Как расследовать дела о фейках и о дискредитации армии: минюст РФ выпустил методички

2 августа стало известно о том, что Минюст РФ разработал и разослал по регионам методички для следственных и судебных органов – о том, как надо правильно расследовать дела о военных фейках и о дискредитации армии. Один документ объясняет, как проводить судебную лингвистическую экспертизу в уголовных делах о «публичном распространении заведомо ложной информации» – то есть о фейках. Второй посвящен «комплексной психолого-лингвистической экспертизе» в административных делах о «дискредитации». RFI обратилось за комментарием к руководителю Информационно-аналитического центра «Сова» Александру Верховскому.

Московский депутат Алексей Горинов в клетке суда 21 июня 2022 г. AP - Alexander Zemlianichenko

RFI: Когда гражданин постит что-то у себя в соцсетях, он должен, наверное, заранее понимать, по какой статье он может пойти – уголовной или административной. Потому что наказания несколько разные. Не могли бы вы немного прояснить, в чем разница фейков и, так скажем, суждений?

Александр Верховский: Не совсем так. Есть одна статья уголовная и одна пара статей – административная и уголовная. Уголовная статья 207.3 – это так называемая статья о фейках, именно о заведомо ложных утверждениях о деятельности вооруженных сил. Она пользуется не очень часто, скажем так. У нас сейчас известно примерно 70 уголовных дел. Это много, конечно, но не так много, как по другой статье. 

Другая статья – это в первую очередь административная статья, которая обычно называется сокращенно о дискредитации деятельности вооруженных сил. На самом деле в ней наиболее длинный состав. Это статья об оценочных суждениях, а не об утверждениях, о неких ложных фактах. Если человек делает это повторно (дискредитирует вооруженные силы), то после того, как вступило в силу первое административное решение, второй раз это будет уголовное дело. Если он это делает второй раз, когда еще не вступило первое решение в силу, то административное. Вот так устроено законодательство. Поэтому если пользователь в социальной сети или, собственно, не пользователь, потому что необязательно это про социальную сеть, это может быть где угодно, вплоть до разговора в очереди – человек рассуждает на тему использования армии за рубежом, а также деятельности государственных чиновников (там же за рубежом не только армии), то он, в общем, должен понимать, чем примерно рискует.

Он, конечно, гораздо больше рискует, если он делает некие фактические утверждения, потому что может оказаться с точки зрения суда, что эти утверждения были не просто ложными, но заведомо ложными, потому что он знал, что они ложные. На практике мы знаем это выглядит так: если это утверждение противоречит позиции, оглашенной Министерством обороны (или какого то другого официального источника), то считается, что человек не просто сообщил ложную информацию, но знал, что она ложная (как будто все читают все сообщения Министерства обороны), и тем самым, грубо говоря, оклеветал вооруженные силы.

Эта статья о фейках действительно влечет достаточно серьезное наказание. В простой версии это до трех лет лишения свободы. Если это (высказывание сделано – ред.) группой или по мотивам политической ненависти (которую в таком случае легко, честно говоря, добавить, потому что человек при этом какие-то критические замечания обычно добавляет в чей-то адрес), то это будет вторая часть, и там срок уже подрастает. До 10 лет можно лишиться свободы.

А если речь идет не о фактических, а оценочных высказываниях, то это обычно административная дело. По первому разу, по крайней мере. И вот эти методические указания, которые выпустил Минюст в июне месяце, и которые стали известны только сейчас, они касаются как раз двух этих разных составов.

Что касается состава от фейках, то здесь Минюст дал разумное разъяснение, которое сводится просто к тому, что должен быть назначен эксперт-лингвист. Эксперт не должен лезть в вопрос о том, какие там факты истинные, какие ложные, потому что это не его компетенция. Он должен просто сказать, было ли там вообще утверждение о факте, или если было, то этот факт имеет отношение к вооруженным силам или действиям чиновников за рубежом, или не имеет. Если да, то дальше следователь с этим фактом работает. И уже пытается доказывать, был он ложный или не ложный. Если ложный, то заведомо ли для обвиняемого он был ложным.

То есть в этом случае на эксперта возлагается хотя бы некая понятная миссия. К сожалению, на практике мы знаем, что не всегда, прямо скажем так, все бывает. Но, по крайней мере, инструкция Минюста такова. В случае же дискредитации ситуация гораздо хуже. Вообще эта статья очень плоха тем, что она вводит понятие из Гражданского кодекса. Дискредитация – это диффамация в адрес человека или юридического лица, которую переносят в кодекс административный и даже в уголовный. И не очень понятно, как ее там вообще интерпретировать на практике. Мы знаем, что очень широкий диапазон высказываний негативного свойства о действиях российских вооруженных сил в Украине интерпретируется именно как дискредитация. И какова же роль экспертов в этой истории?

С точки зрения вот этой методички Минюста считается, что должны быть привлечены эксперты – психологи и лингвисты – то есть два эксперта должны быть, которые должны сделать странную вещь. Эксперты не могут по закону отвечать на правовой вопрос, им нельзя задавать вопросы, которые соответствуют составу статьи. Это прямо запрещено. Поэтому нельзя спросить этих экспертов, были ли допущены публичные действия, направленные на дискредитацию использования вооруженных сил... далее по тексту. Вот так спросить нельзя. Но в методичке это обходится не очень элегантно, прямо скажем. Предпринята попытка обойти эту проблему, а именно: состав статьи делится на части. Дальше экспертам предлагается найти комплекс признаков, указывающих на наличие вот этого (то есть состава статьи). Фактически речь идет именно о том, что эксперт как раз и должен доказать, были ли в высказываниях человека, собственно, эти действия.

RFI: А какие это признаки?

Вот это они должны сами разобраться. Там есть такая табличка, но она довольно тривиальная. Если, скажем, человек негативно высказывается о вооруженных силах, это значит, что он выражает негативное отношение. То есть там вполне тавтологично все. И на самом деле не нужно быть никаким экспертом, лингвистом, психологом, чтобы понять, что человек выражает к чему-то негативное отношение. Но фактически речь идет о том, что содержательная оценка высказывания перекладывается с полицейского на экспертов, даже на двух сразу. А дело полицейского – только установить личность, что именно этот человек сказал. А всю остальную работу, получается, делают эксперты. Что конечно, противоречит позиции Верховного суда и вообще общему принципу того, как вообще должна использоваться экспертиза.

Фактически эксперты выступают здесь в роли расследователей что глубоко неправильно. При этом, как правило, честно говоря, высказывание оценить совсем не трудно, безо всякого эксперта. Если человек пишет, допустим, призывая вывести войска из Украины, это не значит, что он призывает препятствовать их использованию в Украине. Воспрепятствовать – это другое действие. Он призывает их вывести без всякого препятствования, просто посредством приказа или еще как-нибудь. Это другое действие. Не нужно быть лингвистом, чтобы понять эту разницу. Если человек пишет (чаще всего пишут) «Нет войне», допустим, на каком-то плакате или у себя в «Вконтакте» или еще где-то, то можно ли считать это высказывание призывом к препятствованию? Вроде бы нет. Непонятно, какие какие вообще ухищрения может предпринять лингвист вместе с психологом, чтобы сказать, что это призыв к препятствованию, или что это дискредитирует использование вооруженных сил? Потому что дискредитация предполагает, ну, хотя бы оценочное суждение. А ведь в этих словах нет никакого оценочного суждения. Поэтому это очень странная методичка. Но, честно говоря, все применение этой статьи ужасно странно. Мы это видим на практике, эти 3 тысячи и уже больше дел. Конечно, мы не видели все материалы, их слишком много, но очень много странных дел. Даже не говоря о самой статье, просто видно, что их натягивают, что это никак не соответствует составу написанного. П росто любое высказывание, которое звучит негативно по отношению к этой операции, просто может быть интерпретировано как правонарушение. Никаких формальных признаков тут нет. Нельзя сказать, что если человек употребил слово «война», то это правонарушение. Масса народу употребляет слово «война». Но если человек ее поддерживает, то он может говорить любые слова. А вот если он не поддерживает, тогда никакие экивоки его не спасают.

RFI: Если человек просто перепостит в сети чужое высказывание, не добавляя никаких своих коментариев, он тоже попадает под действие этой статьи?

Да, безусловно. Существует давно сложившаяся пактика по другим статьям о публичных высказываниях. И были разъяснения Верховного суда по этому поводу, что если человек делает репост, то должен быть отменен контекст этого репоста. Контекст – это его комментарии, это комментарии других людей, которые как то может быть, отражают коммуникативную ситуацию, и другие его публикации соседствующие (в каком контексте он это у себя на ленте поставил). Если, скажем, это высказывание направлено против, как тут сказано, использования вооруженных сил в каких-то целях, и он его репостит, и соседние его посты примерно отражают то же отношение, то суд будет иметь основания думать, что он с этим высказыванием согласен, даже если он не комментировал его никак. Если же наоборот, то по идее, наоборот. Хотя мы знаем, по практике, что, конечно, всякое бывает.

RFI: Вы говорили, что в стадии разработки находится уже около 3 тысяч дел.

И уже есть десяток уголовных дел по этой дискредитации. Это люди, которые были наказаны в административном порядке, наказания вступили в силу, и после этого эти люди снова допустили, так сказать, подобные высказывания, которые были интерпретированы как дискредитация. Тогда на них было заведено уголовное дело. Одно из них даже уже закончилось приговором. И эти уголовные дела будут умножаться, потому что люди же не молчат, все равно они продолжают что-то обсуждать. Меж тем, вынесенные ранее административные решения постепенно вступают в силу, так как это требует некоторого времени. И, соответственно, будут заводить все больше уголовных дел.

RFI: Насколько люди знакомы с этими статьями? Потому что Интернетом пользуется очень много людей. Ну и в очереди тоже, как вы говорите, разговаривают о событиях в Украине очень много людей. Насколько они знакомы с тем, что у нас содержится в уголовном и административном кодексах, насколько им вообще грозит такая опасность, и насколько самит люди опасаются этого? Или люди не думают об этом?

Ну, вы знаете, мне трудно сказать, какой процент людей прямо знаком именно с этими статьями. Я думаю, что небольшой. Но интуитивно, мне кажется, большинству людей понятно, что высказывания против нынешней политики властей по отношению к Украине могут быть наказуемы. Люди могут не знать конкретных статей и тем более не различать их между собой. Я, кстати, вижу часто, что журналисты, когда пишут, просто путают их названия – дела о дискредитации путают с делами о фейках. Потому что это новое законодательство, к нему не привыкли. И, конечно, люди не помнят формулировки законов, но они понимают, что это наказуемо. С другой стороны, все мы понимаем, что любое правоприменение у нас, касающееся публичных высказываний, – это правоприменение выборочное. То есть не все люди, которые сказали что нибудь негативное на эту тему, привлечены к административной ответственности. Зато некоторые привлечены уже по два-три раза. От чего это зависит? Да много от чего это зависит. Поэтому кто-то боится, как всегда, в таких случаях, кто-то не боится. В общем, люди реагируют очень по разному на такую ситуацию.