на второй поезд, который шел до Львова, и мы этому были рады, потому что мы как раз во Львов и хотели. Все было абсолютно бесплатно. Нам не достались сидячие места, потому что кондуктор не хотел пропускать моего папу, которому даже уже и не 60 лет, а 67. Он сказал, что в начале заходят только женщины и дети, а потом, если останется место, то и мужчины зайдут. И пока мы просили, чтобы нас пустили, места нам достались уже только в тамбуре. Сел в поезд — вроде бы уже не так страшно. Поезд ехал 22 часа — это очень долго по сравнению с обычным временем.
В этот день, как специально, испортилась погода. Хотя предшествующую неделю, пока мы не выходили из дома, была хорошая погода. А 5 марта пошел снег, было очень холодно, а мы оделись не по погоде, потому что думали, что уже весна началась. Сначала мы пытались стоять в тамбуре, но не выстояли и пришлось сесть прямо на снег, который набился в тамбур. Мы промерзли, переместились в проход возле самих купе. Через нас все ходили, приходилось постоянно вставать — всех пропускать. Ни о каком сне и отдыхе и не шла речь. Только мы проехали два часа, была Полтава, и люди с улицы буквально атаковали этот поезд, там стояли военные с ружьями, и мы думали, будут стрелять, чтобы люди не разломали этот поезд. В итоге поезд был переполнен, и в него уже никого не пустили.
Когда мы приехали во Львов, там тоже была невероятная очередь. Еще и приехали цыгане, как нам объяснили — из Румынии — их было невероятное количество. И после бессонной ночи, 22 часа в поезде, нам надо было быстро собраться с мыслями и все свои ценности попрятать еще глубже, все сумки держать перед собой, потому что была вероятность, что останемся без них — все своруют. Люди пытались попасть на любой поезд в Польшу, лишь бы выехать из Украины. Наконец, приехал поезд, сев в него, мы не знали, куда мы едем. Никто не знал. То есть все люди понимали, что мы едем в Польшу, но куда конкретно — никто не знал.
Ехали мы очень долго, сначала вперед, потом в обратную сторону. За это время нам рассказывали такие ужасы, что мы поняли, что мы еще и в хорошей ситуации. По крайней мере, все втроем живы, ладно, что оставили там квартиры и все там бросили. А у людей остались и мужья, и сыновья. И остались люди, которые просто боялись выйти спустя 10 дней [с начала войны] и увидеть свет. Потому что им казалось, что, если они выйдут на улицу, их либо расстреляют, либо разбомбят. То есть они были с такими психологическими травмами, что просто боялись выходить. И их оставили в Харькове.
Польша
Наконец добрались до Хелма — это приграничный город в Польше. Встретили нас волонтеры. Встретили нас, сказать, что великолепно — это ничего не сказать! После того, как людей бомбят, после того, как люди стреляют друг в друга… Естественно, за 22 часа стояния в поезде до Львова, потом еще девять часов мы тоже стояли в поезде [в Польшу], в таком же проходе возле туалета, моим родителям стало плохо, обоим одновременно. Волонтеры зашли и увидели, что папе плохо, что мы обливаем его водой. Они сразу взяли инвалидное кресло и довели его до пункта, вызвали доктора, обращались с нами как с сокровищем, донесли все наши сумки, посадили, дали чай, еду, медикаменты, предложили ночлег, дали талоны на этот ночлег. Этот город Хелм был весь в украинских флагах, везде были объявления «помогите украинцам», сборы пожертвований и так далее.
Поселили нас — я бы сказала, что это такой пионерский лагерь, но очень комфортный, очень домашний. Немного далековато от вокзала, но в красивой местности, в деревне. Жили мы в спортивном зале все вместе. Условия — душ, туалет — все общее. Обращались с нами очень хорошо: сим-карты, если кому-то надо позвонить по-польски — пожалуйста, переведем; кушать нам готовили; если кому-то не хватало каких-то гигиенических вещей — пожалуйста, вот вам мешок шампуней, мыла, бесплатно пользуйтесь. Заботились о нас круглосуточно. Но мы вообще ехали в никуда и ни с чем, теплые вещи, которые у нас были — это те, что на нас. Поэтому мы решили поехать в страну, в которой более-менее тепло.
Когда едешь, тоже не можешь спать, потому что страшно. И накапливается этот страх, эта агрессия. И потом даже когда приезжаешь в страну, в которой безопасно, но ты же сразу за секунду не можешь выдохнуть и стать другим человеком, веселым и прыгать до потолка от радости. И сложно еще воспринимать доброту после всей этой агрессии, когда вокруг у людей умирали родственники, умирали сыновья, умирали животные — какое у них может быть состояние? Так что, если даже у тебя все в здравии, все равно ты это все вокруг видишь и через себя пропускаешь. И когда приезжаешь уже вроде как в безопасность, ты еще находишься в том состоянии «украинском», в котором ты был раньше. Есть такие люди, которых как-будто перенесли просто их тела в другую страну, в какой-то спортивный зал, они там лежат и не понимают вообще, где они. И с такими людьми мы в Польше тоже столкнулись — с нами были три девочки-подростка, которые приехали без родителей, одна вообще не разговаривала, не ела, не понимала, где она.
Западная Европа
Чуть-чуть мы побыли в Польше и поехали в Берлин. Единственный автобус, как нам сказали, который ездит между Польшей и Германией — это двухэтажный FlixBus. Добрались мы до Берлина неплохо, это не наш поезд украинский, который шел 22 часа, когда негде было сесть и холодно было. Тут был очень комфортный автобус, обходительный водитель, нервозность уже спадала, люди понимали, что они в безопасности и хорошо себя чувствуют, и все в порядке, можно продолжать двигаться дальше.
В Берлине нас тоже хорошо встретили. Волонтеры — это вообще такие самоотверженные люди, всем готовы тебе помочь, все сделать, хотя сами толком не спят, не едят. Помогали и людям, которые с собаками были — и чип поставить, и прививку, и к ветеринару. Многие люди были в инвалидных колясках. Кстати, те, которые везли с собой больших собак, или были с инвалидами, то они вообще без сумок были — только какие-то кулечки с вещами первой необходимости и все. Так что мы, конечно, пережили караул, но мы не жалуемся — были люди в гораздо худших ситуациях, чем мы. В Берлине мы пробыли совсем мало и поехали во Францию.
К тому времени мы практически не спали с 24 февраля, как и вся Украина. И когда ближе к ночи уже приехали в Париж, то были уже какие-то «полулюди». В Париже нас опять-таки встретили девушки-волонтеры — Ольга, Элла, Ксения, Элина. Они нас окутали своей любовью и в прямом смысле окутали нас пледами, дали нам поесть, попить, взяли нас под свое «теплое крыло» и помогали во всем. Они нам и таблетки дали, и все что нужно, все что хотите. Когда мы поняли, что сразу не уедем дальше, они нас заселили в хостел, там шикарные условия были, нам там выдавали талоны на еду, выдавали карточки на транспорт. Девчонки нам помогали, отвечали на вопросы 24 часа в сутки. Огромное им спасибо! В дорогу в Испанию нам дали пакет кремов, шампуней — все от чистого сердца. Когда тебя окутывают любовью и теплом, конечно же, вся эта адаптация проходит быстрее.
Дальше мы поехали в Испанию. Мы решили ехать дальше, потому что узнали, что во Франции будет временная защита, но не резидентство, плюс проблема в том, что мы по-французски не говорим. В Испании все было четко организовано, с одного поезда люди в костюмах «Красного Креста» нас передали на другой поезд, дальше нас забрали другие люди — все очень продуманно, сразу нам дали еду, поставили в очередь. Жили мы там в шикарнейшем отеле. У каждого из нас был свой номер. Единственное, кушали мы не в общем ресторане с туристами, а в специальной столовой.
Чем дальше мы ехали от Украины, тем меньше с нами оставалось других украинцев. И нас буквально минивэн подвозил до отеля. Мы хорошо отдохнули в этом отеле одну ночь, и утром у нас уже был поезд до Португалии. Правда, как оказалось, это было много-много поездов. По-моему, мы поменяли четыре поезда. Мы решили, что Португалия нам будет более комфортная страна по погодным условиям и плюс — это еще страна, которая сказала, что будет давать резидентство.
Чем дальше мы ехали, тем было легче, потому что люди вокруг нас уже были позитивно настроены, потому что они уже знали, кто к ним едет, они понимали, с какими трудностями они столкнутся, понимали, как себя вести. Ведь изначально их никто этому не учил. Может, они какой-то инструктаж там и проходят, но как можно пройти инструктаж по доброте? Как можно пройти инструктаж по отзывчивости? Это приходит с молоком матери и приобретается в течение жизни. И нам встречались только такие люди. И из-за таких людей мы сейчас живы, мы сейчас в здравии и можем двигаться дальше.
Связи с теми, кто остался в Харькове особо нет. Те знакомые, которые были, сейчас не отвечают, но они предупреждали, что тоже собираются уезжать. У тех, кто там остается, есть проблемы с интернетом и в целом со связью. Но если бы и была возможность связаться, то нам просто страшно спрашивать, страшно узнать, если вдруг что-то случилось. Лучше не знать».
***
13 марта, спустя восемь дней после отъезда из Харькова, Илона с родителями добралась до Лиссабона, где парижские волонтеры ей снова помогли устроиться в хостеле. Сейчас ее семья ждет официальных документов и ищет постоянное жилье. Всей семьей планируют продолжать работать. «Папа мечтает работать на сборе фруктов и овощей, — говорит Илона, — потому что [Португалия] — сельскохозяйственная страна». У нее самой сохранилась ее работа онлайн-преподавателя английского и норвежского.
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться